Зачем тебе цензура, Илон Маск?

"Сегодня неверно говорить о возобновлении цензуры. Куда правильнее ставить вопрос о смене ее интересантов с наших недругов на самих себя. Сама природа цензуры – вполне естественна,"-Джомарт Алиев, первый проректор РГСУ

Илон Маск «зарубился» с европейскими властями по поводу бывшего «Твиттера». Это хороший повод поговорить о том, чего в современном российском обществе нет – о цензуре. В нашей Конституции, основа которой была принята в 1993 году, статья 29 прямо гласит: «Цензура запрещается». И казалось бы – вот они, настоящие европейские ценности, вот она, свобода слова. Однако за сорок с лишним лет до этого, в 1950 году, европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод разрешила ограничивать свободу слова «по соображениям национальной безопасности или для установления общественного порядка». То есть если у нас, то ограничение информации – это нарушение прав человека, гнет и тирания, а если в Европе – то защита основных свобод? Тогда давайте разбираться.

Понятие цензуры происходит от латинского термина censura, которое означает строгое суждение. Российские либералы начала 90-х традиционно переврали, притянув термин к слову census, что в римском праве означало периодическую переоценку имущества для сословного деления граждан. По их замыслу выходит – чем человек состоятельнее, тем больше у него прав, в том числе и на информацию?

Но вот если вернуться к истинному значению слова, к «строгому суждению», то цензура – механизм надзора за содержанием и распространением информации всех видов, от новостей и знаний до музыкальных и сценических произведений. Отсюда вытекают три вопроса: кто надзирает, кем определены его ограничения и для чего они установлены?

На самом деле всегда, начиная с Новгородского вече, наше общество создает институты власти для того, чтобы добровольно делегировать им часть своих прав – с ожиданием, что институты власти будут исполнять свои определенные функции. В первую очередь – обеспечивать нашу безопасность: политическую, технологическую, продовольственную и т. д. Мы, как общество, с пониманием и поддержкой относимся к запрету определенных действий вроде наркоторговли, потому что это ограничение направлено на обеспечение нашей безопасности. Мы поддерживаем ограничения в информационном пространстве, с пониманием относясь к режиму государственной тайны. А еще мы спокойно относимся и к корпоративной цензуре, которая, кстати, больше свойственна Западу – и может быть весьма суровой. Попробуйте от лица, к примеру, JPMorgan сказать что-то, что противоречит официальной позиции компании: результат не заставит себя ждать. Не верите – спросите у Трампа/Цукерберга. Или у того же Маска.

Более того, мы готовы объяснить самоцензуру, к которой прибегаем постоянно. Тогда почему же институт государственной цензуры вызывает такое бурное отторжение? По сути, цензура – это проявление тех самых функций государства, которые делегировало ему общество.

И тут дело лишь в тех, у кого это вызывает отторжение; и друзья ли они нашему государству и обществу?

Выскажу парадоксальную, на первый взгляд, мысль: первые двадцать лет после распада СССР цензура в российском обществе де-факто была. А как иначе понимать неформальный запрет на любые упоминания о Сталине? А на позитивную информацию об одном из самых успешных проектов в истории человечества – Советском Союзе? Найдите в публикациях 90-х и нулевых хотя бы одну справедливую фактологическую статью, которая критиковала бы действия наших внутренних врагов, связанные с разрушением российской промышленности, и при этом говорила бы о том, каким трудом эта промышленность была создана в Советском Союзе. Ведь не секрет, что в 90-е годы едва ли не в каждом нашем федеральном ведомстве сидели советниками сотрудники соответствующих ведомств США. И без их согласия ни один релиз, ни одно публичное заявление не выходило в свет. Вот вариант ответа на вопрос, кто у нас в тот период выполнял функции цензоров, вместо ликвидированного Главлита. А в нулевых их роль подхватили разные общественные и международные организации, впущенные нами в российское информационное пространство.

Поэтому сегодня и неверно говорить о возобновлении цензуры. Куда правильнее ставить вопрос о смене ее интересантов с наших недругов на самих себя. Сама природа цензуры – вполне естественна. Нужно признать и принять, что цензура является нормальным инструментом выполнения институтами власти своих обязанностей. Более того, в современном цифровом мире – это их долг!

Конечно, цензура должна иметь определенные границы. До перегибов позднего СССР доходить нельзя. Цензура не должна угнетать процесс творчества: никто не может запрещать сельскому поэту писать стихи восхваления нетрадиционной ориентации. Но вот транслировать этот «творческий продукт» в нашу социосферу государство запретить обязано. Мы его для этого выбрали.

И еще один запрет на цензуру, который следует признать безусловным – это вмешательство в частную жизнь, начиная с перлюстрации частной переписки. Тут нельзя даже приближаться к беспределу сегодняшних США и Европы.

В остальных областях запрет цензуры выглядит неактуальным и устаревшим. А в некоторых социальных средах, скажем – среди молодежи и особенно детей, он просто вреден: государство обязано защищать интересы большинства граждан всеми способами, включая цензуру. Большинства, а не отдельных или избранных. Что плохого в том, что был введен жесткий запрет на пропаганду гомосексуализма? Людей с нетрадиционной ориентацией от природы не более 7%. Почему тогда остальные 93% нашего общества должны воспринимать их ценности? Что плохого в том, что наших детей будут ограждать от склонения к суициду? Кто-то же должен защитить нас от их колониальных правил. Почему права меньшинств, врагов и преступников важнее прав большинства?

Естественно, возникает вопрос о том, как это реализовать. Тут все несложно: в случае, если финансирование информационной среды идет из государственного источника, то государство должно устанавливать определенные требования к этой информации.

Очевидно, что никто не может отрицать право художника на самовыражение, на отступление от традиционных форм. Пожалуйста – но за свой собственный счет, на деньги спонсоров и меценатов; и не на сцене государственного театра, не в эфире государственного телевидения и т. д. Никто не призывает запретить авторские продукты, даже если они идут вразрез с традиционными ценностями. Но создавать и транслировать это за государственный счет – нельзя. И не нужно запрещать ничего в социальных и сетевых СМИ, кроме случаев прямого нарушения законов. Но и финансировать их за государственный счёт – ни прямо, ни косвенно – тоже нельзя. Не можешь модерировать свои площадки – извини, вот тебе штраф.

Раз уж мы за много лет скультивировали в обществе мысль, что единственным эквивалентом успеха являются деньги – да будет так. И не надо никому читать морали и создавать какие-то правила (которые тут же будут обходиться). Надо просто отключить всех тех, кто не готов блюсти общественные интересы, от любой формы государственных денег. Другого языка они просто не поймут.