Эволюция «мовы»: а ведь мог получиться красивый язык

Продолжим цикл статей, которые (что удивительно) собирают наибольшую аудиторию. 

Сообщаю честно: немного озадачен этим фактом, приношу извинения тем, кто ожидает «исторические наперстки» не в столь заезженной теме. 

Загадка в чём? 

Проблема не прошла всей полноты анализа с 2014 года, когда с цепи нацисты сорвались? 

Как очень много читающий человек, уверен — ещё как прошла. 

Даже последний бабкин утюг всё подробно разложил.

Кто такие «свидомиты», откуда вылупилось бандеровское отродье, как искусственно создавали «украинскую нацию», кто конкретно придумывал ей современный «язык». 

Что именно было взято (и откуда) для создания химер «национального величия», как переписали мировую и русскую историю под селюковские амбиции пана Немоякобылы и его кума Вислогузова…

Повторимся.

По ссылкам Читатель ходить не любит (сам такой), статьи подробные уже писаны. 

Выжимка будет краткой: украинский язык начался с пародийного изложения древнегреческой поэмы Вергилия «Энеида». 

За авторством салонного интеллектуала из Полтавы — Сергея Котляревского. 

Он в сатирическом изложении крепко посмеялся на «селюковским говором» маргинальных слоев местного социума, безграмотного крестьянства. 

«Балакающего» на жутком «суржике». 

Из набора русский, польских, немецких, малоросских слов. 

Получилось так:

(Иллюстрация из открытых источников)

Над этим языком изложения… хихикали до самого Бердичева, пардон. 

Котляревский (и как любят поминать, Тарас Шевченко) ни сном ни духом не ведали про «украинский язык». 

Тем более про господствующую ныне «украйинську мову». 

Увидели бы сегодняшнюю литературу Украины — в гробах бы перевернулись оба. 

Провалились на сотню метров глубже. От стыда и досады. 

Потому что писали Шевченко и Котляревский свои произведения на малорусском наречии. 

Что совсем не «украинский язык».

Малорусское наречие — древнерусский язык средневековой Руси, обильно разбавленный польскими заимствованиями. 

Обиходное наречие села, бытового общения холопов Речи Посполитой (русской национальности, особо пораженных в правах). 

За несколько веков панства они самым естественным образом переняли слова и обороты из языка «ясновельможных». Сейчас это называется с негативным оттенком — «суржик».

Именно над этим толсто шутил Котляревский. Над говором малоросских крестьян Полтавщины и Черниговщины, наиболее выраженного и непонятного для образованной публики. 

Можно сказать — это было эталоном сельского общения тех мест. Малорусский говор был очень красив и певуч, необычен. 

Мечта фольклориста. Но, увы… слишком примитивен, чтобы стать языком литературы, науки и даже делопроизводства.

Еще в 1861 году «вождь» украинофилов Кулиш назвал Котляревского выразителем «антинародных образцов вкуса». 

Обвинил в издевательстве над «украинской народностью», язык поэмы заклеймил «образцом кабацкой украинской беседы». 

Написал гневно:

«Котляревский выставил напоказ всё, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина».

Ох, уж эти господа-интеллектуалы… 

Позже этот самый Кулиш, руководствуясь идеями «национального украйинського видродження», сам сидел днями над перелицовкой текста «Энеиды» 1862 года. 

Исправлял ее, дополнял, вставлял новые слова. 

На правах «старшего товарища» редактировал тексты своего друга Шевченко…

Пантелеймон Кулиш (Иллюстрация из открытых источников)

Литературный украинский?

Как только национализм в Малороссии стал формироваться на уровне интеллектуального движения кружков и салонов, возникла проблема. 

Полная негодность крестьянского наречия к оперированию абстрактными, отвлеченными понятиями науки и литературы. 

Резала слух примитивность, бытовая направленность. 

Это образованные националисты поняли без долгих раздумий. 

Но цель стояла великая: не давала кушать спокойно родственная (в первом поколении) близость малорусского наречия к русскому литературному языку.

Тут пришлось пойти на сделку с совестью эстетов. 

Несостоятельность селянской «мовы» пришлось переформатировать, полякам и сепаратистам срочно требовался для «разбудовы» отдельной украинской нации — отдельный язык. 

С обязательным условием: он максимально не должен походить на русский. 

Сначала необходим… литературный украинский. Потом как пойдет, заграница нам поможет.

Это была такая политика, не выдумки великодержавных «москалей» прошлого и настоящего. 

Существование общего для малороссов и великороссов языка столетиями отравляло жизнь ясновельможным панам. 

Ещё во времена Речи Посполитой.

Польский король Ян Казимир, воевавший с Богданом Хмельницким, безошибочно увидел корень проблем шляхты, проигравшей «голытьбе и козакам». 

Выступая в сейме, прямо сказал: главная угроза для Речи Посполитой заключается в тяготении малороссов к Москве, «связанной с ними языком и верой».

Граф Стадион в 1848 году, его тезка по титулу Бадени в 1898 году это доказательно обосновали. Сформулировали задачу для «польского реванша». 

Прямо указывали: нужно искусственным путем создать такой язык, «который как возможно далее отстоял бы от общерусского».

(Иллюстрация из открытых источников)

Как это было?

Очень интересное свидетельство оставил аноним под инициалами «Ф.С.И». 

Он ярко нарисовал образ одного из «прародителей» полонизации Павлина Савицкого, главного заводилу среди польских эмигрантов, осевших в землях Австрии. 

Сей муж очень много писал под псевдонимами «П.Стахурский, Павло Свой, Д.Лозовский». 

Издавал газетенку «Siolo» на малорусском языке (польскими буквами). 

Даже получил место учителя в академической гимназии во Львове. 

Во время лекций происходили такие сцены:

«Учитель в лекции употребляет слово: «вийсько». Ученики кричат хором:
— У нас говорят не «вийсько», а «войско».
Учитель:
— Нехай буде по вашему войско.
Учитель в лекции употребил слово «потуга». Ученики кричат хором:
— Що — то за «потуга»? Мы такого слова не знаем.
Учитель отвечает:
— Потуги не знаете? То польская «potega».
Ученики:
— У нас говорят: могущество, всемогущий Боже.
Учитель:
— Ну, нехай будет по вашему «могущество».
Вот так велась наука».

Есть другое свидетельство из галицийских земель, как во второй половине XIX века там закипела работа по созданию «древнего украинского языка». 

Общественный деятель Угорской Руси Добрянский писал:

«… все польские чиновники, профессора, учителя, даже ксензы стали заниматься по преимуществу филологией, не мазурской или польской. Нет, но исключительно нашей, русской, чтобы при содействии русских изменников создать новый русско-польский язык».

Тоже была статья на канале. 

Как было изнасиловано русское правописание, как пытались заменить кириллицу латиницей. 

Есть документ австрийского наместника Галичины графа Голуховского, ставшего министром внутренних дел Австрии.

Циркуляр от 20 декабря 1859 года предписывал всем государственным учреждениям Галичины употреблять только латинские буквы. 

Массовые протесты тогда атаку на русский язык отбили.

Но реформаторы сменили тактику, из русского алфавита выкинули буквы «ы», «э», «ъ», тут же введя новые: «є», «ї» и апостроф. 

Завели алфавиты в школы Буковины, Галиции и Закарпатья, сделали обязательными… 

Вспомним интеллектуальные потуги того же Кулиша, чья фонетическая грамматика была использована в качестве основы для грамматики «риднойи мовы».

Когда до него дошло, что «кулишовка» используется поляками и австрийцами для сортировки русинов на «правильных» и «неправильных»; когда последние стали ущемляться в правах, изгоняться, в тюрьмы сажаться по языковому маркеру — он пришел в ужас. 

В письме украинофилу Дедицкому Кулиш заявил предельно жестко:

«Видя это знамя («кулишевку») въ непріятельскихъ рукахъ, я первый на него ударю я отрекусь отъ своего правописаныя во имя русскаго единства».

(Иллюстрация из открытых источников)

Ничего же не спрятать. 

Как потом «украинцы», поляки и австрийцы принялись украинизировать лексику русского языка. 

Из словарей вымарывать слова, хоть как-то и отдаленно напоминающие русские. 

Как пустоты заполняли польские, немецкие, выдуманные неологизмы. 

Это же всё было. Слово очевидцу:

«Наши украинофилы так поступают: выкидают давние слова, давние буквы, даже давние молитвы, давний язык церкви — а вымышляют новые слова, новые молитвы, которые не всякий понимает».

Эксперимент, если честно, был признан националистами с паспортами Российской империи — крайне неудачным, даже похабным. 

Совести хватало еще сказать: язык искусственный, наспех слепленный.

 К тому же жесточайшими методами навязывался через школы русскому населению австрийского Прикарпатья и Закарпатья. 

Тонкие гуманистические натуры это считали варварством. 

В конце XIX века был выбран другой путь. «Украинским литературным языком» плотно занялось научное «Общество им. Тараса Шевченко» во главе с паном Грушевским.

(Иллюстрация из открытых источников)

Сначала нужно было максимально далеко выпрыгнуть из лона литературного русского языка. 

Не откажу в изяществе замысла, когда за основу было взято наречие Червонной Руси. 

Для выражения сложных и отвлеченных понятий использовались не самые плохие польские слова, речевые обороты и изредка — перелицованные немецкие. 

Это было тонкой работой, в пику грубой и неблагозвучной «галицийской тарабарщине» австрияков.

Мало кто знает, но современный литературный украинский язык построен не на основе полтавско-черниговского малоросского наречия. 

Хотя именно оно было признано (даже русскими лингвистами начала ХХ века) — эталоном украинского языка. 

Но… слишком уж «русскостью» отдавал этот диалект. Поэтому высоколобые члены научного общества им. Т. Шевченко нашли другую основу — подгорский галицийский диалект. 

Уже порядком засоренный польскими и немецкими словами. Но народом чутка благозвучно обкатанный.

Все было бы ничего… если бы время не поджимало. 

В научную работу включились недалекие знатоки подольско-волынского диалекта, многочисленные сотрудники львовских изданий, больные «свидомией» на всю голову. 

Малорусские слова стали не аккуратно искажать, а именно (заметив общерусские признаки в фонетике, лексике, морфологии или синтаксисе) — браковать. Щугорев писал:

«Охотнее всего русско-украинские реформаторы перекраивали на свой лад готовые польские слова и через 15 лет (к 1906 г.) превратили свой язык, быть может, неожиданно для самих себя, в польско-галицийский жаргон».

Проверить это легко, достаточно любому гражданину современной Украины прочитать неспециализированный текст из украиноязычной газеты начала ХХ века. 

Проверить со словарем наличие там исковерканных польских, немецких, чешских слов. 

Они еще не очень «замаскировались». 

Всё, что найдется не иноземного, — будет обычным русским языком, с пока редкими вкраплениями неологизмов. 

Можно проверить в обратную сторону: изъять из современного украинского языка польские заимствования. 

Попробовать поговорить и крепко удивиться, насколько сложным станет даже бытовое общение.

(Иллюстрация из открытых источников)

Даже у яростных адептов «украинизации» в те годы сдавали нервы. 

Когда они видели дерусификацию малорусского наречия. 

Был такой… патриарх и классик малорусской литературы Иван Нечуй-Левицкий. 

Махровый националист, глыба и столп «языкового возрождения и украинского литературного прорыва», как его ныне на хоругвях таскают.

Выписывая из Галиции свежие литературные «творения», набитые польско-немецкими заимствованиями и неологизмами, под горилку придуманными — в неистовство титанов впадал! 

Хоть дед уже был древний и ветхий, но безошибочный вывод сделал: идёт не чистка языка от «русизмов», а его целенаправленная подмена. 

Старик так написал:

«Получилось что-то и вправду, уж слишком далекое от русского, но вместе с тем оно вышло настолько же далеким от украинского (малорусского наречия)».

Патриарх «украинского литературного», этот мудрый интеллектуал работал ведь в другом направлении. 

Всегда настаивал: язык нужно составлять на основе приднепровских народных говоров, а не галицийской «говирки». 

Его ухо не выносило польское, немецкое и еврейское языковое влияние. 

Даже в газетах предупреждал:

«Во Львове нельзя научиться украинскому языку, а можно только утратить свой чистый украинский язык окончательно…».

(Иллюстрация из открытых источников)

Стал на склоне лет «Батько Нечуй» яростным критиком и экспериментов научного Общества им. Тараса Шевченко. 

Хохотал в голос над «украйинськой литературной мовой Грушевського» и ему подобных. 

Первым вытащил на божий свет позор этого профессора, который… не знал малорусского наречия. 

Это действительно так и было. 

А «ридну мову» (в галицийском варианте) Грушевский стал изучать, только переехав во Львов.

Сегодня понятна техника его «творения». 

Есть любопытные исследования лингвистов (не русских, на минуточку!), которые, показывают: профессор брал русские тексты и поверхностно переводил их на обиходный немецкий язык. 

Разговорный. 

Полученный результат перетолмачивал в польский. 

А затем накладывал на галицийскую «тарабарщину», заполняя пробелы из двух предшествующих переводов. 

Ладно бы это системно работало… получился бы приличный немецко-польский литературный язык для Галичины. Но… увы.

Выродился жуткий форшмак из корявых словосочетаний и странных слов. 

Сдобренный странными знаками в правописании. 

Не верите? Почитайте сочинения Грушевского тех лет, запаситесь салфетками… 

Слезы смеха утирать. 

Это невозможно одолеть даже тяжелобольному «свидомией» головного мозга. 

Бог тогда отвел украинцев от языка Грушевского, не иначе. 

Его просто не поняли! Даже братья-националисты и предатели-сепаратисты.

Батько Нечуй вколотил последний гвоздь:

«Этот книжный научный язык тяжелый и не чистый… сложился по синтаксису языка латинского или польского, так как книжный научный польский язык складывался по образцу тяжелого латинского, а не польского народного… его ни один украинец не сможет читать, как бы он не напрягался».

Он много потом еще написал, прозревший на склоне лет, Батько Нечуй. 

Ужаснулся, когда понял — куда всё катится. 

Его вопли не услышали, политика слишком глубоко вошла в сферу лингвистики «украинского языка». 

Старик заклеймил новояз — «мутью и каламутью, которую никто не поймет». 

Жаловался в личных письмах:

«…это не язык, а какой-то жаргон. А когда Кулиш говорил Вам, что галицкий письменный язык следует выбросить на мусорник, то он говорил правду… желиховка (усовершенствованная Желиховским «кулишевка») со своими двумя точками над «і» и с апострофом, так совсем не годятся».

(Иллюстрация из открытых источников)

Исход был предрешен,

вообще-то. Настоящим исследователям и интеллектуалам не дали времени на создание литературного украинского языка из малороссийских говоров и диалектов. 

Корявый новоиспеченный польско-галицкий жаргон стал большими тиражами завозиться через границу в Малороссию. 

Под видом «риднойи мовы», некритично брался в оборот многочисленными противниками царизма, революционерами и сектантами.

В начале XX века на австрийские деньги стали издаваться газеты на «украинском языке». Они не находили читателя. 

Не будь денег австрийского Генштаба, проект помер бы в первый год. 

Но была политическая воля немногочисленных «сознательных украинцев», они читали это кривясь, ругаясь, как тонко подметил украинофил Дорошенко. 

Потому что… «надо».

«Разумеется, надо учиться, чтобы овладеть хорошо языком письменно и устно. Однако же язык должен быть таким, чтобы его понять можно было без специальной подготовки…».

Вот такая картина. 

Научная. 

Мог получиться у патриотов Украины свой собственный, красивый и понятный большинству малороссов язык? 

Да, безусловно. На нем бы хотели говорить, писать великие произведения. 

Хотели интеллектуалы этого, благими были цели? 

Можно полемизировать, но политика царской России сахарком не была. 

Многим не нравилась. 

В воздухе уже витали «парады суверенитетов», пахло грозой страшных войн и формулировались идеи «самоопределения народов».

Но, увы… Победили совсем другие силы. 

У агрессивно и революционно настроенных «свидомых» не было ресурсов и времени качественно работать с населением, воспитывать новые «украинские элиты». 

Раньше, в середине XIX века, на обработку кандидата в адепты «украинской великой идеи» уходили годы, тонны аргументов, многие тысячи страниц ортодоксальной литературы… 

Ручная настройка каждого индивида.

На стыке политических противостояний «Польши от можа до можа», Австро-Венгрии, Германии не нужны были увещевания и взывания к «национальной» совести и разуму. 

Требовались бойцы. Простые, безжалостные, прямые как рельс — эффективные решения. Они были найдены, но это другая история…