Петр Григоренко: "Сохранилась главная особенность сталинизма — управление с помощью лжи и террора"

На модерации Отложенный

34 года назад не стало участника советского диссидентского движения, правозащитника, члена Московской Хельсинкской группы, генерал-майора Петра Григорьевича Григоренко (1907-1987). В феврале 1968 года в письме к участникам Будапештского совещания он писал следующее (цитирую по книге «Мысли сумасшедшего», 1973): "Создалось государство невиданно высокой степени тоталитаризма. Вся жизнь советского общества чудовищно централизована. В стране нет ни одной самодеятельной организации населения. Не только партийный и государственный аппарат, но и профсоюзы, научные и культурные общества, религиозные общины, редакции, издательства и пр., все это — отростки единого широко разветвленного бюрократического аппарата, управляемого из одного центра и контролируемого специально для этой цели созданным органом (в данное время сей орган именуется КГБ).



Гигантский бюрократический спрут охватывает все общество и душит его живые силы. Ни одного организованного общественного действия нельзя предпринять, если это не предусмотрено или не разрешено вышестоящей бюрократической инстанцией. Без этого невозможны даже религиозные обрядовые действия. Собрания, митинги, демонстрации и другие мероприятия, организуемые бюрократическим аппаратом, проводятся либо по хорошо отработанным шаблонам, либо по всесторонне отрепетированным сценариям. Ни один человек не может что-нибудь сказать или совершить другое действие, если это неугодно организаторам соответствующего мероприятия.

Сказанное относится не только к рядовым гражданам, но и к чиновникам бюрократической иерархии на всех ее ступенях, а также к ученым, писателям, работникам искусств. Все, кто пытался противодействовать этому, уничтожались или надежно изолировались от общества. Булгаков, Вавилов, Мандельштам, Пильняк, Платонов и сотни других деятелей литературы, науки, искусства, которых тоже следовало бы включить в этот скорбный список, — это те, кто пытался отстоять свое право на свободное выражение мыслей и чувств, кто не хотел говорить и делать то, что ему велят, если это противоречило его убеждениям.

Даже угрюм-бурчеевщина, показанная в чудовищно утрирующей сатире Салтыкова-Щедрина («История одного города»), — детский лепет в сравнении с той действительностью, которую создала бюрократия в СССР под руководством Сталина. Разговоры о партии, о ее руководящей роли в период сталинского единовластия, это — совершенно бессмысленная, ни на чем ни основанная демагогическая болтовня. Партия, пользуясь выражением Антонио Грамши, представляла в то время «... простого нерассуждающего исполнителя ... Ее название ... представляет собой простую метафору, носящую мифологический характер». <...>

Наблюдавшиеся после 20 съезда отдельные проблески демократизации внутрипартийной жизни давно подавлены. Члены партии лишены каких бы то ни было прав и имеют лишь одну обязанность: беспрекословно подчиняться партийному, государственному и производственному аппарату управления. Восстановлены в прежних правах и органы государственной безопасности. Известно, что после разгрома бериевщины главным направлением их деятельности стала разведка и контрразведка. Поэтому их численность была резко сокращена, а во главе был поставлен специалист разведчик. Сейчас эти органы вновь, как и при Сталине, нацелены, главным образом, на борьбу с народным протестом внутри страны. В связи с этим им снова дано право тотального контроля за деятельностью всех учреждений и организаций, в том числе и партийных. Соответственно восстановлена и их численность, а руководство опять перешло в руки политического деятеля, входящего в состав партийно-государственной элиты.

Сейчас КГБ — комитет только по названию. По значению и по численности это такое же надминистерство, как и при Берии. Сохранилась и главная особенность сталинского строя — управление с помощью лжи и террора. Правда, террор теперь не проявляется столь открыто и не имеет таких отвратительных форм, как в те не столь далекие времена. Но зато ложь доведена до невероятнейших высот. Лгут и открыто — в печати, по радио и телевидению. Лгут и тайно — на различных собраниях, совещаниях, докладах, собеседованиях, инструктажах, семинарах.

Открытая ложь применяется для подачи в выгодном для правящих кругов свете нашей хозяйственной и общественной жизни, искажения фактов, имевших место в действительности, преувеличения отдельных успехов, умолчания о провалах и т. д. Особенно сильные искажения наблюдаются в освещении исторических событий.

История партии и советского государства фальсифицированы до такой степени, что читать стыдно. При чем одни и те же события в различные годы освещаются по-разному, но во всех случаях лживо. Даже беззаконное зверское истребление Сталиным воображаемых претендентов на его власть — лучших учеников и ближайших соратников Великого Ленина, истинных коммунистов-болыиевиков — Бухарина, Зиновьева, Каменева, Рыкова и других до сих пор преподносится как благодеяние, как ликвидация злейших врагов социализма. Любые попытки восстановить историческую правду жестко преследуются. Недавно исключен из партии А.М. Некрич только за то, что рискнул чуть-чуть приподнять завесу над тайнами преступной подготовки к войне.

Но особенно отвратительный характер имеет ложь закрытая, ложь рассчитанная на неинформированность и невежество слушателей и предназначенная только для «внутреннего употребления», для распространения обывателями, что называется, «из уст в уста». О характере таких закрытых выступлений можно судить, скажем, по выступлению главного редактора «Правды» (Правды!) Зимянина в ленинградском Доме прессы 5 октября 1967 года. Наговорил он такого, что когда запись его речи распространилась в «Самиздате» без каких бы то ни было комментариев, он вынужден был выступать с опровержением.

Ложь буквально укоренилась в служебной практике чиновничьего аппарата. Маленькая иллюстрация. Процесс Галанскова, Гинзбурга и др. был буквально окутан ложью. Лгал председательствовавший на процессе зам. пред. Мосгорсуда Миронов, который накануне процесса заявил обратившимся к нему гражданам, что данного дела в Мосгорсуде нет и он не знает, где оно находится. Солгали и в отделе печати МИД, заявив корреспонденту «Юманите» в день начала процесса, что его срок еще не назначен. Заведомую ложь об этом процессе с клеветой на подсудимых и свидетелей опубликовали «Комсомольская правда» (Правда!) и «Известия».

Продолжает культивироваться и ложь на самом высоком уровне — в основном законе страны, в ее конституции. Этот документ до сего дня является чисто декларативным, служащим лишь для того, чтобы за границей создавать миф о наличии у трудящихся СССР всех демократических прав и свобод. На деле Уголовный кодекс полностью игнорирует Конституцию в этой ее части. В нем имеется статья, с помощью которой можно воспрепятствовать осуществлению любой из конституционных свобод (статья об антисоветской агитации). О характере этой статьи можно судить хотя бы по тому, что аналогичное имеется только в законодательстве стран с фашистской диктатурой. Ни в одной стране буржуазной демократии подобных законоположений нет. Даже в США, где монополизация и конформизм достигли очень высокой ступени развития, не удалось протащить закон об антиамериканской деятельности.

А вот в нашей стране теперь оказалось мало даже этой антинародной статьи. Принимаются новые драконовские законы против возможной оппозиции. Так, в сентябре 1966 г. приняты два дополнения к Уголовному кодексу, начисто отменяющие конституционные права граждан — свободу слова, печати, митингов, собраний, демонстраций, а также величайшего из завоеваний рабочего класса — права на забастовку. Приняты эти дополнения в глубокой тайне от народа под прикрытием шума о борьбе с хулиганством. Лагеря для политических заключенных нынче, как и при Сталине, мало отличаются от гитлеровских лагерей. По-прежнему в СССР нет ни суда, ни следствия (в нормальном понимании этих слов) для политических «преступников». Если у кого и были на сей счет какие либо сомнения, то процесс писателей Синявского и Даниэля и, особенно последний политический процесс в Москве (Галанскова, Гинзбурга, Добровольского и Лашковой) не оставили места для сомнений. А подобных процессов, не дошедших, правда, до широкой советской и мировой общественности, за последние два года проведен не один десяток".