Изучаем Фултонскую речь Черчилля и реакцию сверхдержав на нее

Историю прошлой холодной войны принято отсчитывать от фултонской речи Уинстона Черчилля. Но когда в марте 1946 года бывший британский премьер говорил о железном занавесе, разделившем Европу, и призывал Соединенные Штаты объединить усилия с Англией, чтобы противостоять мировому коммунизму и Советскому Союзу, холодная война уже началась. И понятие «железный занавес» Черчилль впервые употребил не в Фултоне, а значительно раньше, в письме американскому президенту Гарри Трумэну 12 мая 1945 года: «Железный занавес опустился над их фронтом. Мы не знаем, что за ним происходит».

Речь в спортивном зале

Летом 45-го лидер британских консерваторов Уинстон Черчилль проиграл выборы и утратил пост премьер-министра. После неожиданного поражения на выборах он казался сломленным человеком, бледной тенью великого лидера. Окружение советовало ему покинуть большую политику. У него начались серьезные проблемы со здоровьем — из-за курения и выпивки. Он выкуривал в день 8 сигар.

Черчилль отказался удалиться на покой.

В 46-м возник кризис из-за советских войск в Северном Иране, которые должны были вернуться домой в течение полугода после окончания Второй мировой. Но не ушли. На Западе опасались, что Сталин намерен взять под контроль нефтяные месторождения Ирана. Для Англии, которая жила за счет импорта нефти, в том числе иранской, это был вопрос жизни и смерти. Возможно, это стало одной из причин, почему Черчилль произнес речь о железном занавесе.

В роли лидера оппозиции он собрался в Соединенные Штаты. И получил приглашение посетить Вестминстерский колледж в небольшом городке Фултон в штате Миссури. Президент Вестминстерского колледжа Фрэнк Макклюэр обратился к одному из своих выпускников — близкому к Трумэну генералу Гарри Вогану. Генерал пошел к Трумэну. Президент США взял письмо, адресованное Черчиллю, и приписал внизу: «Это прекрасная школа в моем родном штате. Надеюсь, вы сможете приехать. Я вас представлю. Всего наилучшего».

Миссури не самый известный штат в США,

„

Фултон не самый большой город, здесь вообще мало что происходит. Но однажды приехал Черчилль и произнес речь, которая сделала Фултон историческим городом.

Трумэн и Черчилль поехали в Фултон на поезде. Черчилль пребывал в отличном настроении. Перед ужином выпил пять порций скотча. Утром 5 марта 1946 года он внес последние исправления в свою речь, которую размножили на ротапринте. Американский президент прочитал текст и одобрил.

Тысячи людей собрались, чтобы увидеть Трумэна и Черчилля. После обеда в доме президента колледжа гости отправились в спортивный зал, существующий и поныне. Другого помещения, способного вместить всех желающих, не нашлось. Во вступительном слове Трумэн назвал Черчилля одним из выдающихся людей эпохи.

— Я глубоко восхищаюсь доблестным русским народом и моим товарищем в военные годы маршалом Сталиным, — говорил Черчилль. — Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ, устранив любую возможность германской агрессии. Мы рады, что Россия заняла законное место среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. Но я не могу не сказать о том, что происходит в Европе. На мир, озаренный победой союзников, пала тень. Никто не знает намерения Советской России и ее международной коммунистической организации и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансии.

И Черчилль произнес слова, которые станут знаменитыми:

— От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес опустился на наш континент. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы — Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София. Все эти знаменитые города и их население оказались в советской сфере… Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, в них нет подлинной демократии… Это явно не та свободная Европа, ради которой мы сражались. Я не верю, что Советская Россия жаждет войны. Она жаждет неограниченного расширения своей власти и идеологии. Из того, что я наблюдал в годы войны, я заключаю, что наши русские друзья и соратники ничем не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость.

«Нельзя оправдать Черчилля»

Первая реакция на его речь была критической и на Западе, и на Востоке.

„

Американские газеты обвиняли Черчилля в том, что он отравил и без того трудные взаимоотношения между США и СССР и опять пытается втянуть их страну в европейские дела.

Трумэн поспешил сказать журналистам, что не читал текст заранее: в свободной стране каждый имеет право говорить все, что думает. Он написал Сталину, что приглашает и его в Соединенные Штаты, обещал отвести Сталина в университет Миссури, чтобы и он мог, как Черчилль, сказать все, что думает. Сталин отклонил приглашение.

Назначенный послом в СССР американский генерал Уолтер Беделл Смит в Нью-Йорке остановился в той же гостинице, в которой жил Черчилль. Смит не разделял взгляды Черчилля, высказанные им в Фултоне, но очень хотел его увидеть. Смит позвонил в его номер. Черчилль пригласил зайти.

Бывший премьер был крайне раздосадован пикетами на улицах. Коммунисты и левые ругали его почем зря, а он привык к тому, что в Америке его встречают восторженно. Но считал, что сделанный им в Фултоне анализ точен:

— Припомните мои слова — через год-два многие из тех, кто меня сейчас поносит, скажут: «Как Черчилль был прав!»

Министр иностранных дел Вячеслав Молотов и его первый заместитель Андрей Вышинский выразили свое негодование государственному секретарю Джеймсу Бирнсу на переговорах в Париже.

«Молотов и Вышинский, — говорится в записи беседы, — выражают удивление, что Черчилль выбрал именно США для выступления со своей речью, которая была не чем иным, как призывом к новой войне.

Бирнс берет под защиту Черчилля, указывая, что он выступал не как член Британского правительства, а под свою ответственность, что ни он, Бирнс, ни Трумэн не видели речи заранее и пр.

Молотов замечает, что Черчилль подорвал свой престиж, выступив с такой речью.

Бирнс говорит, что заслуги Черчилля в минувшей войне настолько велики, что Черчилль до самой смерти будет иметь массу поклонников…

Молотов отвечает, что нельзя оправдывать Черчилля, провозгласившего новую расовую теорию, теорию англосаксонского господства над миром, с которой далеко не все согласятся».

Война неминуема

Сталин назвал речь Черчилля «опасным шагом». Он увидел в ней контуры противостоящего ему военного союза, хотя сильно рассчитывал на англо-американские противоречия. За месяц до Фултона он выступил перед избирателями на выборах Верховного Совета СССР и сказал, что коммунизм и капитализм несовместимы, поэтому война неминуема.

В Вашингтоне вздрогнули, решив, что Сталин «объявил войну Соединенным Штатам».

Сейчас трудно себе представить, какой популярной во время Второй мировой была Красная армия. Американцы и англичане восхищались советскими солдатами. До войны Сталин воспринимался как странная и демоническая фигура. В ходе войны он превратился в «дядю Джо», что было вполне одобрительным прозвищем. Британские солдаты писали на европейских развалинах: «Дядю Джо в короли!» Опросы общественного мнения показывали, что 80 процентов американцев приветствуют послевоенное партнерство с Россией. Летом 45-го общественное мнение благожелательно воспринимало «дядю Джо», героя побед на Восточном фронте.

Внешнеполитическое положение Советского Союза было идеальным. Европейские страны не могли оправиться от Второй мировой. Соединенные Штаты стремительно сокращали свою армию, их сухопутные силы стали в 10 раз меньшими, чем советские. Врагов не было. Страна чувствовала бы себя в полнейшей безопасности в послевоенные годы…

«Кто такой этот Сталин?»

На Западе возмущались тем, что Сталин установил прокоммунистические правительства по всей Восточной Европе. Сталин же рассуждал так: он отказался от участия в управлении разгромленными Италией и Японией. Однако же в своей сфере интересов вправе поступать так, как считает нужным. Почему американцы озабочены ситуацией в столь далекой от них Восточной Европе? Не потому ли, что претендуют на мировое господство?

На Западе плохо понимали, что происходит. Один из иностранных корреспондентов в Москве заметил: «Нет специалистов по Советскому Союзу, есть только разные степени непонимания».

Государственный департамент США попросил посольство в Москве растолковать реальные мотивы сталинской политики: что стоит за речью Сталина? Почему с советскими руководителями невозможно договориться? Телеграмма поступила советнику-посланнику Джорджу Фросту Кеннану, который остался поверенным в делах после отъезда посла Аверелла Гарримана. Кеннан, прекрасно говоривший по-русски, знаток русской истории и литературы, был среди первых американских дипломатов, приехавших в Москву в 1933 году. Весной 1944 года его вновь командировали в Советский Союз.

В отличие от знатока российской жизни дипломата Кеннана,

„

большинство американских политиков не имело ни малейшего представления о том, что представляет собой советский режим и кто такой Сталин.

В сентябре 1945 года в Москву приехала группа конгрессменов, чтобы встретиться со Сталиным. Американцев прокатили на метро, потом славно угостили и на двух лимузинах повезли к вождю. Когда подъезжали к воротам Кремля, Кеннан услышал в машине чей-то хриплый и не очень трезвый голос:

— Черт побери, да кто такой этот Сталин? Почему я должен с ним встречаться? Я, пожалуй, выйду.

Кеннан твердо сказал нарушителю спокойствия:

— Не выдумывайте! Вы будете сидеть здесь и останетесь со всеми.

Вождь принял американских законодателей 14 сентября в восемь вечера. Присутствовали еще Вышинский и переводчик.

«Великоватый китель, который носил Сталин, — вспоминал Кеннан, — возможно, компенсировал недостаточную представительность его внешнего облика. Желтые глаза, усы, слегка топорщившиеся, оспинки на щеках придавали ему сходство со старым тигром, покрытым шрамами. Сталин был прост в обращении, выглядел спокойным и хладнокровным. Неподготовленный гость мог не догадаться, какая бездна расчетливости, властолюбия, жестокости и хитрости скрывалась за этим непритязательным внешним обликом. Великое умение притворяться — часть искусства управлять».

Гайморит и депрессия

В те дни 1946 года Джордж Кеннан болел, лежал в постели в московском Спасо-хаусе и хандрил. Он страдал от жестокой простуды и гайморита. Вдобавок у него ныли зубы. Интроверт, часто пребывавший в унынии, он был не из тех, кто хорошо чувствовал себя во враждебном и подозрительном мире сталинской Москвы, где иностранных дипломатов отрезали от общения не только с простыми людьми, но даже с чиновниками.

Кеннан полагал, что у него на родине вовсе не понимают, с кем имеют дело: «Советский режим — прежде всего полицейский режим. Это обстоятельство никогда не следует упускать из виду при оценке советских мотивов. Но Советы не идут на ненужный риск. Глухие к логике разума, они в высшей степени чувствительны к логике силы».

Советник-посланник американского посольства втолковывал чиновникам в Вашингтоне: прежде чем они смогут обсуждать со Сталиным будущее Европы, ему нужно доказать, что США не позволят СССР добиться своих целей путем применения силы, что у Запада достаточно мужества, твердости и уверенности в своих силах и западные страны не позволят обвести себя вокруг пальца.

«Мы дали повод Сталину думать, — считал Кеннан, — что западная часть Европы находится в плачевном состоянии, а Соединенные Штаты исходят из абсолютно наивных и преувеличенных представлений о советской мощи, поэтому он легко сможет выдавить американцев со всего евроазиатского пространства и навязать миру свою политику.

Мне было ясно, что пока советские руководители так думают, у нас нет никакой надежды эффективно вести с ними дела. Поэтому я призывал Вашингтон ужесточить позицию и рассеять московские иллюзии. Я был убежден, что мы должны доказать русским, что они ничего не добьются без сотрудничества с нами».

Получив запрос из Вашингтона относительно подлинного смысла речи Сталина, Кеннан мог высказаться откровенно. Он отправил в государственный департамент так называемую «длинную» телеграмму:

«Я не в состоянии уместить ответы на заданные мне вопросы в кратком сообщении без риска представить их в слишком упрощенном виде. Я надеюсь, департамент не будет возражать, если я разобью ответы на вопросы на пять разделов:

Особенности советского мировоззрения в отражении официальной пропагандистской машины.

Основы этого мировоззрения.

Реализация этих взглядов в практической политике на официальном уровне.

Реализация этих взглядов в неофициальной политике, осуществляемой скрыто, за которую советское правительство не несет никакой ответственности.

Практические выводы с точки зрения американской политики».

Не на жизнь, а насмерть

Кеннан начал с исторического экскурса:

«Внешняя политика России развивалась путями, отличными от американских… Русская история знала много перемирий между враждебными силами, но в ней нет ни одного примера постоянного мирного сосуществования двух соседних государств… У русских поэтому нет концепции постоянных дружественных отношений между государствами. Для них все иностранцы — потенциальные враги».