Какие письма домой посылали немцы из Сталинградского котла

Да, немцы – самые страшные враги. Их никто не звал, но они пришли и совершили бесчисленное число преступлений. Но письма тех, кто был пешками в безумной игре Гитлера и оказался в Сталинграде, заставляют кровь застыть в жилах. Отчаяние, разочарование и ужас войны, осознание авантюрности планов вермахта в России – вот что переживали немецкие солдаты на пороге смерти.

В ноябре-декабре 1942 г. шли самые жестокие бои, затем немцев отбросили и окружили. А 10 января 1943 г. Красная армия начала уничтожение окруженных под Сталинградом нацистов (более 218 тыс. человек).

Положение немцев постоянно ухудшалось и стало катастрофическим. Вот некоторые выдержки из дневника унтер-офицера И. Шаффштейна:

«2 ноября. Ночью колоссальная деятельность авиации. Из головы не выходит мысль, что твой конец близок. Наши атаки безуспешны. Ротный старшина Лар убит.

3 ноября. Унтер-офицер Фридрих убит.

8 ноября. Снова и снова воздушные налеты. Никто не знает, будет ли он жив через час…

9 декабря. Всех ослабевших лошадей закалывают и съедают.

10 декабря. Голодать чертовски тяжело.

11 декабря. Никаких надежд на улучшение. Сейчас мы познали цену хлеба.

12 декабря. Сегодня я нашел кусок старого заплесневевшего хлеба. Это было настоящее лакомство. Мы едим только один раз, когда нам раздают пищу, а затем 24 часа голодаем…»

Уже в ноябре самое мрачное будущее было понятно участникам боев. Русские оказались гораздо сильнее, чем они рассчитывали. Вахмистр Ю. Фершнет писал своей знакомой 16 ноября 1942 г.: «У нас сейчас дело совсем плохо; если бы ты нас увидела, ты бы половины не узнала, а потом спросила бы: а где тот, где этот? Да, одни лежат в русской земле, другие на излечении на родине или в лазарете, некоторые лишились ног и так далее. Плохо нам! Здесь погибает очень много народу, так как русский сражается чрезвычайно упорно».

Двумя днями позже ефрейтор В. Опперман писал брату: «Сталинград — это ад на земле, Верден, красный Верден, с новым вооружением. Мы атакуем ежедневно. Если нам удается утром занять 20 метров, вечером русские отбрасывают нас обратно».

Вместе с кровавыми боями приходило и понимание бессмысленности и мерзости войны. Ефрейтор К. Мюллер писал семье 18 ноября, за несколько дней до окружения: «Скажу вам лишь одно: то, что в Германии называют героизмом, есть лишь величайшая бойня, и я могу сказать, что в Сталинграде я видел больше мертвых немецких солдат, чем русских.

[…] Пусть никто на родине не гордится тем, что их близкие, мужья, сыновья или братья сражаются в России, в пехоте. Мы стыдимся нашей жизни».

Через несколько дней перед немцами стояла уже задача выживания, а не победы. Окруженные вскоре немцы если лошадей, собак и кошек, крыс. Один из них, солдат Отто Зехтиг 100-й пехотной дивизии писал невесте 29 декабря 1942 г.: «…Вчера мы получили водку. В это время мы как раз резали собаку, и водка явилась очень кстати. Хетти, я в общей сложности зарезал уже четырех собак, а товарищи никак не могут наесться досыта. Однажды я подстрелил сороку и сварил ее…»

Другой солдат, Вернер Клей, писал 26 декабря «Сегодня ради праздника сварили кошку». Его сослуживец Рефферт три дня спустя писал жене: «…Эльза, я не хочу наводить на тебя тоску и не стану много рассказывать, но одно я тебе могу сказать: скоро я погибну от голода…».

Для многих к концу декабря не хватало даже и конины. Неизвестному солдату 631-го артиллерийского полка еще повезло. 31 декабря он писал: «Сегодня вечером мы снова варили конское мясо. Мы едим это без всяких приправ, даже без соли, а околевшие лошади пролежали под снегом, может быть, 4 недели. Как ты можешь понять, у нас нет лакомых кусков…»

Чувствуя, что это конец, многие прощались с семьями и, не приукрашивая, сообщали им, что близится финал. Ефрейтор Р. Ян писал невесте 27 декабря г.: «мы будем сражаться, пока последний человек не подохнет. Это у нас называется «героической смертью». […] Мертвецы — повседневное зрелище; испытывать сострадание мы разучились, любви больше не требуется, остались только животные инстинкты, жрем мы и живем все, как свиньи. […] Еще две недели, и мы все сдохнем. […] Несмотря на злополучное положение, в котором мы находимся, люди воруют друг у друга. Нет смысла писать тебе больше об этом; ты все равно не в состоянии себе представить, каково это в действительности. Я погиб».