От «всё идёт по плану» до внезапного форс-мажора

За пять месяцев, прошедших со сдачи Херсона, ситуация на линии фронта стабилизировалась. Экономика и финансовая система выстояли, несмотря на новые пакеты санкций. Протестные настроения на минимуме. Система управления работает спокойно и ритмично. На заседании Совбеза обсуждают интеграцию новых регионов и обеспечение их безопасности. А главными пунктами политической повестки остаются единый день голосования – 2023 и большой транзит 2024 года. Казалось бы, всё под контролем. Но в воздухе разлито ощущение тревоги.

«Всё идет по плану», как в известной песне Егора Летова. Или как в сказке о Мальчише-Кибальчише: «Небо ясное, ветер тёплый... И всё бы хорошо, да что-то нехорошо». Но у Аркадия Гайдара вслед за этим предчувствием «пришла беда, откуда не ждали». А у нас пока ничего не происходит. Действия, которые могли бы как-то разрешить проблемы и разрядить ситуацию, откладываются, решения не принимаются. Зачем делать резкие движения, если всё и так более-менее нормально?

Проблема, однако, состоит в том, что ситуация и на фронте, и в тылу стабилизировалась в положении неустойчивого равновесия, которое в любой момент может взорваться катастрофическими сценариями, а кажущаяся нормальность происходящего не блокирует угрозы, но всё сильнее сжимает пружину ожидания неизбежной развязки.

Логика «нам бы день простоять да ночь продержаться» ведёт к поражениям

Начало и весь ход спецоперации показали неготовность России к серьёзному противостоянию и неспособность быстро перестраиваться по ходу дела. Военная мобилизация, о необходимости которой военные говорили ещё в апреле, была проведена только в сентябре, после отступления из Харьковской области. Но было уже поздно. Следом пришлось оставить и стратегически важные позиции в Херсоне. Полноценное снабжение армии не налажено до сих пор: социальные сети полны отчётов волонтёров о доставке в воинские части средств передвижения, аппаратуры для связи, тепловизоров и другого оборудования.

Готовы ли российские военные к отражению наступления, которое всё время переносится, но, судя по настрою Киева и Вашингтона, рано или поздно состоится, непонятно.

Подготовка ведётся, но готовиться и быть готовым – это не одно и то же.

К спецоперации тоже готовились, и времени, казалось бы, было вполне достаточно. С момента, когда Владимир Путин пригрозил Украине потерей государственности, до начала СВО прошло три с половиной года, а потом ещё 13 месяцев войны. И что? Киевская власть на месте, а Россия отступила от пяти из восьми областей, занятых в первые недели боёв, и продемонстрировала неспособность освободить Донбасс и защитить от обстрелов и бандитских рейдов свои регионы.

Точно так же 80 лет назад СССР оказался не готов к отражению атаки Третьего рейха. И хотя в стране была проведена не только военная, но тотальная мобилизация, а на нужды армии в три смены работали все предприятия и дети руководителей страны гибли на фронте, первая убедительная победа под Сталинградом была достигнута только на 20-м месяце кровопролитных боёв и перенапряжения тыла.

Сегодня ничего подобного не происходит. Страна упорно делает вид, что живёт мирной жизнью, а ставки тем временем растут. США и их сателлиты накачивают Украину всё более мощным оружием. А Москва так и не решается уничтожить мосты через Днепр и перевалочные станции, чтобы блокировать оружейный трафик и ударить по пресловутым центрам принятия решений, тем самым осложнив Киеву руководство операцией. Или предпринять ещё какие-то действия для того, чтобы переломить ситуацию.

После хаоса, произошедшего во время первой мобилизации, и реакции на него населения разговоры о второй волне находятся под негласным запретом.Фото: Министерство обороны РФ

Военные эксперты, как и год назад, настаивают на необходимости наращивания численности вооружённых сил, но разговоры о второй волне мобилизации находятся под негласным запретом. А до мобилизации элит дело, скорее всего, вообще не дойдёт. Что бы ни происходило вокруг, они будут продолжать делить власть, должности, влияние и собственность до тех пор, пока страна не скатится в очередную катастрофу.

О целях спецоперации, а также о том, что войну невозможно выиграть, находясь в глухой обороне, стараются вообще не вспоминать.

Боевые действия ведутся в логике «нам бы день простоять да ночь продержаться». Но в сказке Гайдара бойцы ждали подмоги Красной армии, а сегодня российская армия уже здесь, на поле боя. И это значит, что рассчитывать можно только на самих себя, или, как пишет имеющий длительный опыт противостояния киевскому режиму донбасский блогер: «Наши не придут. Все наши – это мы».

Попытки договориться с противником заводят в тупик

За тактикой, нацеленной на сохранение статус-кво, невозможно разглядеть стратегию России, тем более что она ориентирована на поиск компромисса или, попросту говоря, на попытки договориться о мире или перемирии на приемлемых условиях. Эта игра Москвы началась через четыре дня после первых залпов спецоперации встречами российских и украинских делегаций в Гомеле и Бресте, продолжилась скандально известными переговорами в Стамбуле и ведётся до сих пор.

Расчёт, похоже, делается на то, что в ситуации борьбы за передел мира, помноженной на политические скандалы в США и страхи теряющей суверенитет Европы, военная помощь Киеву станет слишком обременительной для его англосаксонских кураторов. Определённую роль должен сыграть и миротворческий настрой Китая. Другой вопрос – можно ли о чём-то договариваться с Украиной и Западом, учитывая их жёсткий антироссийский настрой, привычку обманывать своих визави и использовать мирные передышки для подготовки новых атак на Россию.

В феврале 2015 года в столице Белоруссии были подписаны вторые Минские соглашения. На фото: Александр Лукашенко, Владимир Путин, Ангела Меркель, Франсуа Олланд и Пётр Порошенко во время переговоров по урегулированию ситуации на Украине.Фото: сайт президента РФ

Москва почему-то не принимает во внимание негативный опыт Минских соглашений, приверженность которым поставила её в положение цугцванга, когда выбирать пришлось между плохим и очень плохим вариантами. В итоге российское руководство решило не дожидаться неминуемой атаки ВСУ на Донбасс (с прорывом к российской границе и дальше) и объявило о начале спецоперации, что дало возможность Западу обвинить Россию в агрессии.

При таком раскладе подписание ещё одного договора, вероятнее всего, даст тот же результат. Но дело не только в этом.

Готовность Москвы, которая год назад собиралась провести демилитаризацию и денацификацию Украины, договариваться с киевским режимом расценивается внешними игроками как проявление слабости, а поддерживающими проведение СВО российскими гражданами – как предательство. Но это не останавливает «партию мира», сторонники которой обсуждают сегодня не то, нужно или не нужно договариваться с Киевом, а чем именно придётся пожертвовать России ради «долгожданного мира»: Запорожской областью, Донбассом или Крымом.

И это при том, что Россия уже обозначила свои переговорные позиции, включив в свой состав ЛДНР и ещё два украинских региона.

Недооценка угроз оборачивается большими потрясениями

На этом тревожном фоне страна продолжает жить нормальной мирной жизнью, но в неё время от времени врываются события, обнажающие глубину и размах угроз, с которыми сталкивается Россия. Речь идёт не только о неудачах на фронте вроде провала наступления под Угледаром, но и об обстрелах населённых пунктов приграничных областей, атаках беспилотников на военные аэродромы Калужской, Курской и Саратовской областей, терактах в Москве (подрыв Дарьи Дугиной) и в Санкт-Петербурге (Владлен Татарский убит, ещё три десятка человек ранены), задержании с поличным (в момент закладки в тайник) американского гражданина с удостоверением журналиста The Wall Street Journal в Екатеринбурге.

Корреспондент московского бюро американской газеты The Wall Street Journal Эван Гершкович (в центре) был задержан в конце марта в Екатеринбурге за шпионаж.Фото: Сергей Савостьянов/ТАСС

Отдельная тема – поджоги военкоматов и другие мелкие теракты, происходящие практически каждый день. Они с самого начала попали в разряд малозначительных событий, регулярные сообщения о которых можно найти в агитирующих за проведение подобных акций телеграм-каналах. Между тем здесь мы имеем дело с началом террористической войны, организация которой, судя по вовлекаемому в неё контингенту (подростки, неприкаянная молодёжь, пенсионеры, безработные), ведётся системным образом с явной целью поставить подобные поджоги и подрывы на поток.

В открытых источниках достаточно информации о работе западных разведок с ориентированными на протест молодыми людьми и теми, кто убежал от войны в страны ближнего зарубежья. И история Дарьи Треповой, которая устроила недавний теракт в петербургском кафе, хорошо иллюстрирует схему, используемую при подготовке подобных акций и рекрутинга террористов-дилетантов. А идеологическая база для них уже создана в социальных сетях, где вся эта деятельность замыкается на некую «Национальную республиканскую армию», которая таким образом борется с «преступным путинским режимом».

У России уже был опыт рутинизации подобных угроз в самом начале 90-х, когда на Северном Кавказе захватывали автобусы и взрывали административные здания.

Его плоды пожинали в течение 10 лет войны и разгула террора в европейской части страны. Сначала, если кто-то забыл, это были массовые захваты заложников в Будённовске и Первомайском, затем взрывы домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске, а потом ещё и ужасы «Норд-Оста» и Беслана.

Инстинктивно защищая свою психику, люди стараются «забыть» о подобных событиях и не видеть их сходства с тем, что происходит сегодня. Они «задвигают» на периферию своего сознания всё, что может вызвать аналогичные ассоциации. Но тот же инстинкт самосохранения должен заставлять власть плотно работать с такими эксцессами уже просто потому, что их накопление чревато политическими и социальными последствиями, до которых лучше не доводить.

Противники готовятся к решительным ударам, а власти – к плановому сценарию

Ситуация на театре военных действий и внутри страны похожа на весенний наст снега: поверхность плотная и гладкая, а наступишь или нажмёшь посильнее – сразу провалишься в талую жижу. Власти сталкивались с этим эффектом во время частичной мобилизации, которая в течение одного дня привела в смятение значительную часть общества. Но потом всё как-то успокоилось и вернулось на круги своя.

Каждый занят своим делом: одни помогают фронту, другие преумножают и вывозят за границу капиталы, а между этими двумя крайностями огромная масса людей, пребывающих в состоянии скорбного бесчувствия.

Они ждут перемен и одновременно боятся их.

Оснований для оптимизма нет, но и ничего особенно плохого вроде бы не происходит. А если и происходит, то воспринимается как рутина, в которую превратилось всё – от бесконечных боёв за Бахмут до череды терактов в российской глубинке.

Социологи рапортуют о стабильности и снижении протестных настроений, а также о том, что эмоциональные реакции общества на спецоперацию (гордость за Россию – 43 процента, тревога и страх – 35 процентов) «носят устойчивый характер и не способны поколебать патриотический консенсус общества и власти». Правящий класс, убаюканный этими рассуждениями и уверенный, что всё под контролем, занимается сентябрьскими выборами и подготовкой к большому транзиту, до которого осталось чуть больше года.

Внутриполитический блок Администрации президента излучает уверенность, что всё идёт по плану: выборы пройдут без эксцессов в заранее намеченные сроки. Признаков того, что власть принимает какие-то меры по преодолению форс-мажоров, которые вполне могут возникнуть в воюющей стране, нет.

И это вызывает недоумение уже потому, что в российской истории неожиданные сломы плановых сценариев случались множество раз.

Иван Грозный много лет вёл вполне успешную Ливонскую войну, и тут Турция – совершенно неожиданно – посадила на польский престол венгра Стефана Батория, который, собрав наёмников со всей Европы, пошёл в наступление, а ему – тоже совершенно неожиданно – помогла Швеция, захватившая Нарву и Ивангород. В итоге всё кончилось пораженческим миром, через полгода после заключения которого Иван Грозный скончался, а Россия начала путь к Большой смуте начала XVII века.

В феврале 1917 года дела на фронте шли неважно, но Россия готовилась к наступлению, которое было запланировано на май, и тут – опять же совершенно неожиданно – случилась революция вместе отречением Николая II и прочими хорошо известными событиями.

Август 1991 года. Надписи на колоннах Белого дома в Москве после путча.Фото: Валерий Христофоров/ТАСС

Подобные развороты возможны и в мирное время. Вопрос российского престолонаследия был расписан в секретных документах семьи Романовых, но после смерти Александра I его брат Константин – совершенно неожиданно для многих – отказался от престола, и Россия получила восстание декабристов.

В августе 1991 года, когда перестройка, как пел Летов, «шла по плану» и отдыхавший в Форосе Михаил Горбачёв собирался, вернувшись в Москву, провести подписание нового Союзного договора, как чёрт из табакерки, появился ГКЧП. И это сдвинуло историю СССР на трек распада и локальных войн, последствия которых Россия и всё постсоветское пространство расхлёбывают по сей день.

Несмотря на весь этот опыт неожиданностей, демиурги российской политики почему-то полагают, что сегодня слом плановых сценариев невозможен.

Но, судя по ситуации в мире, алармизму англосаксов и авантюризму Киева, обстановке на фронте, террористической войне внутри страны и двусмысленному поведению части элит, основания для такой уверенности сократились до бесконечно малых величин.

Вбрасывая информацию о неготовности Киева к наступлению, противники России готовятся к решительным ударам не только на фронте, но и в российском тылу, и произойти всё это может очень скоро. По некоторым данным, в пасхальную неделю.

Вера Зелендинова