Европой и не пахло: как Петр Первый ввергнул страну в азиатчину

То, что в России привычно думают и говорят о реформах Петра Первого – это факт очень тяжелого коллективного заблуждения.

Сергей Баймухаметов, публицист, автор книг по истории

Триста лет назад закончилась Северная война. Петр Первый стал императором, а Россия – империей. По Ништадскому мирному договору Россия присоединила Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию. Самое главное - получила выход в Балтийское море. Сбылось то, о чем «думал» Петр в поэме Пушкина «Медный всадник»:

Природой здесь нам суждено

В Европу прорубить окно,

Ногою твердой стать при море.

Сюда по новым им волнам

Все флаги в гости будут к нам,

И запируем на просторе.

Кстати, про «окно в Европу» первым написал Франческо Альгаротти. О чем Пушкин уведомил читателей в примечании к первому изданию «Медного всадника».

Ф. Альгаротти (1712–1764) – итальянский писатель, знаток искусств, популяризатор наук, путешественник, авантюрист. В книге «Письма о России», 1739 г., он утверждал: «Петербург – это окно, через которое Россия смотрит в Европу».

То есть уже тогда Альгаротти абсолютно точно определил суть петровской политики: не Европа, не дверь, а лишь одно окно, сквозь которое мы только СМОТРИМ.

Пушкин позаимствовал эту метафору, и, переделав ее в мощный образ, вложил в думы Петра. Сам же Петр будто бы говорил: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом». Это записал приближенный к императору человек, граф Остерман.

В.О. Ключевский считал, что «сближение с Европой было в глазах Петра только средством для достижения цели, а не самой целью». Цель же была одна – полная, абсолютная власть. В ее так называемом «азиатском» варианте.

Правление Петра длилось 36 лет. Деяния его грандиозны. Регулярная армия, выход к морю, 200 фабрик и заводов в стране, где обрабатывающей промышленности практически не было, образование для дворянской и недворянской молодежи, морская академия, навигацкая и медицинская школа, артиллерийское и инженерное училище, латинские и математические школы, начальные школы в губернских городах, гарнизонные школы для солдатских детей. Бюджет государства вырос в три раза.

«Но осязательные признаки этого обогащения обнаружились не в подъеме общего уровня народного благосостояния, а в ведомостях казенного дохода, - писал историк В.О. Ключевский. - Трудовое поколение, которому достался Петр, работало не на себя, а на государство, и после усиленной и улучшенной работы ушло едва ли не беднее своих отцов».

Дореволюционные русские историки М.В. Клочков и П.Н. Милюков в своих исследованиях приходят к выводу, что население России за время правления Петра Первого значительно уменьшилось.

Почему же при Петре народ не стал богатым, и вообще – не устроилась во благо русская жизнь? Допустим, нельзя все сделать за краткое время правления одного человека. Но за 36 лет вполне возможно заложить правильный фундамент, создать основы. Однако и потом, на фундаменте, воздвигнутом Петром, все так же шатались стены, как бы их ни выстраивали.

Коллективное заблуждение

Споры о роли Петра Первого в истории нашей страны не утихают в течение трех веков. Актуальны они и ныне, на фоне обострившихся отношений с Западом.

А ведь то, что мы привычно думаем и говорим о Петре Первом, – факт коллективного заблуждения. В особо тяжких размерах. В масштабах огромной страны. Сначала России, потом Советского Союза, теперь снова России.

Оценки деяний Петра устоялись в двух вариантах. Одни говорят, что он свернул страну с исконного русского пути в порочную Европу и тем погубил. Другие – что недовернул, не довел нас до Европы, не вытравил до конца расейское, нутряное и отсталое. Однако и те, и другие сходятся на одном ключевом слове - Европа. Мол, повернул в Европу. Или – недовернул до Европы.

Вот это и вызывает у меня недоумение. А точнее - оторопь. На мой взгляд, мы имеем случай массового исторического самогипноза. На самом деле ни к какой Европе нас Петр не повернул, а совсем наоборот – в Азию он нас завернул, в Азию! Точнее – в азиатчину.

Под азиатчиной я понимаю прежде всего подавляющий приоритет государства над обществом. А отсюда – не только всевластие бюрократии, но совершенно особое явление, феномен – БЛАГОГОВЕНИЕ перед бюрократией, столь свойственное многим жителям стран некогда советской Центральной Азии.

Тянуть Русь в Европу не было никакой необходимости. Русь, русские – были и есть европейская нация. Да, никто не отрицает половецкой, тюрко-монгольской составляющей. Государства под названием «Киевская Русь» в природе не было, это научный термин, введенный российскими историками в XIX веке - для удобства обозначения. То государство называлось Киевским каганатом или Русским каганатом. Князья Владимир Святой, Ярослав Мудрый звались каганами. У русских князей Средневековья половецкой крови было больше, чем славянской. Наверно, больше трети дворянских родов – оттуда, половецко-ордынского корня. Русские потому и стали суперэтносом, что соединили в себе, переплавили славянское, тюркско-ордынско-степное, угро-финское, балтийское, и все вместе они составляли русскую европейскую нацию и шли путем европейской цивилизации. Без всяких особых усилий – естественным образом. Безусловно, сказался выбор веры – христианской, православной. Но наверняка здесь было и нечто глубинное, исконное, запрограммированное от природы. Как нынче говорят, национальный менталитет.

И никакого такого особого пути у Руси не было. А был обычный путь европейской страны, пусть и не очень простой путь.

Что считать европейскостью? Насильственное бритье бород? Питье кофия? Передовую технику и манеры? Все это мы перенимали и перенимаем с петровских времен - и все равно отстаем. Потому что Европа – это прежде всего система общественного, политического устройства.

Первый русский экономист Иван Тихонович Посошков в книге «О скудости и богатстве» (1724 год) писал, что есть два вида богатства: вещественное и невещественное, под которым он подразумевал законность, право, грамотное управление страной, и призывал об этом заботиться, печься: «Паче же вещественного богатства надлежит всем нам обще пещися о невещественном богатстве, то есть, о истинной правде».

История Европы - это история борьбы монархов с феодалами и вольными городами. Полную победу в ней не одержал никто. Но в процессе укреплялась и центральная власть, и в то же время у нее отвоевывались и законодательно закреплялись имущественные и гражданские права сословий, всего населения. Как в советско-марксистскую пору говорили, закон единства и борьбы противоположностей. Диалектика, однако.

А церковь была третейским судьей - как высшая, духовная сила. Так и пришли европейские страны к нынешним конституционным монархиям и парламентским республикам.

Той же дорогой шла и Россия. И у нас боярская оппозиция и Боярская дума стали бы парламентским, общегражданским институтом. Если бы ей не переломили хребет. Начал первый русский царь Иван Грозный, а завершил первый российский император Петр Первый. Оба они, борясь с боярством, использовали вечный конфликт поколений.

Дети против отцов

Молодость всегда отрицает опыт старших, хочет по-своему. Равновесие здесь устанавливает сама жизнь. Но когда власть вооружает и натравливает младших на старших, получается не прогрессивная молодежь, а опричники и хунвэйбины. Задумаемся: а что это значило - публично остричь бороду сановитому пожилому, а то и старому человеку, боярину? Тогда представьте, что вас, мужчину, показательно, на глазах публики, насилуют на сцене, на уголовном языке: «опускают» - вот что это значило, потому что борода в те времена считалась символом мужского достоинства. Потому-то историк князь Николай Трубецкой считал петровских соратников проходимцами и подонками: «Достойные русские люди не могли примкнуть к Петру…»

Петр довершил разгром боярства, начатый Иваном Грозным. Динамическое, диалектическое равновесие в обществе было разрушено. Началась эпоха азиатского абсолютизма. Потому что Иван и Петр в зародыше уничтожали и уничтожили семена общегражданских институтов.

Петр устранил и церковь как центр духовной власти, влияющий на власть светскую. Третейского судью, который стоит и над царями, и над людишками. Он видел во влиянии патриарха и церкви умаление своей власти. И боролся с ними всеми способами. С отрочества и до смерти. В годы его царствования в стране похабничал «Всепьянейший Собор», состоявший из царя и приближенных. Члены его носили церковные титулы с добавлением матерных имен и званий, вершили непотребства, пародируя церковные обряды, дымили не ладаном, а серой, вусмерть пьяные, ездили славить Христа по Москве в санях, запряженных свиньями. Это было глумление над церковью и ее обрядами, унижение и поношение на глазах народа.

Итогом борьбы Петра Первого против церкви стало упразднение на Руси патриаршества. Он создал Синод, сделав церковь государственным, чиновным департаментом, полностью подчиненным самодержцу. То есть поставил церковь на службу власти. Что еще разрушительней для общественного сознания.

Результат известен.

Не случайно для Сталина образцом государственных деятелей в русской истории были именно Иван Грозный и Петр Первый. Не случайно сталинская и послесталинская пропаганда насаждала их исторический культ в нашем сознании. Например, взгляд на ту эпоху сформировавали у советских людей роман Алексея Толстого «Петр Первый» и фильмы «Иван Грозный» и «Петр Первый». Грудь вздымалась и глаза горели – вот как надо, отречемся от старого и замшелого мира, вперед по пути прогресса, в Европу!

Вот так нам внушали и внушили, что европейский путь - это когда вся страна зажата в едином кулаке. При помощи Всеобщей Бюрократической Системы, основателем которой был Петр Первый и которая живет до сего дня даже в деталях, в той же Табели о рангах, воссозданной ныне российским чиновничьим аппаратом. А как писал Маркс, собственностью чиновников является само государство.

Над Москвой нависает 98-метровый (!) памятник: Петр Первый одной вздымает в небо некий свиток, другой - держит штурвал корабля. Символ правления Россией?

Лев Толстой (кстати, один из его предков был наперсником Петра Первого в пыточных делах) так писал не столько о Петре, сколько о его возвеличивании:

«Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живьем в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует, пьянствует, сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных органов и подобием Евангелий — ящиком с водкой славить Христа, т. е. ругаться над верою, коронует б[…] свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына и умирает от сифилиса, и не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему. И несчастные молодые поколения вырастают под ложным представлением о том, что про все прежние ужасы поминать нечего, что они все выкуплены теми выдуманными благами, которые принесли их совершатели, и делают заключение о том, что то же будет с теперешними злодействами, что все это как-то выкупится, как выкупилось прежнее».

Комплекс неполноценности

Повсеместно унижая и отрицая все русское, превознося и насаждая все европейское (но отнюдь не в общественно-политическом устройстве!), Петр Первый породил в русских людях жесточайший комплекс неполноценности. Который разрывает умы и сердца до сих пор. Именно со времен Петра Первого русский человек стал стыдиться самого себя, своей истории, отрекаться от своего азиатского прошлого и кровно-исторического родства с азиатами.

С одной стороны, вроде бы стремление к Европе, осознание себя европейцами. А с другой - сами-то мы не были уверены, что мы Европа, не чувствовали себя равными.

Отсюда - всевозможные терзания и оглядки, метания и страдания души. Например, злость и обида, как у Достоевского: «И чего же мы достигли? Результатов странных: главное, все на нас в Европе смотрят с насмешкой… Мы виляли пред ними, мы подобострастно исповедовали им наши «европейские» взгляды и убеждения, а они свысока нас не слушали…»

Чаадаев убеждал, как прекрасно и благотворно для народа, общества и государства европейское католичество по сравнению с нашим православием.

Тургенев, долго живший и умерший во Франции, писал, что русский человек ведет себя за границей так, будто там каждый имеет право дать ему в морду.

Блок сформулировал свой взгляд России на Европу: «Она глядит, глядит, глядит в тебя И с ненавистью, и с любовью!..»

Отсюда и взрывы, крайности русского человека – от самоуничижения до высокомерия, от добродушия до агрессии и угроз разнести к чертовой матери весь европейский дом саблями или ракетами.

Комплекс неполноценности – страшная разрушительная сила.

Очевидно и ходом истории показано и доказано, что фундамент петровского государства, несмотря на его сталинскую колоссальность, на самом деле крив, страшен, не приспособлен для строительства хорошего дома и житья в нем. А мы так и живем. Наследием Петра. По-прежнему считая, что «Петр Первый» и «Европа» - синонимы. А каковы синонимы – таковы и антонимы.

Отсюда и чудовищные разрывы сознания, совмещение несовместимого. У нас, в отличие от Запада, все зависело и зависит от чиновников: и политическая, и деловая, и культурная жизнь. В то же время, по опросам социологов, абсолютное большинство россиян чиновников не уважает, уверено в их своекорыстии, взяточничестве. При этом то же большинство тоскует по «сильной руке» и полагает Россию особой цивилизацией, где никогда не привьется европейский образ жизни.

То есть дело не только в Петре и не только в катаклизмах его эпохи. История есть история. Что было – то было. Дело в том, что и как мы сегодня думаем о Петре.

Нынешний президент страны Владимир Путин считает Петра Первого образцом государственного деятеля, с которым хотел бы встретиться, поговорить…

По опросам социологов, из всех правителей прошлого россияне отдают исключительное предпочтение Петру Первому.

А как думаем – так и действуем, так и живем. Неточная мысль - разрушительна.

Разруха, она в головах.