ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТb

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

[...] В общей теории государства не малое значение имеет вопрос об его определении. Почти все авторы считают для себя предварительно обязательным сделать определение государства; некоторое же из учебников посвящают вопросу об определении целую главу. При этом предлагаемые определения отличаются сравнительно большим разнообразием, – и различия их не сводятся только к грамматической форме выражения, расхождения имеют гораздо более глубокую основу и исходят из принципиальных разногласий в понимании предмета. Вообще нужно сказать, что всякое определение, в особенности же определение научное, всегда заключает в себе некоторую, зачастую скрытую гипотезу об определяемом предмете. Этого гипотетического элемента лишены разве только чисто тавтологические определения (суждения чистого тождества) в роде: «государство есть государство». Всякое другое определение, даже если оно сознательно не хочет быть «суждением о государстве, но простым перечислением отличительных признаков, наличность которых не предрешает «основных вопросов политической теории», необходимо содержит в себе теоретический элемент, ибо не может не утверждать некоторой связи предмета с рядом других предметов, связи, которая обычно кажется совершенно саморазумеющейся, а потому и незаметной.

Поэтому, какое бы мы ни сделали определение государства, в нем мы необходимо «уложим» определяемое в определенный ряд вместе с другими явлениями, установим определенную связь между этими последними и государством. Задача научного определения предмета и заключается в том, чтобы вполне уяснить этот теоретический элемент, эту основную гипотезу, которая силой вещей лежит в основании первоначального определения, влияя таким образом на

120

весь последующий ход научных построений. В этом смысле слова каждое научное определение государств необходимо должно быть некоторым основанием или принципом для теории государства. В определении должны заключаться в концентрированном, как бы сгущенном виде те возможности, которые развернутся потом в цельное здание науки. Определение, которое не ставит своей задачей породить из себя предмет, заставит возникнуть его, суть определения, лишенные всякой научной ценности. Можно сделать тысячи таких определений, но для науки они не будут иметь ровно никакого значения.

Различия существующих определений государства и сводятся к различию тех гипотез, которые скрыто или открыто, бессознательно или сознательно вводились философами права и государствоведами в самом начале их научных изысканий.

Наиболее распространенное в настоящее время воззрение сводит определение государства к трем моментам: союз людей, власть и территория. Иногда ограничиваются, впрочем, и двумя первыми, полагая, что в истории мы встречаем такие общества, которые не имеют определенной территории, и, по-видимому, нет основания отказать таким обществам в названии государств». Часто указывают, что из этих трех моментов наибольшее значение имеет момент властвованья, так как без принудительного властвования, по-видимому, не бывает государства и без него государство даже не может быть мыслимо. При этом значение первого момента как будто упускается, если только он не сводится к тем саморазумеющимся признакам, о которых даже не следует говорить в науке. Но мы не можем не подчеркнуть, что как раз в моменте этом и содержится та основная гипотеза, которая является определяющей для всякой возможной науки о государстве. Недостаточное уяснение принципиального характера этой основной гипотезы оказывает нередко самое пагубное влияние на теорию государства. В сущности говоря, государство нельзя определить иначе, как «совокупность людей», как «союз «, как «объединенное множество» и т.д. Этот основной момент в идее государства, на который с преимущественной силой указывали древние, не может не играть в теории государства самой значительной роли. Наличностью его по существу дела утверждается принципиальная принадлежность предмета к известного рода фактам, которые мы в широком смысле этого слова называем социальными. В этом первом и, надо сказать, малозаметном и как бы малопримечательном моменте определения совершается тот важнейший в процессе научного творчества акт, при помощи которого предмет «полагается в ряд « с другими предметами и таким образом устанавливается известная на него точка зрения, известный принцип

121

или известная гипотеза. В моменте этом устанавливается та область», к которой определяемый предмет принадлежит, и в соответствии с этим устанавливается «областная» категория, господствующая в данной сфере науки. Словом, здесь совершается то, что составляет основу всякого определения,- решение вопроса, к какой сфере предметов или к какой реальности принадлежит государство?

Нельзя отклонить постановку этого вопроса указанием на то, что он есть вопрос «метафизический», вопрос, которым наука не может и не должна заниматься. Даже для представителей того взгляда, согласно которому задача науки сводится к простому описанию и классификации явлений, остается обязательным создать научное описание и классификацию, удовлетворяющую требованиям «естественности» или соответствия с «истинной» природой изучаемых фактов. «Естественная» классификация исходит из взгляда, что «идеальные связи», установленные разумом между абстрактными идеями, «соответствуют реальным отношениям между конкретными существами, в которых те абстракции воплощаются». С этой точки зрения логический порядок научных понятий не может не быть отражением «порядка онтологического», т.е. истинно существующего «между вещами». Поэтому всякое научное описание необходимо включает в себя эту гипотезу реальности. Во многих случаях она бывает недостаточно ясно выраженной или просто разумеется как самоочевидная. Последнее обычно имеет место тогда, когда в определениях государство ставят в ряд с явлениями социальными, определяя его как реальность некоторых совокупностей. При этом по большей части неясным остается, что представляет собою «соединение» или «союз «, какими особенностями обладают «совокупные» предметы вообще и составленные из людей совокупности в частности.

Принципиальная важность выяснения этого, почти что самоочевидного момента в понятии государства определяется сознанием необходимости того, что в процессе научного исследования не должно быть скрытых предпосылок и предположений. Раз государство необходимо полагается в ряд с явлениями специальными, теория этих последних должна быть введена в учение о государстве, как вполне опознанный элемент.

Но нет ли возможности совсем обойти этот социальный элемент в идее государства? Нельзя ли сделать определение, которое, хотя и относилось бы к государству, однако избегало бы ставить его в связь, что мы называем «совокупностями», «союзами», «общением « и т.п. ? Подобные попытки встречались в истории науки о государстве, и на них нельзя не остановить особого внимания. Преимущественно делались они юристами, – и даже не всеми ими, а той

122

юридической школой, которая учит о юридической личности государства. Стремления определить государство при помощи основных юридических понятий привели, как известно, к трем возможностям – к определению государства, как объекта права, как правоотношения и как юридического лица или особого субъекта права. Обычно называют первые две теории реалистическими, тогда как к последней не совсем правильно применяют название теории идеалистической. Это название реализма, с особым ударением подчеркиваемое немецким ученым Лингом, по смыслу своему хочет, именно, утвердить взгляд, что основным элементом государственного общения является отдельная человеческая личность и что в государстве нет ровно никакой иной реальности, кроме реальности человеческих личностей. Поэтому в государстве нет и не может быть никакой особой собственной воли. То, что некоторые государства разумеют под этой волей, есть по мнению одного из представителей этой гипотезы, Зейделя, не что иное, как воля властителя, объектом которой являются живущие на определенной территории люди; или, как учит Линг и у нас Коркунов, это есть единое юридическое отношение, – «отношение многих связанных сознанием общей зависимости личностей». Но чем же является подобное состояние междуличной зависимости, подобное coetus multitudinis, как не некоторым социальным отношением? Чем же является с этой точки зрения государство, как не особым видом коллективного бытия людей, особым видом человеческого общения? Будем ли мы понимать это общение как некоторый коллективно-психологический процесс или же как особую связь «посредством нормы», как «единство воль», нормативно мотивируемых к поведению, – и в том и в другом случае государство предстанет перед нами как особая зависимость людей, как связь между лицами, составляющими общество.

Если, таким образом, идея государства, как объекта права или как правоотношения, включает в себя необходимо социальный момент, то нельзя сказать, чтобы он вполне отсутствовал и в теориях, утверждающих, что государство есть субъект права или лицо юридическое. С одной стороны, многие видные представители этой теории смотрят на юридическую конструкцию государства, как на известный технический прием, который в методологических целых отвлекается от решения субстанциальных вопросов о том, чем является государство по своему существу, по своей природе. Вопросы эти пускай решают философы и социологи, юрист для своих конструкций вполне правомерно может ими не заниматься. Если он и не подчеркивает таким образом социальный момент, не включает государство в ряд социальных явлений, то делает он это по техническим, а не принципиальным соображениям. С другой же стороны,

123

сама теория юридического лица, как она разрабатывается философами и цивилистами, также может привести юриспруденцию к утверждению некоторого социального состава, являющегося реальной основой того, что именуют юридической личностью вообще. По крайней мере, когда нам говорят, что юридическое лицо есть особый социальный организм или особое отношение между людьми, – не утверждают ли тем самым, что в этой идее заключается прямое указание на некоторый социальный момент? Но не заключается ли также косвенно указания на этот момент и в теории фикций, согласно которой для социального обихода нами создаются лица вымышленные, фиктивные, – и даже в теории целевых имуществ, служащих не только личным, но безличным, социальным целям. Во всяком случае, все эти теории не заключают немыслимости поставить юридическое лицо в связь с явлениями социальными. И если юридическая теория государства не хочет заниматься отводами, если не намерена перекладывать бремя доказательств на цивилистов, она должна будет признать, что и в государстве, как субъекте права, мы имеем дело с юридическими свойствами некоторых «совокупностей», в социальной природе которых едва ли есть основание сомневаться. И признать это приходится с тем большим основанием, что некоторые новейшие течения в области теории юридического лица все более и более уясняют нам, что тайна юридического лица раскрывается, коль скоро мы взглянем на него как на особое, правовое отношение людей в обществе.

Общая теория государства находится в этом отношении в более привилегированном положении, чем общая теория права. Перед ней не возникает, обычно, тех многочисленных контроверз, которые связаны с проблемой реальности права. Мы знаем, что в реальности права сомневались многие юристы, полагающие, что область нормативного вообще лежит вне сферы реальных отношений, вне области фактов, но в области «должного» и «значимого». Но можно сказать, что сомнение в реальности государства есть гипотеза, которая до сей поры еще не была высказана даже крайними нормативистами, – и именно потому, что по отношению к государству она обнаруживает полную свою неприменимость. По природе своей государство необходимо включает в себя этот момент реальности. Если мы даже свяжем его с идеей нормы, то мы принуждены будем признать, что государство есть реальность действующих норм. Кому такое определение покажется методологически бессмысленным, кто скажет, что норма не может быть реальна, тот, стоя на точке зрения нормативизма, принужден будет выдвинуть в понятии государства какой-либо иной момент реальности. То, именно, обстоятельство, что нормативная, или идеалистическая школа, в правоведении пре-

124

имущественно придерживается взгляда на государство, как на юридическое лицо или субъект права, является косвенным подтверждением этой реальной природы государства. Ведь, по мнению нормативистов, субъективный элемент права, в противоположность норме или праву в объективном смысле этого слова, как раз и является моментом правовой реальности. И государство, воплощая в себе эту субъективную сторону права, тем самым не может не приобщиться к миру реальных явлений. И реальность эта не может быть не чем иным, как реальностью человеческого общения, особой реальностью социальных явлений.

Мы выдвигаем поэтому в определении государства в первую очередь момент социальный, – момент «общения», «союзности», «совокупности», а не момент властвования, который иные считают наиболее важным и решающим. Конечно, государство есть «властный» союз, но, именно, «союз», а не что-либо иное. И притом само властвование в государстве есть отношение социальное, ведь не является же оно «властвованием» над вещами или властвованием над собственной «волей»; напротив, это есть властвование над людьми и в средь людей, или же, кто хотел бы расширить определение, это есть властвование над разумными и духовными существами, способными входить друг с другом в общение. Нельзя отрицать, конечно, что стихия властвования составляет главную особенность государственной жизни, и в этом отношении, быть может, государствоведы слишком мало уделяли внимания изучению явлений властвования и подчинения. Но, в то же время, едва ли можно построить теорию властных отношений между живыми существами, не поставив ее в самую тесную связь с теорией общения. Эта последняя не может не служить основой для первой.

Как бы то ни было, но момент власти не отделим от идеи государства, что едва ли можно без оговорок сказать о третьем признаке понятия о государстве, – о территории. Нельзя отрицать, что с точки зрения эмпирической действительности все современные государства представляют собою союзы территориальные. По-видимому, и история нас убеждает, что образование государственных форм всегда было связано с прикреплением к известной территории, с оседлостью населения. Наконец, и методологически признак территориальности позволяет нам отличать государство от других властных, но не территориальных союзов, каковым является, например, церковь. Трудно было бы не согласиться со всеми этими соображениями, если только не сходить с почвы действительных государственных форм и их опытно-исторического изучения. Однако стоит поставить вопрос о том, насколько момент территориальности входит в родовую сущность государства, связан ли он с нею

125

какою-либо внутренней необходимостью или привходит в качестве более или менее случайного фактического элемента, – как тотчас откроется, что между идеей государства и признаком территориальности нет никакой существенной связи. В самом деле, нет никакой рациональной невозможности мыслить государство и без определенной территории, как некоторый универсальный властный союз, объединяющий не только жителей всей нашей планеты, но и, скажем, души других разумных и духовных существ, если они только существуют. По-видимому, древние философы и христианские писатели так, именно, и представляли себе мир; – как большое универсальное государство, объединяющее все существа под властью единого властителя и царя. Пусть современность отвергает реальность: такой универсальной монархии, но логическая мыслимость ее все же остается фактом. И она ни в каком смысле не нуждается в какой-либо определенной территории. Вообще говоря, признак территориальности указывает нам на границу государственного общения и его властной организации. Он указывает на то, что объединение людей властью дробит их на своеобразные единицы и общения, которые представляют из себя как бы своеобразных индивидуумов. Общий закон индивидуализации, который мы наблюдаем везде – и в бытии мертвой материи, которая, несмотря на свою видимую однородность распадается на определенные типы вещества, и в явлениях живого вещества, расслояющегося на роды, виды и индивидуумы, и, наконец, в области духовных явлений, распыленных на отдельные психические центры,– закон этот как бы еще раз повторяется и в совокупной жизни людей, которые не идут в своей истории путем универсальной организации всех, но посредством образования отдельных коллективных единиц и образований. В союзах властных единицы эти и связаны бывают с определенным куском земли, с определенной, ограничивающей их власть частью физического пространства. Но это тот эмпирический признак, который ни в коем случае не вытекает из самой идеи государства, ибо общение и власть способны, по-видимому, выходить из этих эмпирических границ, расширять их все более и более, охватывать все большее и большее количество существ, становиться, стало быть, универсальной. Иными словами, с точки зрения родовой сущности государства признак территории не может рассматриваться в качестве необходимого и конституитивного.

В истории государствоведения различные мыслители вкладывали в понятие государства и еще целый ряд весьма различных признаков. Таково, например, столь часто встречающееся в истории государственных теорий введение в определение государства понятия организма. Определяя государство, как организм, тем самым дают

126

уже готовую теорию человеческих союзов, сближая их с органическими единствами. При этом, разумеется, в теорию государства вводятся все многочисленнейшие и по большей части непродуманные предпосылки, связанные с теорией органических явлений. Нередко определяют государства при посредстве некоторых моральных категорий, утверждая, что это есть «совершенный» союз, или союз «свободных» людей, ставя таким образом государственное общение в один ряд с общением нравственным или правовым. Вводят также в определение государства нередко идею цели, которую государственный союз преследует. Однако все эти и многочисленные другие гипотезы обладают производным характером: общий смысл их, как мы увидим, определяется основным взглядом на государство, как на род человеческого общения. [...]

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТb

[...] Власть есть такое отношение между людьми, в котором каждый из членов занимает положение неравное, неодинаковое. Понятия «выше» и «ниже» суть вечные атрибуты властного отношения, которое нельзя без них мыслить. В отношениях властных члены их занимают всегда определенно разное положение, которое можно характеризовать как положение некоторой более или менее постоянной зависимости одних людей от других. Зависимость эта, впрочем, не исключительно односторонняя. Природе социальных отношений противоречило бы такое положение дел, в котором отношения между личностями перестали быть взаимодействиями самостоятельных единиц, превратились в одностороннюю зависимость одной, исключительно пассивной стороны, от другой – исключительно активной. Как справедливо отметил Зиммель, во властных отношениях дело идет не о том, чтобы влияние властвующего определяло поведение подвластного, но о том, чтобы это последнее оказывало свое обратное воздействие на властвующего. Поэтому наличность взаимодействия можно наблюдать даже в тех рудиментарных формах властвования, которые стремятся к одностороннему определению поступков и действий других людей посредством чужой воли. В конце концов такое отношение «властвования», в котором властвующий стоит к подвластным в положении художника, лепящего статую, вообще нельзя назвать «общением», ибо здесь отсутствует характерный для социальных явлений момент «взаимодействия».

127

Однако это взаимное влияние душ во властных отношениях приобретает характер отношения, в котором всегда имеется некоторый перевес активности, некоторое преимущество влияний одной стороны, обусловливающей своими более или менее самостоятельными действиями определенное поведение другой. Такое состояние междупсихического неравновесия может быть весьма различно по своей прочности; оно может быть также весьма разнообразно по своему объему, не только охватывая большие или меньшие общественные круги, но и различно касаясь входящих во властное общение лиц. Но даже тогда, когда прикосновение власти отличается весьма интенсивным характером, властное отношение не теряет тех особенностей, которые характеризуют состояние взаимодействия. Поэтому трудно отдельные элементы этого взаимодействия рассматривать изолированно. Между ними всегда имеется некоторая взаимная связь, особенности одних всегда означают особливое проявление других.

Вследствие этого властные отношения имеют тенденцию объединяться в известные системы, образующие различного характера единицы властвования, – своеобразные устойчивые системы междуличных отношений, основанные на постоянном неравновесии находящихся в общении субъектов. Эти системы и обнаруживают некоторые постоянные свойства как во внутренних своих отношениях, так и во внешних, – как в своей властной, так и в своей междувластной природе. Внутри подобная система властвования всегда представляет собою некоторое состояние длительности, некоторое единство разнообразия, – то, что старые юристы называли ststus'oM. Статус не есть мгновенный, возникнувший и тотчас же погасший процесс, это есть, напротив, длительное состояние властвования, более или менее прочно соединяющее входящих в общение лиц. Статус пребывает, несмотря на все изменения, которые происходят в отдельных проявлениях властного отношения. Семья, напр., представляющая собою подобную единицу власти, может совершать те или иные действия, выполнять ту или иную работу, так или иначе руководиться своей главой – отцом семейства, но все эти разнообразнейшие линии ее поведения, обусловленные различными конкретными условиями ежедневной жизни, не мешают быть ей единой властной единицей, – именно, данной семьей, данным состоянием властвования. Но если мы возьмем гораздо менее прочную и гораздо более поверхностную единицу власти, которая имела бы происхождение искусственное или договорное, напр., управляемый кем-либо оркестр музыкантов, рабочую артель, то и здесь мы будем иметь дело с некоторым длящимся единством отношений, сохраняющим свою природу в пределах постоянных изменений. Властный

128

статус, так же как и всякое социальное отношение, обладает поэтому характером динамическим. Это не есть неизменное равновесие равенства, но подвижная устойчивость, основанная на живом и актуальном преобладании. [...]

Текст печатается по изд.: Алексеев Н. Н. Очерки по общей теории государства. М., 1919. С. 35 – 43, 179–181

Госуда́рство — особая организация общества, объединённого общими социокультурными интересами, занимающая определённую территорию, имеющая собственную систему управления и обладающая внутренним и внешним суверенитетом.

Термин обычно используется в правовом, политическом, а также социальном контекстах. В настоящее время вся суша на планете Земля, за исключением Антарктиды и некоторых других территорий, разделена между примерно двумястами государствами.

Государство

Государство, основное орудие политической власти в классовом обществе. В более широком смысле под Г. понимают политическую форму организации жизни общества, которая складывается как результат возникновения и деятельности публичной власти — особой управляющей системы, руководящей основными сферами общественной жизни и опирающейся в случае необходимости на силу принуждения. Поскольку Г. строится по территориальному принципу, этот термин иногда неточно употребляют как синоним понятия "страна". Известны различные типы Г. — рабовладельческое, феодальное, буржуазное, социалистическое; различные формы организации Г. — монархия (абсолютная и конституционная), республика (парламентская и президентская), советская республика, унитарное государство и союзное Г. (федерация). К середине 1971 существовало около 150 Г.

Основные признаки Г.: 1) наличие особой системы органов и учреждений, образующих в совокупности механизм Г. (специфическое место в этом механизме занимает аппарат принуждения: армия, полиция и т. п.). Г., по определению В. И. Ленина, "... всегда было известным аппаратом, который выделялся из общества..." (Полное собрание соч., 5 изд., т. 39, с. 72). Механизм Г. становится всё более сложным и разветвленным по мере усложнения жизни общества в её социально-политических и технико-экономических аспектах; 2) наличие права, т. е. обязательных правил поведения, устанавливаемых или санкционируемых Г. С помощью права Г. как политическая власть закрепляет определённый порядок общественных отношений, а также структуру и порядок деятельности государственного механизма; 3) наличие определённой территории, пределами которой ограничена данная государственная власть. Выступая как территориальная организация, Г. активно способствовало процессу формирования наций.

Г. — основное, но не единственное политическое учреждение классового общества; наряду с Г. в развитом обществе функционируют различные партии, союзы, религиозные объединения и т. д., которые в совокупности с Г. образуют политическую организацию общества. Отличие Г. от др. политических институтов классового общества состоит в том, что ему принадлежит высшая власть в обществе (суверенность государственной власти). Верховенство государственной власти конкретно выражается в универсальности (её властная сила распространяется на всё население и общественные организации данной страны), прерогативах (государственная власть может отменить любое проявление всякой другой общественной власти), а также в наличии таких средств воздействия, которыми никакая др. общественная власть не располагает (например, монополия законодательства, правосудие). См. также Суверенитет.

Г. представляет собой социальное явление, ограниченное определёнными историческими рамками. Первобытнообщинный строй не знал Г. Оно возникает в результате общественного разделения труда, появления частной собственности и раскола общества на классы.

Экономически господствующие классы нуждаются для защиты своих привилегий и закрепления системы эксплуатации в особом властном механизме политического господства, каким и явилось Г. и его аппарат. С появлением Г. этот механизм уже не совпадает с обществом, как бы стоит над ним и содержится за счёт общества (налоги, сборы). Как ни различны исторические формы Г., государственной власти и организации аппарата Г., его сущность, природа его отношений с обществом — это политическая власть господствующего класса (диктатура класса). Классы, владеющие средствами производства, становятся с помощью Г. политически господствующими и тем самым закрепляют своё экономическое и социальное господство и руководящую роль внутри данного общества и в его взаимоотношениях с др. Г. и странами.

Г., таким образом, обусловлено в конечном счёте характером производственных отношений и способа производства в целом, оно является надстройкой над экономическим базисом. Вне этой зависимости не могут быть поняты и объяснены генезис Г., переход от одного исторического типа Г. к другому. В ходе истории Г. приобретает по отношению к базису значительную, хотя и относительную, самостоятельность. Его самостоятельное воздействие на основные сферы жизни общества (в т. ч. на экономику), исторические и социальные процессы весьма существенно и осуществляется в разных направлениях, т. е. Г. может способствовать развитию общественных отношений или, наоборот, тормозить его. По мере усложнения государственно-организованного общества роль этого воздействия возрастает.

На протяжении длительного периода истории в классово антагонистических формациях Г. существовало как орудие господства имущего меньшинства над эксплуатируемым большинством. Основная функция Г. этого типа состояла и состоит в закреплении и охране экономических и политических условий эксплуатации и господства имущих классов, подавлении сопротивления неимущих масс населения. В отношении господствующего класса Г. выступает как особый орган, управляющий общими делами индивидов и групп этого класса, а в отношении трудящихся классов, т. е. большинства населения, — как орудие подавления. Вместе с тем Г. как официальный представитель общества и управляющая система не может не осуществлять и общесоциальную деятельность, призванную поддерживать необходимые условия существования цивилизованного человеческого общежития (организация транспорта, связи, просвещения, здравоохранения и т. п.). В этой связи К. Маркс выделял в деятельности Г. "...выполнение общих дел, вытекающих из природы всякого общества, и специфические функции, вытекающие из противоположности между правительством и народными массами" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 25, ч. 1, с. 422). Однако главное в деятельности эксплуататорского Г. определяется именно этой противоположностью: "Государство есть машина для угнетения одного класса другим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие подчиненные классы" (Ленин В. И., Полное собрание соч., 5 изд., т. 39, с. 75). Лишь в 20 в. в результате победы Великой Октябрьской социалистической революции в России возникает совершенно новый тип Г. — социалистическое Г., представляющее собой политическую власть трудящегося большинства, а затем и всего народа (общенародное Г.) и открывающее перспективу перехода, с ликвидацией классов, к безгосударственным формам управления обществом.

Добуржуазная социально-политическая мысль выдвинула различного рода религиозно-теократические представления о Г., а также т. н. "патриархальную теорию", рассматривавшую Г. как продолжение отцовской власти в семье. Однако она, как правило, не различала общество и Г. Буржуазная наука также не дала удовлетворительного ответа на вопрос о сущности Г. В. И. Ленин отметил, что "...едва ли найдется другой вопрос, столь запутанный умышленно и неумышленно представителями буржуазной науки... как вопрос о государстве" (там же, с. 66). Основное в подходе буржуазной науки к Г. — неприятие тезиса о Г. как орудии классового господства вообще, как орудии классового господства капитала. Широко распространённое в буржуазной литературе определение Г. как сочетания власти, населения и территории является поверхностным, формальным и неполным именно потому, что оно игнорирует классовое господство как конструктивный фактор, объединяющий эти три признака в понятие Г. Представители органической теории государства изображают Г. в виде особого живого организма, переносят на него биологические законы, оправдывая тем самым как естественные явления, с одной стороны, угнетение масс эксплуататорским Г., а с другой — экспансионистские устремления Г. Другое направление — т. н. юридическая школа — скрывает социально-экономическую основу Г. за его юридической трактовкой, рассматривая Г. исключительно как правовое явление ("юридическое олицетворение нации", "персонификация правового порядка" и т. п.). Неоднократно предпринимались откровенно идеалистические попытки трактовать Г. как порождение особых духовных начал, "идею Г.". В современной буржуазной политической науке преобладает психологическая концепция Г., объясняющая Г. наличием в человеческой психике стремлений — "импульсов" — власти и подчинения.

Подлинно научное учение о Г. было создано К. Марксом, Ф. Энгельсом и В. И. Лениным. Его создание позволило раскрыть сущность Г. как социального явления, установить его внутренние, коренные, качественные черты, основные цели и функции, его роль в классовом обществе, отражение сущности Г. в различных формах и политических режимах. Марксистское учение о Г., вскрывающее закономерности развития Г. в ходе смены общественно-исторических формаций, — важный исходный пункт теории социалистической революции и путей коммунистического преобразования общества.

Исторические типы Г. Каждой классовой общественно-экономической формации соответствует определенный исторический тип Г. Смена исторических типов Г. — закономерный процесс ликвидации устаревших форм государственной организации общества, сковывающих его развитие, и замены их новой государственностью, способствующей складыванию и упрочению более развитого социального строя. Поэтому функции каждого последующего типа Г., методы их осуществления и его политические формы богаче и сложнее, чем организация политической власти предшествующих формаций.

Первым в истории Г. было рабовладельческое Г. — диктатура класса рабовладельцев. Сущность этого Г. отражала первое крупное классовое деление общества — на рабов и рабовладельцев. Возникновение рабовладельческого Г. относится к 4—3-му тыс. до н. э., когда происходило формирование Г. в Древнем Египте, Древнем Китае и на территории Двуречья. В рамках этого типа Г. можно выделить государства Древнего Востока (Древний Египет, Вавилон, Ассирия и др.), в которых сохранялись пережитки первобытнообщинного строя. Особенности развития производительных сил (в частности, необходимость строительства и поддержания ирригационных сооружений) обусловили довольно значительную экономическую роль Г. в этих странах, где характерной формой правления являлась деспотия, деспотическая монархия. Наиболее полного развития система рабовладельческого Г. достигла в античных государствах Древней Греции и Древнего Рима. В Г. развитого рабовладения существовали различные формы правления: монархия (Римская империя), аристократическая республика (Спарта) или демократическая республика (Афины). Однако при этом разнообразии форм правления любое Г. древности "...было государством рабовладельческим все равно — была ли это монархия или республика аристократическая или демократическая" (Ленин В. И., там же, т. 39, с. 74).

Феодальное Г. возникло в связи с зарождением феодальных производственных отношений. Его возникновение в Европе относится к 5—11 вв. Основу феодального общества составляла собственность феодала на землю, а феодальное Г. являлось диктатурой класса феодалов. Основной формой правления феодального Г. является монархия в различных её вариантах. Для периода феодальной раздробленности характерна раннефеодальная монархия, когда при наличии слабой центральной власти в Г. имелось множество самостоятельных или полусамостоятельных Г. (княжеств, сеньорий и т. п.). В процессе централизации государственной власти сложилась сословно-представительская монархия. Одной из опор центральной власти в этом процессе являлись зажиточные слои городов; в результате возникли органы сословного представительства (земские соборы в России, генеральные штаты во Франции, парламент в Англии и т. п.). Исторически последней формой феодального Г. была абсолютная монархия (см. Абсолютизм), развившаяся в период окончательного преодоления феодальной раздробленности и завершения процесса образования централизованного Г. При абсолютной монархии верховная власть самодержавно и неограниченно принадлежит одному лицу — монарху, без всякого участия народа в законодательстве и в контроле за управлением. В эпоху феодализма существовали своеобразные Г. — т. н. города-Г., в которых устанавливалась республиканская форма правления (Новгород, Псков, Венеция, Генуя, Флоренция и др.). Власть в городах-Г. принадлежала богатой верхушке населения (городской аристократии, патрициату), её представители образовывали городской совет (сенат), избирали высших должностных лиц. Города-Г. возникали, как правило, на важнейших торговых путях, в них наиболее широко развивались ремёсла и торговля, раньше всего складывались капиталистические отношения. Для всех Г. феодального типа характерна огромная роль церкви как политической и идеологической силы феодального общества, способствовавшей обеспечению и укреплению господства феодалов над массой эксплуатируемого населения.

Буржуазное Г. возникло в результате буржуазных революций, направленных против феодально-абсолютистской монархии и феодальных отношений. Там, где буржуазия в холе этих революций шла на компромиссы с дворянством (например, Великобритания), буржуазное Г. приняло форму конституционной монархии; там же, где буржуазия добивалась более или менее полного господства, оно выступало в форме демократической республики. Множественность форм правления буржуазного Г. осталась и в последующем характерной чертой буржуазного типа Г., хотя различие этих форм существенно сгладилось. "Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: все эти государства являются так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии" (Ленин В. И., там же, т. 33, с. 35).

Буржуазное Г. периода домонополистического капитализма присущи следующие черты: 1) цензовый характер, т. е. отстранение с помощью имуществ, и иных цензов широких слоев населения от участия в формировании органов государственной власти. Будучи значительным шагом вперёд по сравнению с феодальными порядками, буржуазная демократия и её основные институты (парламентаризм, принцип равноправия и др.) носили формальный, урезанный, классовый характер; 2) сосредоточение основных усилий Г. преимущественно на функции политической, в том числе на военно-полицейской охране интересов господствующих классов внутри и вне страны. Г. этого периода рассматривалось как "полицейский" или "ночной сторож", охраняющий капиталистическую систему, но не вмешивающийся непосредственно в её функционирование; 3) сохранение в механизме Г. значительных позиций дворянско-помещичьих сил. Буржуазная революция, как правило, не ломает старый государственный механизм, который постепенно приспосабливается к потребностям капиталистической системы.

В эпоху империализма и особенно общего кризиса капитализма происходит огромный рост аппарата буржуазного Г. Воздействие Г. на основные сферы общественной жизни возрастает, функции его расширяются. Эти процессы связаны прежде всего с обострением классовых противоречий. Рост сознательности и организованности рабочего класса и др. трудовых слоев населения, широкое распространение коммунистических идей приводят, с одной стороны, к повышению уровня классовой борьбы, расширению антимонополистического и демократического движений, а с другой — к последовательному сужению социальной базы политического господства капитала. В этих условиях монополии всемерно укрепляют основное орудие своего господства — Г. и его военно-полицейский аппарат. Усиление роли Г. связано с милитаризмом и развитием государственно-монополистического капитализма.

В условиях государственно-монополистического капитализма, при усложнении технико-производственной стороны жизни общества как следствия научно-технической революции, наряду с расширением функции принуждения значительных масштабов достигают экономическая функция буржуазного Г., а также его идеологическая активность внутри и вне страны. Государственно-монополистический капитализм соединяет силу монополий с силой Г. в единый механизм в целях спасения капиталистического строя, обогащения монополий, подавления рабочего движения и национально-освободительной борьбы, развязывания агрессивных войн. Монополистический капитал уже не делит ни с кем политическую власть, а буржуазное Г. выступает как орган по управлению делами монополистической буржуазии. Достигает апогея процесс сращивания монополий с верхушкой государственного аппарата.

На политический режим, устанавливаемый буржуазным Г., на его формы правления существенное воздействие оказывает поворот монополистического капитала от буржуазной демократии к реакции как следствие сужения социальной базы Г. и использования рабочим классом и др. трудовыми слоями институтов буржуазной демократии. Наиболее ярким выражением этого поворота является установление фашистской тоталитарной государственности (классическим примером такого Г. была нацистская Германия). Однако и при сохранении буржуазно-демократических форм правления проявляются авторитарные тенденции к правлению "сильной личности", возрастает роль правительства и его аппарата за счёт умаления полномочий выборного парламента, ведётся наступление на демократические права и свободы граждан и организаций. Но авторитарный курс монополистической буржуазии наталкивается на противодействие широких народных масс во главе с рабочим классом, выступающих в защиту своих демократических завоеваний, за их расширение, что вызывает обострение классовых противоречий буржуазного общества.

Для внешней функции империалистического Г. характерно стремление к экспансии. Эта тенденция монополистического капитала дважды в 20 в. ввергла человечество в опустошительные мировые войны. Империалистические Г. ведут подрывную деятельность, в том числе и идеологическую, против социалистических стран, ищут новые формы неоколониалистской эксплуатации государств Азии, Африки и Латинской Америки, вставших на путь независимости.

Расширение экономической деятельности империалистических Г. изображается буржуазными идеологами как якобы коренная трансформация и превращение его в "государство всеобщего благоденствия", а усложнение политической структуры современного капитализма (рост роли политических партий, профессиональных и иных союзов и организаций) — как процесс "диффузии власти" (см. "Государства всеобщего благоденствия теория", "Диффузии власти" теория). В действительности империалистическое Г. было и остаётся основным орудием классового господства империалистической буржуазии, оно выступает как сила, пытающаяся задержать социальный прогресс, увековечить изжившие себя капиталистические общественные отношения.

В эпоху крушения колониализма образовалось множество независимых Г. в Азии, Африке и Латинской Америке, а колониальные и полуколониальные страны ведут борьбу за национальную независимость. Значительная часть молодых независимых Г. по экономическим и социальным чертам (многоукладность экономики и др.) не может быть отнесена ни к одному из основных типов Г. Некоторые из этих Г. встали на некапиталистический путь развития, ориентируясь в перспективе на строительство социалистического общества. В этих Г. социалистические ориентации осуществляются серьёзные экономические и социальные преобразования: проведение демократических аграрных реформ, создание государственного сектора в экономике, национализация собственности иностранных монополий и т. д.

Социалистическое Г. В результате социалистической революции, влекущей за собой слом эксплуататорского аппарата Г., возникает принципиально новый тип Г. — социалистическое Г. Прообразом Г. социалистического типа, первой организацией государственной власти трудящихся во главе с рабочим классом была Парижская Коммуна 1871. В результате победы Великой Октябрьской социалистической революции в 1917 возникло Советское государство — первое в мире государство трудящихся, установилась диктатура пролетариата. В 1924 встала на путь социалистического развития Монгольская Народная Республика. Разгром германского и итальянского фашизма, а также японского милитаризма во 2-й мировой войне 1939—45, вызвавший бурный рост революционного и национально-освободительного движения во всех регионах мира, привёл к победе народно-демократической революции в ряде стран Европы и Азии, к возникновению Г. народной демократии. Образование этих государств означало, что социализм превратился в мировую систему. В 1959 в эту систему вошла Куба — первое социалистическое Г. на американском континенте.

Принципиально новая сущность социалистического Г. в сравнении с эксплуататорскими типами Г. не могла не вызвать к жизни новых организаций государственной власти. Первой формой социалистического Г. явилась открытая В. И. Лениным республика Советов. Построенная по принципу демократического централизма система выборных (снизу доверху) Советов, облечённых всей полнотой государственной власти, явилась в конкретных исторических условиях политической организацией, объединявшей всех без исключения трудящихся и представлявшей наилучшие возможности для государственного руководства массами со стороны рабочего класса и его партии. В странах народной демократии формы политической организации имели ряд особенностей в сравнении с Советами (например, наличие таких общественно-политических организаций, как Народный, или Отечественный, фронт, двух или нескольких партий), что было обусловлено историческими особенностями становления в этих странах Г. диктатуры пролетариата. Многообразие форм социалистических Г. подтверждает ленинское положение: "Все нации придут к социализму, это неизбежно, но все придут не совсем одинаково, каждая внесет своеобразие в ту или иную форму демократии, в ту или иную разновидность диктатуры пролетариата, в тот или иной темп социалистических преобразований разных сторон общественной жизни" (Ленин В. И., там же, т. 30, с. 123).

Социалистическое преобразование общества ставит перед Г. диктатуры пролетариата разнообразные задачи, с учётом уровня развития экономики и культуры, социальной структуры, национальных особенностей и традиций каждой страны. Но независимо от специфических условий той или иной страны в переходный от капитализма к социализму период перед каждым Г. диктатуры пролетариата встают задачи, вытекающие из самой сущности этого периода: подавление сопротивления свергнутых эксплуататорских классов, ликвидация частной собственности на основные средства производства, создание экономической основы социализма (социалистическая индустриализация, социалистическое преобразование сельского хозяйства, создание социалистической системы хозяйства), формирование социалистической культуры, воспитание нового человека, обеспечение обороноспособности страны. В соответствии с этими задачами Г. осуществляет ряд функций (внешних и внутренних): хозяйственно-организаторскую, культурно-воспитательную, контроля за мерой труда и мерой потребления, защиты социалистического правопорядка и социалистической собственности, обороны страны от нападения извне и борьбы за мирное сосуществование государств с различными социальными системами, функции социалистического Г. расширяются и изменяются с развитием социально-экономической структуры общества, успехами социалистического строительства. Так, в результате ликвидации эксплуататорских классов в СССР утратила своё значение функция Г. по подавлению сопротивления этих классов. Осуществляя свои функции, социалистическое Г. выступает как главное орудие построения социализма и коммунизма, представляет собой политическую организацию подавляющего большинства населения. В процессе развития социалистического Г. его социальная база постоянно расширяется, оно все более становится представителем интересов всего народа.

После полной и окончательной победы социализма диктатура пролетариата, выполнив свою историческую миссию, с точки зрения внутреннего развития страны перестаёт быть необходимой, а пролетарское Г. закономерно превращается в орган выражения интересов и воли всего народа — общенародное Г. (см. Программа КПСС, 1971, С. 101). Такой стадии развития социалистическое Г. достигло в Советском Союзе, где оно выступает как политическая организация всего народа при руководящей роли рабочего класса во главе с его авангардом — Коммунистической партией. Социальная роль Советского общенародного социалистического Г. неуклонно возрастает. В решениях 24-го съезда (1971) подчеркивается роль Советского Г. в решении внутренних и внешних задач, стоящих перед советским обществом на современном этапе строительства коммунизма. Значительно расширяются такие функции социалистического Г., как хозяйственно-организаторская, культурно-воспитательная и др. (содержание этих функций на современном этапе конкретизировано Директивами 24-го съезда КПСС по пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1971—75). Современные ревизионисты подвергают критике марксистско-ленинское учение о социалистическом Г., выдвигая тезис о необходимости отмирания Г. сразу после завоевания политической власти. Эта концепция объективно направлена на ослабление социалистических государств. В то же время лево-ревизионистские элементы ратуют за сверхцентрализацию, бюрократизацию всей государственной жизни. В условиях коммунистического строительства постоянно совершенствуется вся политическая система СССР. Пролетарская демократия превращается во всенародную демократию, развертывание которой характеризуется в Программе КПСС как главное направление развития социалистической государственности. Один из ведущих принципов деятельности социалистического Г. — широкое привлечение трудящихся к работе государственных органов, К. Маркс и Ф. Энгельс раскрыли историческую перспективу пролетарского Г. Они утверждали, что при коммунизме надобность в Г. отпадёт, поэтому пролетарское Г. постепенно само отмирает, хотя это и не означает отмирания всякой общественной власти вообще. Под отмиранием Г. они понимали устранение специального аппарата принуждения, публичной политической власти. Экономической предпосылкой отмирания государства Маркс и Энгельс считали такой уровень развития производительнх сил, при котором возможно осуществление принципа коммунизма "от каждого по его способностям, каждому по его потребностям", Ленин подчёркивал коренное отличие Г. диктатуры пролетариата, являющегося диктатурой большинства населения, от государств эксплуататорского типа, называя пролетарское Г. "полугосударством" (см. Полное собрание соч., 5 изд., т. 33, с. 231, 167). Он связывал вопрос постепенного отмирания Г. с отмиранием некоторых функций социалистического Г., например функции подавления побежденных эксплуататорских классов в связи с ликвидацией таких классов в СССР. Однако "для полного отмирания государства, — писал В. И. Ленин, — нужен полный коммунизм" (там же, т. 33, с. 95). Социалистическое общенародное Г. является как бы переходной ступенью к безгосударственной организации общества при коммунизме, когда утвердится общественное коммунистическое самоуправление — негосударственная форма управления экономическими, социальными и культурными процессами бесклассового общества,

Лит.: Маркс К. и Энгельс Ф. , Немецкая идеология, Соч., 2 изд., т. 3, с. 333: Маркс К., К критике политической экономии. Предисловие, там же, т. 13, с. 6; его же, Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта, там же, т. 8,с.206; его же, Гражданская война во Франции, там же, т. 17 с. 317; его же. Капитал, т. 3, там же, т. 25, ч. 1, с. 422, т. 25, ч. II, с. 354; его же. Критика Готской программы, там же, т. 19, с. 16—20 и 28—29: Энгельс Ф., Происхождение семьи, частной собственности и государства, там же, т. 21, с. 156—177; Ленин В. И., Уроки Коммуны, Полн. собр.соч.,5 изд., т.16, с. 451—454; его же, Марксизм о государстве, там же, т. 33, с. 123—307; его же, Государство и революция, т. 33, с. 3—123; его же. Пролетарская революция ренегат Каутский, там же, т. 37, с. 237—259; его же, О государстве, там же, т. 39, с.66-84; его же, Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре проле- тариата 4 марта 1919, там же, т. 37, с. 491—509; его же, Детская болезнь "левизны" и коммунизме, там же, т. 41, с. 1—104; Программа Коммунистической партии Советского Союза, М., 1971;Международное Совещание коммунистических и рабочих партий. Документы и материалы, М., 1969; Материалы XXIV съезда КПСС, М., 1971; Брежнев Л. И., Дело Ленина живет и побеждает, М., 1970: его же, 50 лет великих побед социализма, М., 1967; Аржанов М. А., Государство и право в их соотношении, М., 1960; Бурлацкий Ф.М. Ленин, государство, политика, М., 1970; Гулиев В. Е., Империалистическое государство, М., 1965; Современные буржуазные учения о капиталистическом государстве, М., 1967; Денисов А. И., Сущность и формы государства, М., 1960; его же, Советское государство, М., 1967; Керимов Д. А., Чехарин Е. М., Социалистическая демократия и современная идеологическая борьба, М., 1970; Косицын А. П., Социалистическое государство, М., 1970; Ленинское учение о диктатуре пролетариата, М., 1970;Петров В. С. Тип и формы государства, Л., 1967; Фарберов Н. П., Государство и демократия в период строительства коммунизма, М., 1968; Чиркин В. Е., Формы государства переходного к социалистическому типу, М., 1966; Чхиквадзе В. М., Государство, демократия, законность, М., 1967; Общая теория государства и права, т. 1. Общая теория государства, Л., 1968; Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия, М., 1970, с. 194—342; Ф. Энгельс о государстве и праве, М., [1970], с. 48—136: Мамут Л. С., К. Маркс о государстве как политической организации общества "Вопросы философии", 1968, № 7, с. 29—35.