Виктор Некрасов: "Скольких прекрасных людей назвали в свое время и предателями, и врагами народа"

34 года назад умер Виктор Платонович Некрасов (1911-1987), русский писатель, диссидент, лауреат Сталинской премии второй степени (1947), член французского ПЕН-клуба (1975) и Баварской академии изящных искусств (1983). Процитирую черновик его письма немецкому писателю, лауреату Нобелевской премии по литературе Генриху Бёллю от 14 января 1974 года, изъятый во время обыска в квартире Некрасова 17-18 января 1974 года.



"Дорогой Генрих!

Я нахожусь сейчас под впечатлением твоей статьи в «Ди цайт», которую слушал вчера вечером по радио. Живя во второй половине XX века и находясь в 2-3 часах лету от твоего Кельна, я лишен возможности прилететь к тебе, пожать тебе руки и поговорить обо всем наболевшем, лишен даже возможности прочесть твою статью в газете. Слава богу, радио сейчас не глушат и хоть с приемником в руках могу с тобой, правда, хоть и односторонне, но пообщаться. Так вот, я прослушал твою статью. Она не требует ни поддержки, ни слов благодарности — это ясно каждому. Просто мне хочется сказать тебе, а заодно и твоим друзьям, как важно в этот сложнейший момент, который переживает сейчас русская литература, знать, что ты не один, что все, что происходит сейчас у нас, касается и волнует не только тебя — русского.

Каждое утро я с трепетом разворачиваю газеты. Меня, правда, не удивишь. В сентябре прошлого года я читал «гневные» выступления ученых и писателей против акад. Сахарова, в 60-м против Пастернака, помню и начало 50-х годов и конец тридцатых. Сейчас я читаю Гэса Холла, статьи из «Руде право», «Трибуны люду», «Фольксштимме», «Нойес Дойчланд»... Люби я гиперболы, я сказал бы что-нибудь вроде того, что когда читаешь эти статьи, шевелятся волосы на голове или стынет кровь в жилах. Но я не люблю ни гипербол, ни штампов, говоря же проще — я к трепу привык.

Повторяю — меня не удивишь. Скольких прекрасных людей назвали в свое время и предателями, и врагами народа. Ну а теща Солженицына... Не ново! И приемы не новые. Плевать на то, что передовик (наш русский, конечно) и понятия не имеет, о чем идет речь, и ничего не читал и не хочет солженицынских «пасквилей» и «варева», да и вообще в большинстве своем даже не знает, кто такой Солженицын. Враг — и все! (Вспомни шофера такси в известном письме Лидии Чуковской...) Итак — я ко всему привык, меня не удивишь.

И все же я задаю себе вопрос. Не тебе, не кому-либо другому, а именно самому себе. Кому этот позор нужен? Кому выгодна вся эта непристойность? Стране, народу, русской литературе? Оклеветать, оболгать, оскорбить Солженицына, конечно, можно — но он, слава богу, выше всего этого, вычеркнуть же его имя из литературы, увы, нельзя — это не литературный словарь, там все можно. И чего бы ни навешивали на Солженицына его враги и завистники, им придется свыкнуться с мыслью, что вошел он в литературу прочно, по праву и навсегда — и творчеством своим, и бескомпромиссностью, и бесстрашием. Это уже стало аксиомой, а аксиомы, как известно, доказательств не требуют.

А теперь о том, из-за чего, собственно говоря, и загорелся весь сыр-бор, об «Архипелаге ГУЛАГе». Как и большинство советских людей, самого произведения я не читал, но, в отличие от большинства, о чем там написано, знаю.

И не из газет. Кое у кого, даже из среды симпатизирующих автору людей, возникает не лишенный основания вопрос: а не перегнул ли Солженицын палку, не зашел ли слишком далеко, может, и сам момент опубликования книги выбран неудачно? Нет, не перегнул, не зашел, а удачных моментов, вспоминая тяжелое прошлое, вообще не бывает.

Прошлое это было, и не просто прошлое, а история твоего народа, народа, познавшего столько, сколько не познал ни один народ в мире. Закрывать глаза на это прошлое — преступление. Обвинять в предательстве и измене человека, не хотящего закрывать глаза, — преступление не меньшее. Я хочу знать, был ли XX съезд? И не выносил ли он резолюции и решения, принятые единогласно 1 355 делегатами, представлявшими 7 215 505 коммунистов, и не голосовали ли за них в тот день, 25 февраля 1956 года, среди других делегатов 45 Героев Соц. Труда и 60 Героев Советского Союза? И не голосовали ли они тогда против так называемого культа личности, иными словами, против террора, чисток и крови, которой залил страну Сталин? И не выносили ли парни тайно, ночью его тело из мавзолея?

Не сносили ли десятки тысяч памятников и бюстов, не сбивали ли барельефы и монументы, не переименовывали ли Сталинград, а саму битву не назвали ли битвой на Волге, не меняли ли Сталинским лауреатам значки на новые, с лавровой ветвью вместо портрета? А сейчас в Гори, на родине Сталина, я стоял перед громадным памятником в центре города и бродил по залам музея его имени, где выставлены его портреты, фотографии и даже стихи, написанные им в 16-летнем возрасте. Специальный зал выделен даже для подарков тов. Сталина — это, правда, ничтожная часть того, что когда-то занимало все здание Музея революции в Москве. Бережно хранится под сенью колоннады и крохотный домик, в котором родился человек, имя которого нельзя было произнести без сопровождающих «гениальный» и «мудрый», а потом вычеркнули из всех учебников.

Так кто же он был? Герой или преступник? Мыслитель или тиран? Отец и учитель или завистливый, мстительный трус? Ответа нет... В редких случаях можно услышать, и то не слишком громко сказанное: «Допускал, конечно, отдельные ошибки, но его вклад в сокровищницу марксизма...» Но и у тех, что были когда-то «винтиками», вырвется другой раз более крепкое, более определенное: «Хозяином был... Знал, что хотел... Нельзя России без крепкой руки...» Третьи молчат и ждут... Писатель не может ни молчать, ни ждать. Он должен писать! Обо всем! Запретных тем у нас нет — как любят говорить у нас с высоких трибун съездов. О войнах и новых странах, о героизме войны и буднях тыла, о борьбе и самопожертвовании, любви и ненависти, даже о цветочках (одно из стихотворений 16-летнего Иосифа Джугашвили начинается так:

Раскройся, розовый бутон,
Прильнул к фиалке молодой,
И, легким ветром пробужден,
Склонился ландыш над травой).

Вот с чего он начинал. Но всегда делай во имя... Во имя чего? Ответ звучит банально — что поделаешь, — но он один: во имя торжества правды на земле! Но тут же возникают тысячи: какая правда? чья правда? кому верить нам? с какой целью — большой или маленькой? Ерунда! Правда есть одна. И в большинстве своем горькая. И всегда она боролась с кривдой, ложью, обманом и с теми самыми «отдельными ошибками», которые стоили такой большой крови".