Кровавое Воскресение...вспомним.
На модерации
Отложенный
https://youtu.be/tPOAnUCtiGY
9.01.1905 (22.01) - Провокация "Кровавое воскресенье" - начало "первой русской революции"
Мне думается понимание событий того трагического дня в истории России всегда нам самим поможет не оказаться в подобной ситуации и не стать участником и творцом больших бед. Да поможет нам в этом Господь!
(Георгий Гапон)
"Кровавое воскресенье" 9 января 1905 г. было спланированной провокацией и стало началом "первой русской революции", на разжигание которой, пользуясь русско-японской войной, мировая закулиса бросила огромные деньги.
Шествие было подготовлено организацией «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», созданной священником Г. А. Гапоном (после январской трагедии лишен сана).
Как все начиналось
3 января 1905 года началась забастовка рабочих Путиловского завода. Впоследствии Гапон напишет:
"Мы решили …распространить стачку на Франко-русский судостроительный и Семянниковский заводы, на которых насчитывалось 14 тыс. рабочих. Я избрал именно эти заводы, потому что знал, что как раз в это время они выполняли весьма серьезные заказы для нужд войны".
4 января Гапон во главе депутации явился к директору Путиловского завода Смирнову и зачитал ему список экономических требований. По поводу каждого пункта требований Гапон давал объяснения и возражал на замечания, делаемые директором, причём неоднократно обращался к сопровождавшим его рабочим со словами: «Не так ли, товарищи?» Смирнов в очередной раз отказал в удовлетворении требований, указав основания, почему они неисполнимы. На следующий день забастовка была распространена на другие заводы Петербурга, и им были также предъявлены широкие экономические требования. 5 января Гапон ходил с депутацией в правление акционеров Путиловского завода и убедился, что требования рабочих не будут удовлетворены.
6 января Гапон приехал в Нарвский отдел «Собрания» и произнёс зажигательную речь, в которой призывал рабочих обратиться со своими нуждами непосредственно к царю. Сущность речи состояла в том, что на рабочего не обращают внимания, не считают его за человека, правды нигде нельзя добиться, все законы попраны, и рабочие должны поставить себя в такое положение, чтобы с ними считались, как с людьми. При этом Гапон призывал всех рабочих, с жёнами и детьми, идти 9 января в 2 часа дня к Зимнему дворцу. В тот же день Гапон на основании предложенных ему набросков составил текст петиции на имя царя.
О Гапоне П. Рутенберг (Пётр (Пинхас) Моисеевич Рутенберг, российский революционер, израильский государственный деятель. Подпольная кличка: «Мартын Иванович») писал в 1917 году, что тот якобы не ожидал расстрела демонстрации, но совсем иные высказывания Гапона привёл И. И. Павлов в своих воспоминаниях 1908 года:
"Я убежден, что нас расстреляют… Во-первых, отступать уже нельзя, а во-вторых, за один завтрашний день, благодаря расстрелу, рабочий народ революционизируется так, как другим путем нет возможности это сделать и в десять лет и затратив десятки тысяч жизней..." (И.И. Павлов. Из воспоминаний о "Рабочем Союзе" и священнике Гапоне).
Призвав рабочих на мирную демонстрацию к Зимнему дворцу с петицией к Государю Николаю II, провокаторы готовили совсем не мирное столкновение с пролитием крови. Рабочим объявили о Крестном ходе, который, действительно, начался с молебна о здравии Царской Семьи. Однако в текст петиции без ведома рабочих были внесены требования прекращения войны с Японией, созыва Учредительного собрания, отделения Церкви от государства и «клятвы Царя перед народом».
Накануне вечером, 8 января, Государь ознакомился с содержанием гапоновской петиции, фактически - революционного ультиматума с неосуществимыми экономическими и политическими требованиями (отмена налогов, освобождение всех осужденных террористов), и принял решение проигнорировать его как недопустимый по отношению к государственной власти. При этом министр внутренних дел князь П.Д. Святополк-Мирский успокоил Царя, заверив, что, по его данным, ничего опасного и серьезного не предвидится. Поэтому Царь не счел нужным приезжать из Царского Села столицу.
Гапон же прекрасно понимал, что готовит провокацию. Он заявил накануне на митинге: «Если... не пропустят, то мы силой прорвемся. Если войска будут в нас стрелять, мы будем обороняться. Часть войск перейдет на нашу сторону, и тогда мы устроим революцию. Устроим баррикады, разгромим оружейные магазины, разобьем тюрьму, займем телеграф и телефон. Эсеры обещали бомбы... и наша возьмет» (отчет о демонстрации в "Искре" № 86).
Накануне выступления Гапон направил письма министру внутренних дел П. Д. Святополк-Мирскому и царю Николаю II с призывом избежать кровопролития. В своём письме к царю Гапон писал:
"Государь, боюсь, что Твои министры не сказали Тебе всей правды о настоящем положении вещей в столице. Знай, что рабочие и жители г. Петербурга, веря в Тебя, бесповоротно решили явиться завтра в 2 часа пополудни к Зимнему дворцу, чтобы представить Тебе свои нужды и нужды всего русского народа. Если Ты, колеблясь душой, не покажешься народу и если прольётся неповинная кровь, то порвётся та нравственная связь, которая до сих пор ещё существует между Тобой и Твоим народом. Доверие, которое он питает к Тебе, навсегда исчезнет. Явись же завтра с мужественным сердцем пред Твоим народом и прими с открытой душой нашу смиренную петицию. Я, представитель рабочих, и мои мужественные товарищи ценой своей собственной жизни гарантируем неприкосновенность Твоей особы". (Г. А. Гапон. Письмо к царю Николаю II Священника Георгия Гапона ко всему крестьянскому люду воззвание.1905,с. 13).
8 января товарищем министра внутренних дел К. Н. Рыдзевским был подписан ордер на арест Гапона. Однако арестовать его не удалось, так как Гапон был окружён плотной толпой рабочих и для его ареста потребовалось бы принести в жертву не менее 10 человек полиции.
8 января, выступая перед рабочими, Гапон уже высказывал мысль, что царь может не выйти к народу и выслать против него войска. В таких случаях он заканчивал свою речь словами: «И тогда у нас больше нет царя!» — и вся толпа отвечала хором: «Нет царя…». Накануне шествия вожаки движения уже не верили, что царь примет петицию. По словам А. Е. Карелина (один из лидеров «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга»), «ни у Гапона, ни у руководящей группы не было веры в то, что царь примет рабочих и что даже их пустят дойти до площади. Все хорошо знали, что рабочих расстреляют».
По свидетельству очевидцев, толпа, наэлектризованная Гапоном, пребывала в состоянии религиозной экзальтации. Люди плакали, топали ногами, стучали стульями, бились кулаками в стены и клялись, как один, явиться на площадь и умереть за правду и свободу. В «Собрании» царила атмосфера мистического экстаза. Люди складывали пальцы крестиками, показывая, что эти требования для них святы и их клятва равносильна присяге на кресте.
Провокация 9(22) января
К 9 января в городе было сосредоточено 20 пехотных батальонов, 23 с половиной эскадрона гвардейской кавалерии и 8 казачьих сотен, всего 9 тысяч штыков и 3 тысячи сабель. Общее командование было возложено на командира гвардейского корпуса, то есть князя С. И. Васильчикова. Власти помнили трагедию Ходынки, когда в результате преступной халатности московских властей в давке погибли 1389 человек и около 1300 получили ранения. Поэтому в центр столицы и стягивались войска, казаки с приказом не пропускать людей.
Утром 9 января, раньше всех, в 6 часов 30 минут двинулись из Колпина рабочие Ижорского завода, которым предстоял самый дальний путь. В количестве одной тысячи человек они вышли на Шлиссельбургский тракт, где в 9 часов к ним присоединились 5—10 тысяч рабочих Нарвской заставы. Эта колонна была встречена двумя сотнями лейб-гвардии Атаманского полка. По утверждению историка А. Л. Фраймана, без всякого предупреждения раздались выстрелы, и на землю упали убитые и раненые. Историк С. Н. Семанов же в своей книге «Кровавое воскресенье» (Л., 1965) писал, что на самом деле здесь стреляли холостыми и убитых не было.
К рабочим, собравшимся у Нарвской заставы, прибыл в 10 часов утра сам Гапон в полном священническом облачении со своими телохранителями из молодых рабочих. Гапон был уже не в силах говорить, и от его имени к толпе обратился начальник инструментальных мастерских Путиловского завода эсер П. Рутенберг. Он предупредил рабочих, что подступы к Дворцовой площади заняты войсками, которые могут начать стрелять в шествие, чтобы не допустить к царю. Обращаясь к толпе, он спрашивал, хотят ли они всё-таки идти. Толпа отвечала «пойдём». Рутенберг предполагал, если войска станут стрелять, забаррикадировать улицы, взять оружие из магазинов и прорваться к Зимнему дворцу.
В последний момент было решено придать процессии характер крестного хода. Уже после достигнутого кровопролития Гапон откровенничал в своих воспоминаниях:
"Я подумал, что хорошо было бы придать всей демонстрации религиозный характер, и немедленно послал нескольких рабочих в ближайшую церковь за хоругвями и образами, но там отказались дать нам их. Тогда я послал 100 человек взять их силой, и через несколько минут они принесли их. Затем я приказал принести из нашего отделения царский портрет, чтобы этим подчеркнуть миролюбивый и пристойный характер нашей процессии. Толпа выросла до громадных размеров..."
50-тысячная толпа двинулась с иконами, хоругвями и царскими портретами. У Нарвских ворот путь ей преградили две роты 93-го Иркутского полка, накануне прибывшие из Пскова. Сначала в атаку безрезультатно пошли конные гренадеры, затем солдаты, которыми командовал капитан фон Гейн, после троекратного сигнала, когда толпа приблизилась на 200 шагов, дали пять залпов. Толпа рассеялась, оставив более 40 человек убитыми и ранеными (по другим данным, убитых 10, раненых 20, а по третьим, 45 убитых и раненых). Большевик А. П. Серебровский добавляет, что первый залп был дан в воздух. После того же первого залпа Рутенберг повалил Гапона на землю и быстро увёл из-под огня.
На Выборгской стороне обошлось, как и на Шлиссельбургском тракте, без стрельбы. Толпа была рассеяна двумя эскадронами улан, но часть её отправилась окольным путём для соединения с рабочими Петербургской стороны. Оттуда по Каменноостровскому проспекту двигалась огромная колонна, около 20 тысяч человек, путь которым преградил лейб-гвардии Павловский полк. Был дан один только залп. Число предполагаемых жертв варьируется от 5—6 до 48 убитых и от 30 до 100 раненых.
На Дворцовой площади после трёх безрезультатных кавалерийских атак приказ открыть огонь был отдан лично командующим гвардейским корпусом князем С. И. Васильчиковым через генерала Д. Г. Щербачёва. После двух залпов на месте осталось, по официальным данным, около 30 убитых и раненых, газеты же увеличили число пострадавших до 150.
Столкновения войск с демонстрантами продолжались на Невском до позднего вечера. Из одного окна в полковника Римана дважды стреляли из револьвера. Около 6-ти часов вечера демонстранты перегородили Невский баррикадой напротив Казанского собора. Лишь к 11-ти часам вечера войскам удалось, наконец, разогнать толпу.
Вечером 9 января Гапон написал клеветническую подстрекательскую листовку, сохранившуюся в ГАРФе:
"9 января 12 ночи. Солдатам и офицерам, убивавшим своих невинных братьев, их жен и детей, и всем угнетателям народа мое пастырское проклятие; солдатам, которые будут помогать народу добиваться свободы, мое благословение. Их солдатскую клятву изменнику царю, приказавшему пролить кровь народную, разрешаю. Священник Георгий Гапон".
В действительности царь, согласно написанному якобы им дневнику, отсутствовал в столице и узнал о трагедии лишь после.
По данным современного публициста О. А. Платонова, А. А. Лопухин докладывал царю, что всего 9 января оказалось 96 убитых (в том числе околоточный надзиратель) и до 333 раненых, из которых до 27 января по старому стилю умерли ещё 34 человека (в том числе один помощник пристава). Таким образом, по данным Лопухина, всего было убито и умерло от ран 130 человек и около 300 ранено. Скорее всего жертв было больше.
Историк А. Л. Фрайман в своей брошюре «Девятое января 1905 года» утверждал, что убито свыше 1000 человек и ранено более 2000. По сравнению с ним В. Д. Бонч-Бруевич пытался как-то обосновать подобные цифры (в своей статье 1929 года). Он исходил из того, что 12 ротами разных полков было произведено 32 залпа, всего 2861 выстрел. Допустив 16 осечек на залп на роту, на 110 выстрелов, Бонч-Бруевич скинул 15 %, то есть 430 выстрелов, столько же списал на промахи, получил в остатке 2000 попаданий и пришёл к выводу, что пострадало не менее 4 тысяч человек.
Его методику подверг основательной критике историк С. Н. Семанов в своей книге «Кровавое воскресенье». Например, Бонч-Бруевич считал залп двух рот гренадер у Сампсониевского моста (220 выстрелов), тогда как на самом деле в этом месте не стреляли. У Александровского сада стреляло не 100 солдат, как считал Бонч-Бруевич, а 68. К тому же совершенно некорректно равномерное распределение попаданий — по пуле на человека (многие получили по несколько ранений, что зарегистрировано врачами больниц); а часть солдат умышленно стреляла вверх. Семанов солидаризировался с большевиком В. И. Невским (считавшим наиболее правдоподобной общую цифру 800—1000 человек), не уточняя, сколько убитых и сколько раненых, хотя Невский такое разделение в своей статье 1922 года дал:
"Цифры в пять и более тысяч, какие назывались в первые дни, явно неверны. Можно приблизительно определить цифру раненых от 450 до 800 и убитых от 150 до 200".
Разбирательство
Государь, получив известие о происшедшем, записал в тот день в дневнике, несколько нарушив свой обычный сухой стиль конспекта текущих событий:
«Тяжелый день! В СПб произошли серьезные безпорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!..».
Уже вечером 9 января 1905 года в правящих кругах начались поиск виновных и взаимная перебранка по этому поводу. Министр внутренних дел П. Д. Святополк-Мирский, созвав у себя совещание, грозно спросил, кем было сделано распоряжение о стрельбе, продемонстрировав незнание устава, который предполагал, что если толпа напирает на войска, то в неё стреляют.
Царь Николай II немедленно уволил в отставку градоначальника И. А. Фуллона и Святополк-Мирского, которого Великий князь Сергей Александрович называл «Святополком Окаянным».
Через 10 дней после 9 января Царь принял депутацию рабочих, которым, в частности, заявил:
"Прискорбные события, с печальными, но неизбежными последствиями смуты, произошли от того, что вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей родины. Приглашая вас идти подавать Мне прошение о нуждах ваших, они поднимали вас на бунт против Меня и Моего правительства, насильно отрывая вас от честного труда в такое время, когда все истинно-русские люди должны дружно и не покладая рук работать на одоление нашего упорного внешнего врага. Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким безпорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает.. и неповинные жертвы. Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. …Мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах — преступно. Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их Мне, а потому прощаю им вину их". (Полное собрание речей Императора Николая II. 1894—1906).
Всем пострадавшим и семьям погибших по распоряжению Государя были выплачены пособия размером в полуторагодичный заработок квалифицированного рабочего.
В послании от 14 января Св. Синод дал провокации 9 января следующую оценку: «Всего прискорбнее, что происшедшие безпорядки вызваны подкупами со стороны врагов России и всякого порядка общественного. Значительные средства присланы ими, дабы произвести у нас междоусобицу, дабы отвлеченьем рабочих от труда помешать своевременной посылке на Дальний Восток морских и сухопутных сил, затруднить снабжение действующей армии и тем навлечь на Росиию неисчислимые бедствия...».
Дальнейшая судьба Георгия Гапона
После расстрела демонстрации Гапон был уведён с площади эсером П. М. Рутенбергом. По дороге его остригли и переодели в светскую одежду, отданную одним из рабочих, а затем привели на квартиру писателя Максима Горького. Увидев Гапона, Горький обнял его, заплакал и сказал, что теперь «надо идти до конца».
В первые дни после расстрела шествия Гапон всерьёз рассчитывал на массовое народное восстание. Однако, вопреки ожиданиям Гапона, массового восстания не последовало, а в городе произошли лишь отдельные беспорядки. Лидеры гапоновского «Собрания» были арестованы и посажены в тюрьму, и он утратил всякую связь со своими рабочими. По настоянию эсеров Гапон решил выехать из Петербурга, а через несколько дней было решено переправить его за границу.
В феврале 1905 года Гапон выступил с инициативой созыва межпартийной конференции, которая должна была объединить все революционные партии России в деле вооружённого восстания. В начале февраля Гапон встретился с лидером большевиков В. И. Лениным. По воспоминаниям Н. К. Крупской, накануне встречи «Ильич не зажигал у себя в комнате огня и шагал из угла в угол. Гапон был живым куском нараставшей в России революции, человеком, тесно связанным с рабочими массами, беззаветно верившими ему, и Ильич волновался этой встречей». Встреча состоялась на нейтральной почве, в кафе, и прошла успешно. Ленин горячо поддержал идею объединения и обещал выступить с ней на ближайшем съезде социал-демократической партии.
В мае 1905 года Гапон на короткое время вступил в партию эсеров. Инициатором его вступления был П. М. Рутенберг.
В апреле-мае 1905 года Гапон возобновил связи с петербургскими рабочими. К этому времени лидеры гапоновского «Собрания» были выпущены из тюрьмы и возобновили нелегальную деятельность. В мае рабочие получили от Гапона письмо, в котором он рассказывал о своей жизни за границей и делился дальнейшими планами. В письме Гапон, в частности, писал: «Здесь мой авторитет весьма силён, популярность велика, но не особенно меня вся эта мишура радует. Гвоздём у меня сидит мысль, как бы организовать пролетариат, как бы объединить его, двинуть его в решительный смертельный бой за свободу и счастье народов, на смерть врагу для победы трудящихся».
В августе 1905 года Гапон принял участие в крупном революционном предприятии — попытке организовать вооружённое восстание в Петербурге. Замысел предприятия принадлежал финскому революционеру Конни Циллиакусу, который пожертвовал на него большую сумму денег. Циллиакус вручил Гапону 50 тысяч франков и отдал ему свою яхту, на которой тот пустился в плавание через Балтийское море. Предварительно Гапон встретился с В. И. Лениным и договорился, что большая часть оружия будет передана большевикам, у которых к этому времени была хорошая боевая организация. Посредником между Гапоном и большевиками должен был выступить Максим Горький, который с этой целью выехал из Петербурга в Финляндию. В конце августа Гапон пересёк Балтийское море и прибыл в Финляндию, где укрывался от полиции деятелями Партии активного сопротивления. У берегов Финляндии бот, на котором плыл Гапон, пошёл ко дну, и он спасся только благодаря физической силе и ловкости. Вскоре, однако, пришло известие, что пароход «Джон Графтон» сел на мель в Финском заливе и большая часть оружия досталась полиции.
К осени 1905 года резко ухудшились отношения Гапона с революционными партиями. Попытка Гапона создать «Рабочий Союз» на внепартийной основе вызывала тревогу у революционеров, опасавшихся утратить влияние на рабочие массы. Отношения Гапона с эсерами также порвались в сентябре 1905 года на почве соперничества за влияние на рабочие массы. Создавая «Рабочий Союз», Гапон вербовал в него сторонников из числа как партийных, так и беспартийных революционеров.
17 октября 1905 года императором Николаем II был издан Высочайший Манифест, даровавший жителям России гражданские свободы. Одной из свобод, дарованных Манифестом 17 октября, была свобода собраний. У бывших членов «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга» явилось желание восстановить свою организацию и получить компенсацию за убытки, понесённые при закрытии отделов «Собрания» после 9 января.
В ноябре 1905 года Гапон возвратился в Россию и поселился в Петербурге на нелегальной квартире. Восстановив связи с рабочими, Гапон принялся хлопотать о своей амнистии и открытии отделов «Собрания».
Вскоре слухи о приезде Гапона дошли до графа Витте. Узнав, что Гапон в Петербурге, Витте, по его словам, очень удивился и велел немедленно выслать его за границу, заявив, что в противном случае он будет арестован и судим за 9 января. Результатом переговоров между Гапоном и Витте явилось заключённое ими соглашение. В соответствии с соглашением, Витте обязался добиться возобновления деятельности закрытых отделов «Собрания», возместить убытки, причинённые «Собранию» их закрытием, и добиться легализации Гапона с дозволением ему вернуться к участию в делах «Собрания». Гапон, со своей стороны, обязался выехать за границу и не возвращаться в Россию в течение 6 недель, то есть до 9 января следующего года. Гапон также обязался вести среди рабочих агитацию против вооружённого восстания и против влияния революционных партий.
(граф Сергей Витте, Председатель совета министров в 1905-1906 гг.)
Выехав за границу, Гапон начал давать многочисленные интервью, в которых хвалил политику Витте и критиковал тактику революционеров.
К началу 1906 года положение с гапоновским «Собранием» резко изменилось. В декабре 1905 года в Москве по инициативе Совета рабочих депутатов произошло Декабрьское вооружённое восстание, которое было жестоко подавлено властями. Успешное подавление восстания и ликвидация Петербургского совета рабочих депутатов привели к укреплению позиций «силового блока» в правительстве во главе с министром внутренних дел П. Н. Дурново. В начале января 1906 года Дурново был утверждён в должности министра внутренних дел и стал фактически главным человеком в правительстве, а позиции Витте начали ослабевать.
В конце февраля 1906 года министром Дурново был написан всеподданнейший доклад на имя императора, в котором говорилось о нежелательности какого-либо легального рабочего движения в России и воспроизводились все доводы, приведённые в записке градоначальника фон дер Лауница. В том же докладе сообщались подробные сведения о контактах Гапона с графом Витте и получении Гапоном от Витте 30 тысяч рублей. В газетах начали появляться многочисленные публикации, в которых Гапон и руководство «Собрания» обвинялись в предательстве и продажности. Газеты на все лады обыгрывали историю с деньгами Витте и сравнивали 30 тысяч рублей с 30 сребренниками.
Оказавшись в отчаянном положении, Гапон стал предпринимать попытки спасти свою репутацию. Защищаясь от обвинений, он обратился в газеты с открытым письмом, в котором требовал над собой общественного суда.
Гапон обещал предоставить суду документы, освещающие его отношения с Витте и другие стороны деятельности. «Когда они будут опубликованы, многим не поздоровится», — уверял Гапон и называл одно громкое имя, тесно связанное с принятием Манифеста 17 октября.
28 марта 1906 года Георгий Гапон выехал из Петербурга по Финляндской железной дороге и не вернулся обратно. По сведениям рабочих, он отправлялся на деловую встречу с представителем партии эсеров. Уезжая, Гапон не взял с собой ни вещей, ни оружия, и обещал к вечеру вернуться. Рабочие забеспокоились, не случилось ли с ним какой-либо беды. В середине апреля в газетах появились сообщения, что Гапон убит членом партии эсеров Петром Рутенбергом. Сообщалось, что Гапон был задушен верёвкой и его труп висит на одной из пустующих дач под Петербургом.
Сообщения подтвердились буквально. 30 апреля на даче Звержинской в Озерках было обнаружено тело убитого человека, по всем приметам похожего на Гапона. Рабочие гапоновских организаций подтвердили, что убитый является Георгием Гапоном. Вскрытие показало, что смерть наступила от удушения. По предварительным данным, Гапон был приглашён на дачу хорошо знакомым ему человеком, подвергся нападению группы лиц, был задушен верёвкой и подвешен на вбитый в стену крюк. В убийстве принимало участие около 3—4 человек. Человек, нанимавший дачу, был опознан дворником по фотографии. Им оказался инженер Пётр Рутенберг.
Так бесславно закончилась жизнь человека, организовавшего одну из самых кровавых провокаций в истории России.
И это событие нам всем должно быть постоянным напоминанием о том, что случается тогда, когда мы, пренебрегая здравым смыслом, своим долгом перед Родиной, забыв уроки истории, устремляемся за хищными волками, готовыми растерзать нашу Россию и ввергнуть её вновь в пучину братоубийственной войны!
Комментарии
В ту ночь мне снился сон... В отчаянье, в смятенье
Вкруг сумрачного алтаря
Все шли и шли они, бесчисленные тени,
И руки простирали зря.
У каждого на лбу - кровавое пыланье.
Так, исчезая без следа,
Плелись, ведомые на страшное закланье,
Неисчислимые стада;
И старцы римские передо мной воскресли.
Печально двигались они,
И каждый смерть нашел в своем курильном кресле
В годину варварской резни;
И юноши прошли с горячим сердцем, славно
Пример подавшие другим,
Что полным голосом пропели так недавно
Свободе благодарный гимн;
И моряки прошли, опутанные тиной,
С песком в намокших волосах,
На чужестранных берегах;
Я видел клочья тел, сжигаемых в угоду
Обжорству медного быка,
Чья гибель пред лицом державного народа
Была страшна и коротка;
А дальше - кровью ран как пурпуром одеты.
Униженные мудрецы,
Трибуны пылкие, блестящие поэты,
Застреленные в лоб борцы;
Влюбленные четы и матери, с рыданьем
К себе прижавшие детей,
И дети были там... и крохотным созданьям
Страдать пришлось еще лютей;
И все они, - увы! - с отвагой беззаветной
Свои отдавшие сердца,
Лишь справедливости они молили тщетно
У всемогущего творца.
Перевод П. Антокольского
Огюст Барбье