О засухах и голодовках в России до революции и после нее

Каждый, кто объективно изучал эту тему, понимает, что голод всегда вызывался значительным неурожаем зерновых. Неурожай всегда вызывался климатическими аномалиями, как правило затяжными засухами. Последняя на нашей памяти была засуха 2010 года, когда в России вместо обычных 90 млн. тон зерновых собрали порядка 60 млн. То есть снижение урожайности составило порядка 30% от обычного. Картину колебаний можно глянуть тут: Урожаи и урожайность зерновых России за 100 лет

Нужно полагать, что у дореволюционной России с этим делом обстояло примерно также, то есть были большие колебания урожаев, вызванных регулярными погодными аномалиями. Вот как это выглядит на диаграмме:

Тут показана интенсивность засух за период 1885-1940 годах, причем мерой глубины засухи служит процент уменьшения урожайности на агротехнических станциях в районе засухи по отношению к среднему уровню. Как видно из графика, в первом десятилетии ХХ века было два засушливых года (1901 и 1906), и урожайность падала только на 36-38%. Во втором десятилетии было три засушливых года (1911, 1914, 1917), наиболее тяжелым был 1911 год, когда урожайность упала на 48%. В начале 1920-х годов последовал второй удар экологического кризиса: разразилась двухлетняя катастрофическая засуха 1920-1921 годов, причем в 1921 году урожайность упала на 58%. Как известно, этот катаклизм вызвал страшный голод и гибель миллионов людей в Поволжье.

А вот как выглядит территориально ареал засух в Поволжье в 1891 и 1921 годах:

На карте видно расширение границ экосоциального кризиса в России, вызванного перенаселением Центральной России, износом плодородия земельных ресурсов, вырубкой лесов, тотальной распашкой всех доступных угодий и влиянием Средней Азии с ее суховеями. На климатический и демографический фактор в обоих случаях наложились и социальные факторы. В 1921 году это были последствия Гражданской войны с разрухой и продразверсткой предыдущих лет, а в 1891 году ситуация неурожая была усугублена тотальным экспортом зерновых предыдущих лет. По данному факту цитирую историка Нефедова:

В 1889 году был неурожай, цены поднялись, но благодаря снижению транспортных расходов вывоз оставался выгодным, и это привело к тому, что остаток на потребление упал до не бывало низкого уровня – немногим больше 11 пудов. Голод не начался лишь потому, что предыдущие годы были урожайными, и в хозяйствах оставались кое-какие запасы. В следующем году урожай был посредственным, ниже среднего, а экспорт оставался высоким; остаток снова оказался ниже минимального уровня, и страна снова жила за счет запасов. «Внешнеторговую политику Вышнеградского не зря называли „голодным экспортом“… – отмечает В. Л. Степанов. – В ряде регионов вообще не оставалось сколько-нибудь значительных запасов хлеба, что в случае неурожая было чревато массовым голодом».[1549] Об истощении запасов говорилось и в сообщениях из губерний: «Хотя в 1890 году был более-менее недурной урожай, – доносил воронежский уездный исправник, – но однако же сохранение продуктов оказалось недостаточным для того, чтобы за покрытием всех предшествующих нужд, образовать необходимые запасы… Общий неурожай в текущем году… при полном отсутствии кормовых и продовольственных средств поставил большинство крестьянских хозяйств в безвыходное положение».[1550]

Когда весной 1891 года с мест стали поступать сообщения о грядущем недороде, директор департамента неокладных сборов А. С. Ермолов вручил И. А. Вышнеградскому записку, в которой писал о «страшном признаке голода». «И. А. Вышнеградский остался моими зловещими предсказаниями очень недоволен, – свидетельствует А. С. Ермолов, – взял у меня записку и при мне запер ее в ящик своего письменного стола, сказав: „Из этого ящика ваша записка не выйдет, и ни один человек не должен о ней знать: вы мне все биржевые курсы испортите“».[1551] В итоге вывоз зерна продолжался в течение всех летних месяцев. «Сами не будем есть, а будем вывозить!» – заявлял И. А. Вышнеградский.[1552]

В результате неурожая чистый душевой сбор составил около 14 пудов, запасы были истощены экспортом предыдущих лет, и в итоге разразился голод, унесший, по подсчетам Р. Роббинса, около 400 тысяч жизней.[1553] Результаты подсчетов, однако, существенно зависят от их методики: 400 тыс. (а точнее, 480 тыс.) – это превышение смертности 1892 года над смертностью 1891 года. Но рост смертности в результате нехватки продовольствия начался еще в 1889 году, и если мы подсчитаем превышение смертности за 1889–1892 годы над уровнем 1888 года, то получим за четыре года излишек смертей в 1,75 млн.[1554]

Как мы видим из этого случая число жертв голода 1889-92 гг составило внушительные 1,75 млн. человек только в одной европейской части* РИ. Не зря этот голод вошел в историю, как Царь-голод. Для сравнения: голод 1932-33 год унес в масштабах всего* СССР порядка 2,5 млн. человек. То есть масштабы вполне сравнимы даже без учета разницы территорий. И там и там пусковым механизмом социальной катастрофы послужил климатический катаклизм и неурожай в течении двух-трех лет.

* - тут нужно понимать, что всякая статистика до революции касается только 50 европейских губерний РИ, а после революции всей территории СССР.

А сколько всего было таких катаклизмов до революции и каковы были масштабы человеческих потерь? Для этого смотрим на график естественного движения населения в Европейской России в 1861–1913 годах (в промилле). На нем я указал зафиксированные в документах голодовки и подсчет людских смертей от голода и сопутствующих болезней:

В красных кружках показано число жертв голодовок в реальных цифрах. Сюда не попал ощутимый скачок смертности 1910-11 года, который можно увидеть тут:

Общая же сумма потерь от голода за 50 дореволюционных лет с 1861 по 1917-й году в сумме составила примерно 5,4 млн. человек. Как видим, масштабы потерь весьма внушительные и более чем в два раза перекрывают широко распиаренный нынешней пропагандой т.н. Голодомор 1933 года, якобы унесший жизни 7 млн. человек, но из которых документально можно подтвердить не более 2,5 млн. жертв. Остальное же есть выдумки и фантазии украинских и некоторых российских авторов типа группы либеральных демографов Андреева, Дарского и Харьковой, чья гипотеза о 7 млн. жертв от голода 1933 года легла в основу официальной точки зрения российского правящего режима, находящемуся по данному вопросу по одну сторону антисоветских, а значит антироссийских баррикад с правящим бандеровским режимом Украины.