Коммунисты против евреев: антисионистская кампания 1968 года в Польше

«Все стало рушиться», — писала уцелевшая в Холокосте Галина Завадская о жизни в коммунистической Польше в 1968 году, когда десятки евреев покончили с собой, не вынеся публичных поношений и социальной изоляции. Первый секретарь Польской объединенной рабочей партии Владислав Гомулка назвал их «пятой колонной». 8300 человек были исключены из Коммунистической партии — почти все они были евреи. 9000 евреев потеряли работу, люди подвергались нападениям, сотни были выкинуты из домов. Саймон Гансингер рассказывает историю левой антисионистской кампании, разрушившей еврейскую общину Польши.

Введение

На железнодорожной станции Двожец Гданьски на севере Варшавы пассажиры могут заметить табличку, где сказано: «Здесь они оставили больше, чем у них было». Этот памятный знак открыт здесь в 1998 году в память об отъезде тысяч польских евреев, которых 30 годами ранее вынудили покинуть страну только за их еврейское происхождение. Антисионистская кампания, организованная Польской объединенной рабочей партией (ПОРП) в 1968‑1971 годах, разрушила еврейскую общину, которая только начала восстанавливаться после Холокоста. Это страшный пример левого антисемитизма, принявшего форму «антисионизма».

Нападения на евреев перемежались заявлениями против антисемитизма. На многочисленных митингах люди носили транспаранты с лозунгами «Антисемитизму — нет! Антисионизму — да!». При этом 8300 человек исключили из Коммунистической партии — и почти все они были евреи . Почти 9 тыс. евреев уволили с работы, сотни человек лишились жилья . Власти позволили еврейским гражданам покинуть страну на двух условиях: они должны были отказаться от гражданства и заявить, что направляются в Израиль. Так было найдено циничное оправдание этнической чистке: зачем бы эти люди стали уезжать в Израиль, если раньше они не были сионистами.

Многие евреи воспользовались этой возможностью. Если в апреле 1967 года за выездной визой в Израиль обратилось всего 29 человек, то годом позже эта цифра возросла до 168, а к октябрю 1968‑го достигла 631 . Существуют различные оценки численности евреев, покинувших Польшу между 1968 и 1971 годами. По самым консервативным из них, уехало 12 тыс. человек; другие считают, что из страны было выдавлено более 20 тыс. Точная цифра, видимо, где‑то посередине: около 15 тыс. человек . Менее 30% уехавших осели в Израиле, остальные отправились дальше в другие страны, в том числе в Швецию, Францию и Соединенные Штаты.

Сионистская «пятая колонна»

После победы Израиля в Шестидневной войне страны — участницы Варшавского договора, за исключением Румынии, разорвали дипломатические отношения с Израилем. Однако в Польше события вскоре приняли необычный оборот. 19 июня 1967 года, через неделю после разрыва дипломатических отношений с Израилем, Владислав Гомулка, первый секретарь ПОРП, высказал примечательное соображение о польском следе в ближневосточных событиях. Некоторые польские евреи, как он с огорчением узнал, сочувствовали врагам социализма, «израильским агрессорам», и тем самым поставили под сомнение свое право называться лояльными польскими гражданами. Эти люди не просто достойны морального порицания; они представляют собой потенциальную «пятую колонну» внутри страны, и эту опасность необходимо искоренить до того, как она наберет силу.

Значение высказывания Гомулки о «пятой колонне» трудно переоценить. Этот термин предполагал наличие организованного сионистского заговора, центр которого сосредоточен в еврейской общине, к 1967 году насчитывавшей не более 30 тыс. человек при общем населении Польши в 32 млн человек. К тому моменту, когда Гомулка произносил эту речь, он уже несколько месяцев знал об антиеврейских фальшивках, сфабрикованных Министерством внутренних дел. Министерством руководил Мечислав Мочар, чьи антисемитские взгляды не были секретом для товарищей. Еще до июня 1967 года высокопоставленные чиновники МВД проявили особенный интерес к еврейским организациям Варшавы и стали распространять слухи о том, что сионисты проникли в партийные круги. МВД под руководством Мочара неустанно собирало информацию о евреях, особенно подчеркивая их связь с Израилем — в большинстве случаев эта связь представлялась в искаженном виде или просто была выдумана.

Благодаря существовавшей среди членов Политбюро оппозиции против махинаций Мочара придуманная Гомулкой теория о сионистском внутреннем враге не привлекла внимания широкой публики. За исключением армии, где большинство офицеров‑евреев были смещены со своих постов по обвинениям в сионизме и ревизионизме, антисионистская кампания не имела большого успеха вплоть до марта 1968 года, когда страна содрогнулась от массивного удара по пятой колонне.

Антисемитизм против протестующих студентов

Существует искушение видеть в истории последовательную цепь событий. Но в данном случае так не получится. В этих событиях утрачены и порядок, и ирония, которую потомство любит приписывать истории, когда она сбивается в полную иррациональность.

30 января 1968 года 300 студентов выступили против запрета объявленного антисоветским спектакля «Дзяды» по пьесе поэта‑романтика Адама Мицкевича. Протестующие не подозревали — да и как они могли подозревать? — что их мужественная акция приведет к бешеной антисионистской кампании марта 1968 года. Излишне говорить, что студенческие протесты, послужившие началом чистки «сионистов» по всей стране, так же мало думали о Ближнем Востоке, как и антисионисты, которые несколько недель спустя вышли с лозунгами «Сионисты — в Сиам!» («Syjoniści do Syjamu!»). Этот призыв красовался на транспаранте, который держали участники митинга. Автор лозунга, видимо, связал сионистов с Сиамом в силу фонетической близости этих слов в польском языке. В истории антисемитизма порядка не больше, чем разума у антисемитов. До самого начала кампании население обращало внимание на студенческие протесты и совершенно не интересовалось сионизмом. Внезапное появление сионизма в хронологии студенческих беспорядков свидетельствует не только об обманчивой преемственности исторических событий, но и об агрессивном сломе сознания, столь характерном для антисемитизма.

В наказание за участие в протестах по поводу спектакля «Дзяды» двое студентов, случайно оказавшихся евреями, Генрик Шлайфер и Адам Михник, были исключены из Варшавского университета. В пятницу 8 марта учащиеся университета вышли в ответ на большую демонстрацию, которая была жестоко разогнана силами безопасности. Но призывы к свободе слова и соблюдению гражданских прав вскоре услышали в учебных заведениях по всей стране, и до конца выходных десятки тысяч студентов и сочувствующих вышли на улицы.

Власти занервничали. Протесты распространились слишком сильно за слишком короткое время, и подавить их тихо уже было невозможно. Если к голосам тех, кто призывает к свободе слова и свободе образования, присоединятся рабочие, студенческие беспорядки легко могут превратиться в полномасштабный мятеж. В МВД все было готово к подавлению движения на раннем этапе. Люди Мочара использовали недавно полученные знания и составили списки тех, кто якобы инициировал демонстрации — большинство имен в этих списках принадлежали евреям. Гомулка и другие высокопоставленные партийные функционеры утвердили этот документ, и он был передан в прессу с целью нейтрализовать протесты, развязав кампанию против провокаторов непольской национальности. Предполагалось, что рабочие массы вряд ли пойдут за еврейской элитой.

«Полная очистка от сионистских элементов»

Одной только публикации списка было бы достаточно, чтобы официальная пропаганда против студенческих беспорядков приобрела антисемитскую окраску. Но если официальные партийные органы ограничились произнесением еврейских имен, то издаваемая католической организацией «Пакс» газета «Слово повшехне» подарила заговору, в который вовлекают польскую молодежь, собственное имя. В статье «К студентам Варшавского университета», опубликованной 11 марта, упоминалась фраза Гомулки о сионистской пятой колонне. Автор статьи утверждал, что сионистский заговор стремится «расшатать власть политического руководства Народной Польши». К счастью, заверял он читателей, «антисемитские настроения не свойственны [польской молодежи]». Поэтому она, конечно, не пойдет по неверному пути и не забудет, что главными организаторами демонстрации в Варшавском университете были прирожденные сионисты, которые «проводили встречи еврейской общинной и культурной ассоциации в клубе “Вавилон”».

Публика с готовностью проглотила наживку. Теперь в СМИ все чаще появлялись разоблачения и обвинения сионистских предателей. В течение следующих десяти дней было опубликовано 250 статей, немалая часть из которых была посвящена теории сионистского заговора. Но кампания не ограничивалась гневными заметками в журналах или отповедями участников телевизионных ток‑шоу. На заводах, партсобраниях и даже в спортивных клубах по всей Польше прошло более 100 тыс. митингов, на которых были приняты антисионистские резолюции. В одной из них, датированной началом апреля, говорилось: «[Мы требуем] полной очистки нашего социалистического общества, политических, управленческих, образовательных и культурных структур, а также общественных организаций от сионистских элементов.Тех, кто отравляет дух и сердце молодежи нигилизмом и космополитизмом, нужно лишить влияния». В итоге, хотя обошлось без общенационального погрома, на еврейскую общину обрушилась волна физического насилия в сочетании с агрессивной риторикой. Еврейских журналистов избивали, еврейских трудящихся травили, еврейских студентов преследовала подчинявшаяся Мочару милиция. В этой атмосфере, которая, по словам историка Дариуша Столы, представляла собой «символический погром», десятки людей покончили с собой, не справившись со всеобщим поношением и социальной изоляцией.

Гомулка: «Сионисты уедут»

Хотя кампания, разумеется, не могла быть развернута без ведома и согласия Владислава Гомулки, сам первый секретарь очень долго никак не комментировал воцарившиеся антисионистские настроения. Только 19 марта, больше чем через неделю после публикации подстрекательской статьи в «Слово повшехне», он наконец сформулировал свою позицию по поводу роли сионизма в текущих событиях перед большой аудиторией партийных активистов. Главными виновниками студенческих беспорядков, заявил он, являются ревизионистские и реакционные элементы, многие из которых евреи. Еврейское население Польши, продолжал он, можно разделить на три категории: поляки, космополиты и сионисты. Если первая и самая многочисленная группа гордо служит своей родине, а со второй еще можно мириться, то третья группа, «польские граждане, эмоционально и мысленно связанные с Государством Израиль», должна покинуть страну. Разделив польских евреев на три группы, Гомулка принизил значение сионистского заговора, но в то же время признал его существование. Немалая часть его слушателей выразила неудовольствие снисходительностью первого секретаря и потребовала, чтобы он назвал конкретные имена. Тщетные попытки Гомулки утихомирить толпу и явная демонстрация неповиновения свидетельствуют о быстром нарастании масштаба антисемитской кампании, которую партия уже не в состоянии была контролировать.

В течение следующих нескольких недель Польшу обуревала антисионистская горячка, а еврейская община могла только затаить дыхание и ждать, когда всеобщее бешенство прорвется наружу. В июне 1968 года ЦК принял решение о прекращении кампании. На V съезде Компартии, прошедшем в ноябре, проблема сионизма уже не стояла на повестке дня. На вопрос товарища, связаны ли мартовские протесты с сионистским заговором, генеральный прокурор ответил: «Нет, у нас нет никаких доказательств этого предположения».

Но на жизнь жертв кампании это предположение оказало самое решительное воздействие. В Лодзи, где власти вообще не ограничивали антисемитские выпады, из городских газет уволили еврейских журналистов, администрация местной офтальмологической клиники требовала у врачей свидетельства о крещении, а местное бюро пропаганды ПОРП опубликовало материал, содержавший цитаты из «Протоколов сионских мудрецов». Меньше чем за два месяца еврейское население Лодзи, некогда крупного центра еврейской культуры и бизнеса, было вытеснено из города.

Антисионизм как новая форма антисемитизма?

В Польше 1968 года мысль о сионистском заговоре была совершенно не очевидной. Абсурдность этой идеи уловил крестьянин из городка Влощова, который сказал: «Раньше нам говорили, что Польшей правят крестьяне и рабочие, а теперь оказалось, что евреи». Крестьянину из Влощовы можно только посочувствовать: на смену одной странной идее пришла другая. Большинство авторов, изучавших эти события, доказывали, что антисионизм был просто формой антисемитизма. Эта позиция, которую я называл бы «позицией идентичности», заключается в том, что антисионизм — это поверхностное явление, которое можно свести к классическому антисемитизму. Антисионизм в данном случае представляет собой перевод антисемитизма в социально дозволенные рамки. «Сионисты» значит «евреи» — эвфемизм вместо табуированного слова — говорится одно, а подразумевается другое.

В пользу позиции идентичности говорит многое. Помимо того факта, что кампания была направлена главным образом против евреев (и людей, которые считались евреями), для мартовских событий 1968 года характерны и многие классические элементы антисемитизма. Теория заговора, паранойя, антиинтеллектуализм, антикосмополитизм — все эти черты присутствовали в кампании и одновременно были неотъемлемой частью идеологического репертуара ненависти к евреям с XIX века.

Однако я полагаю, что дело не только в этом. Когда антисемитизм появляется в форме антисионизма, это не просто смена терминологии. Происходит более глубокая трансформация. Замена «евреев» на «сионистов» модифицирует идеологическую структуру антисемитизма. Объект ненависти — каковым в Польше 1968 года был сионист — резонирует с «темным импульсом», бессознательным мотивом, которым руководствуется антисемит. Антисионизм марта 1968 года — это не узаконенная версия, а новая словоформа антисемитизма.

Термин «словоформа» я позаимствовал из лингвистики. Во многих языках структура слова меняется, чтобы передать определенное значение, соответствующее грамматическому контексту. Например, от слова «быть» образуются словоформы «есть» или «будет», и мы используем их в зависимости от того, говорим ли мы о настоящем или о будущем времени.

Антисемитизм тоже может изменяться таким образом. Но его грамматический контекст — это само общество. В упомянутом мной примере слово (или, точнее говоря, лексема) «быть» мало похоже на собственные словоформы. Оно прячется за ними, как импульс, движущий антисемитами, который, по словам Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера, порождает «систему безумия» . Форма, которую принимает это безумие, иррациональна, но не случайна. Специфическое идеологическое выражение антисемитизма в любой данный момент времени зависит от исторических обстоятельств.

Но какой же контекст привел к тому, что антисионистская словоформа стала более адекватной, более мощной, более цепкой, чем исходная форма? Определенную роль, конечно, сыграло публичное неодобрение предшествующих форм антисемитизма. Кампания 1968 года была примером идеологического новшества, которое антисионизм привнес в антисемитизм — представление о политическом заговоре. Когда сопротивление студентам приобрело антисионистскую окраску, оно превратилось в мощную политическую охоту на ведьм. Политика играет ключевую роль в понимании соотношения между антисионизмом и традиционным антисемитизмом. Старые антииудейские и антисемитские образы, вроде обвинения евреев в убийстве Христа или идентификации евреев с капиталом, имели ограниченное приложение в социальных условиях, существовавших в Народной Польше, где у любого явления имелся политический оттенок. Вместо этого популярность приобрел другой аспект антисемитизма — идентификация евреев с абстрактным государственным аппаратом.

Разгон студенческой демонстрации в Варшаве. Март 1968PAP/Tadeusz Zagodzinski

Направление политического заговора

Политический заговор всегда представлял собой квинтэссенцию современного антисемитизма, так же как и доминирование евреев в области экономики. И в экономической, и в политической сфере представление о еврейском заговоре возникает из‑за навязчивого желания конкретизировать социальные отношения. Конкретизация абстрактного явления — чрезвычайно характерная черта современного общества — происходит не только на уровне теории. Антисемит видит мир через призму своих представлений. Историк и политический теоретик Мойше Постон пишет, что при национал‑социализме евреи стали «персонификацией неприкасаемого». Польская кампания показывает, что антисионистский образ Израиля упрощает процесс маниакальной конкретизации в области политики. Политический заговор обретает видимые очертания в форме сионизма. Соответственно, в политическом заговоре можно обвинить тех, кто представляется союзниками Израиля, — «сионистов».

Весна 1968 года прекрасно подтверждает этот тезис. Статья в армейской газете «Жолнеж вольности» сообщала читателям о «фантастической сети, раскинутой Израилем по всему миру», которая направляет «шпионскую деятельность под руководством Тель‑Авива». Эдвард Герек, в 1970 году сменивший Гомулку на посту первого секретаря, призывал 100 тыс. человек, слушавших его речь в Катовице, обратить внимание на политические амбиции сионистов: «Это делается в интересах старых политических спекулянтов, действующих без малейших колебаний». Герек перечислил известные еврейские фамилии, «все эти Замбровские, Сташевские, Слонимские» — все во множественном числе, чтобы не осталось никаких сомнений в том, что речь идет не о конкретных людях, а о представителях тайной организации. Называть таинственную политическую силу «сионизмом», так же как называть всемирный еврейский картель «Ротшильдами», означает давать собственное имя параноидальной идее.

Одним из ведущих лозунгов кампании была борьба с «международным сионизмом». Этот оксюморон отражает идеологическую функцию сионистского заговора в максимально концентрированной форме. Антисемит полагает, что еврейский заговор существует повсеместно, проникает повсюду, что он носит «международный» характер. Искаженная интерпретация сионизма дает заговору имя и адрес, тем самым смешивая два противоречащих друг другу элемента антисемитизма: вездесущность объекта ненависти и страсть к конкретизации.

Конкретизация экономической сферы не противоречит конкретизации политической власти. Антисемитизм касается и Ротшильдов, и «Замбровских, Сташевских, Слонимских». Безжалостный ростовщик традиционного антисемитизма и «политические спекулянты» Герека — это две формы одного и того же навязчивого желания антисемитов, чтобы мир соответствовал их причудливым представлениям. Вернемся к статье в газете «Жолнеж вольности». Автор завершает свою филиппику в адрес сионистских предателей синтезом старого и нового антисемитизма: «Их цель — служить иностранным интересам, служить империализму, подрывать интересы Польши и интересы социализма. Их родина — американский доллар, и неважно, откуда они его получают: из Тель‑Авива, Бонна или Вашингтона». В антисемитской картине мира евреи всегда обладают экономической властью, их ненавидят и им завидуют за их призрачный союз с большими деньгами. Так, в антисионизме антисемитская ненависть к евреям встраивается в политическую реальность.

Изгнание евреев из армии, из партии, из администрации и государственных учреждений Польши представляло собой удаление евреев из политической сферы. Именно это и означает «сионизм» в их концепции антисионизма — еврей как политическое существо, как гражданин. Поскольку антисемитская кампания 1968 года помещала свой объект в сферу политики, она не могла не принять форму антисионистского антисемитизма.

15 марта статья в партийной газете «Трибуна Люду» объясняла парадокс, содержащийся в определении «международный сионизм»: «[Сионистские лидеры] заставляют еврейскую общину, рассеянную по всему миру, предоставлять всемерную поддержку Израилю, играя на ее чувстве национализма и религиозного фанатизма.Поэтому помощь, к которой призывают сионистские лидеры, — это содействие израильскому экспансионизму, за которым стоят силы империализма, особенно западногерманского и американского империализма». В течение всей кампании большую популярность имела связь сионизма с Западной Германией и США, хотя журналисты и не вполне могли договориться, кто и кем тайно манипулирует. Слияние концепции экономического заговора и политического заговора видно в статье, опубликованной 18 марта в газете «Глос праци»: «[Сионизм] запанибрата с французским и британским капиталом, он родился под влиянием этого капитала. Недавно… [он объединился с] американским и западногерманским империализмом».

Активисты с плакатами «Сионисты в Израиль», поддерживающие линию партии Нова‑Хута, Краков. 20 марта 1968Stanisław Gawliński/PAP

Наследие 1968 года в Польше

Сила ненависти антисемитов часто находится в прямой зависимости от цепкости их безумия. Антисемиты хотят, чтобы объект было легко идентифицировать и он всегда был под рукой. Сионистский жупел, придуманный в марте 1968 года, служил этой цели. В образе сионистской пятой колонны идея мирового господства евреев проявилась в политической сфере. Пример Польши дает нам возможность понять идеологическую функцию антисионизма как части антисемитизма: антисионизм позволяет найти место для ранее неопределенной идеи о политическом заговоре. И печальная судьба 15 тыс. польских евреев, которые вынуждены были эмигрировать, напоминает нам о том, что цель антисионистского антисемитизма — не только еврейское государство, но и народ, для защиты которого оно было основано.
Саймон Гансингер