Майор-комендант осажденной крепости, никем другим себя не мыслящий, просто не может рассуждать иначе

Никто и не думал, что Владимир Путин прямо в Манеже объявит войну или, наоборот, обернется голубем мира. Разумеется, его рассуждения о злодеяниях Запада, происках Киева и перспективах борьбы за Донбасс были дословными повторами того, что отечественная дипломатия и он лично провозглашают и требуют уже несколько недель подряд.

Однако четырехчасовая пресс-конференция совсем не была пустой. Отожмем дежурные балаганные реплики специально приведенных людей, призванные потешить публику, хотя ей давно уже не смешно, — и найдем в сухом остатке много конкретных сообщений. Накануне предстоящего в 2024-м продления власти вождь внятно изложил свои нынешние установки. Отчасти напрямую, но еще больше по умолчанию.

Решил, например, похвалить систему в целом и правительство в частности за «ковидные» успехи. И видно, что в своих координатах Путину действительно нет причин жаловаться.

В экономике «мы восстановились гораздо быстрее, чем другие страны». Формально это не так. И США, и, тем более, Китай куда успешнее. Но ведь Путина интересует не хозяйственный рост, на который он давно махнул рукой, а устойчивость. И с ней в 2021-м на самом деле почти все было в порядке.

Подробнейшим образом перечисляя то, что считает успехами (огромные резервы, отличный торговый баланс, уменьшающийся внешний долг, растущий Фонд национального благосостояния), глава России подтвердил свои макроэкономические приоритеты, сложившиеся еще в неразберихе 90-х. Главное, чтобы не повторился тогдашний обвал. Чтобы финансовые концы надежно сходились с концами, чтобы все запасы были большими, а еще лучше — огромными, даже неисчислимыми. Чтобы с такими резервами не страшно было и в осаде посидеть.

Следуя той же самой логике, Путин встает поперек инфляционистской болтовни большинства своих приближенных и поддерживает жесткую линию набиуллинского ЦБ: «Знаю, как они ругаются на Центральный банк, и знаю их аргументы. Почти каждый день, поверьте, мы беседуем. Я знаю неудовлетворенность реального сектора от повышения ставок. Но если этого не делать, то у нас может быть как в Турции… Центральный банк проводит независимую политику. Вам может показаться это странным: я не вмешиваюсь в работу Центрального банка, но оцениваю ее положительно».

А вот ничего странного. В том, что касается финансового равновесия, Путин был и остается предельно осторожным и вдумчивым. Видно, что он старательно просчитывает варианты и не без злорадства следит за метаниями коллеги-конкурента Эрдогана с его шарлатанскими экспериментами, обвалившими турецкую лиру. Российская инфляция тоже подскочила, но ее душат стандартными методами, безо всяких антизападных фантазий и крикливых декламаций. И не зря на этот раз ни о каких всенародных денежных раздачах Путин не объявил. Их время придет позже. А сейчас нужно выровнять финансы, и народу придется потерпеть.

Это вовсе не означает, что в координатах вождя народ на заднем плане. Нет, ему поручена важнейшая миссия: «Одна из самых главных задач, которые стоят перед нами, — в сфере демографии. И с гуманитарной точки зрения, и с геополитической точки зрения, — 146 миллионов для такой огромной территории совершенно недостаточно. И с экономической точки зрения: у нас же рабочих рук не хватает… Сбережение народа, о котором говорил Солженицын, становится и является одной из важнейших задач и одним из драйверов роста».

Гарнизону «крепости Россия» не хватает рабочих рук: «У нас сейчас 81 с небольшим, по-моему, миллион человек в работоспособном возрасте. Мы должны серьезно увеличить это к 2024-му, к 2030 году. Это один из факторов экономического роста. Я уже не говорю — еще раз хочу это подчеркнуть — про геополитическую составляющую этого важнейшего вопроса, про гуманитарную».

Конечно, если видеть в россиянах лишь геополитический ресурс, то обойти по этому параметру Китай (1,4 млрд жителей), Индию (1,4 млрд), Евросоюз (450 млн), США (330 млн), Индонезию (270 млн), Пакистан (220 млн), Нигерию (210 млн) или Бангладеш (170 млн) вряд ли получится не только к 2024-му, но даже и к 2030-му.

Однако должно же в высочайших рассуждениях быть место идеализму.

И характерно, что глава нашей державы не выразил отдельной скорби по поводу того, что именно в эти дни избыточная смертность (считая с весны 2020-го, от начала эпидемии) достигла в России 1 млн человек. И даже не назвал данную цифру («это сложно посчитать»), хотя само выражение «избыточная смертность» ему знакомо и было упомянуто. Но это ни в коем случае не черствость. Просто другая оптика.

В той же геополитической оптике всемирное одиночество путинской России выглядит чем-то само собой разумеющимся.

Перечислив в своих ответах по разным поводам множество государств, Путин, за вычетом Китая и Белоруссии, ни об одном не отозвался как о дружественном. И даже об этих двух друзьях высказался как-то двусмысленно, при всей теплоте выражений.

«Мы с председателем Си Цзиньпином все время обращаемся как друзья друг к другу и говорим „друг“. Так и есть: у нас сложились очень доверительные личные отношения и помогают выстраиванию деловых отношений… Годы молодежи организуются взаимные, Год науки и образования, Год культуры и так далее… Ну и наконец, мы развиваем и сотрудничество между вооруженными силами…»

Это только часть подробнейшего перечисления способов взаимодействия, в котором, однако, отсутствует самое животрепещущее: а поддерживает ли председатель Си своего друга в нынешнем его конфликте с Украиной и Западом? Если да, то почему об этом ни слова, ни намека?

И о полностью, казалось бы, загнавшем себя в угол и взятом Москвой в оборот собрате Лукашенко: «Уровень нашей интеграции до сих пор гораздо ниже, чем уровень интеграции в Евросоюзе, просто несравнимо. Я уж сейчас не говорю про единую валюту, бог с ним, это вопрос, возможно, будущего, если наши соответствующие экономические службы придут к какому-то согласию… Но нам сначала нужно синхронизировать наши законодательства в сфере экономики…»

Тут тоже, как видим, впереди большая работа. Но ведь она была впереди и год назад, и десять, и даже, пожалуй, двадцать лет назад.

Получается, что друзья, хоть и в малом числе, есть. Но по-настоящему положиться нельзя вообще ни на кого.

Понятно, что логика обложенной врагами крепости располагает к мыслям о подтягивании дисциплины, а вовсе не к излюбленным некогда рассуждениям об опоре на частную инициативу, привлечении иностранных инвестиций и прочих либерально-экономических затеях. Их больше нет.

Как нет и намеков на гражданские послабления, о каких бы из них не заводили разговор присутствующие на пресс-конференции.

О Навальном: «Вы сказали о человеке, которого якобы отравили. Мы направляли многократные запросы… Дайте хотя бы какие-то материалы, подтверждающие отравление. Нет ни одного материала…»

О заключенных: «Сидельцы всегда были в каждой стране, есть и будут. Не надо совершать уголовные преступления и прикрываться при этом политической деятельностью».

Об иноагентах: «Ничего хорошего нет. Но напоминаю еще раз, этот закон придуман не нами».

О пытках: «Это проблема не только России. Если посмотрите на то, что происходит в соответствующих учреждениях в других странах, вы увидите, что там проблем не меньше».

Как видите, тут полная гармония — одно увязано с другим. Комендант крепости, никем другим себя уже не мыслящий, просто не может рассуждать иначе. Гарнизон безмолвствует.