Зачем Путин пытается повторить 37-й год?



Начало здесь. С размахом репрессий в Раше сегодня все ОК. При «отце народов» крови было больше, а вот страха и его производной – апатии – куда меньше, чем при «сказочном долбо…бе». Некоторые умники пытались мне возражать: мол, при Путине страха, по-любому, меньше, ведь я, такой смелый, пишу сейчас этот комментарий, и ничего не боюсь. Дружок, от твоего смелого щебетания в тырнетах проку не больше, чем от рассказывания анекдотов про советскую власть в 37-м. А если ты такой смелый, попробуй проявить смелость там, где от нее будет больше проку. Когда мусора станут бить школоту на очередном митинге, подойди к ним и скажи, что так поступать нехорошо. Чувствуешь, чем-то припахивает? О, да это у тебя смелость стекает по штанишкам...

Кто жил в 1937 г. в страхе – это элита. Вот там, действительно, репрессии осуществлялись концентрированно, квадратно-гнездовым методом. И это все имеет довольно рациональное объяснение. 

В 1917 г. произошло событие, ранее в мировой истории места не имевшее. Революции, госперевороты и войны происходили и до, и после, тут ничего уникального нет. Концлагеря, ГУЛАГ, массовый террор, как средство укрепления своего господства, изобрели совсем не большевики и, если честно, масштабы его носили весьма скромный характер, если сравнивать с эпохой Петра I, например. Действительно невиданным ранее было формирование правящего класса, полностью отделенного от собственности. Подробнее я касался этого вопроса здесь и здесь. Спецификой России и имперского периода, и более раннего, московского, было довольно жесткое разделение власти и собственности. Институты частной собственности были неразвиты, но дело даже не в этом. Собственность никогда не являлась источником власти – вот что главное! 

Наоборот, собственность всегда прилагалась к власти. Самым крупным собственником был монарх, и он формально являлся богатейшим лицом в мире, поскольку распоряжался колоссальной земельной и казенной собственностью. Но ведь он был царем не потому, что владел богатством. Самые большие состояния в XVIII веке возникали не вследствие хозяйственной деятельности собственников, а приобретались службой. В этом ключе можно говорить о феноменальных социальных лифтах, когда представитель черни Александр Меньшиков или бедный дворянчик Григорий Потемкин становились баснословно богатыми магнатами, проявив свои таланты исключительно на госслужбе. Правда столь же стремительно состояния и утрачивались – стоило царскому фавориту попасть в опалу, и это почти гарантированно делало его бедным, а то и нищим, хорошо, если не мертвым.

В России именно власть давала блага, а власть была накрепко привязана к службе. В XVII столетии можно было говорить о власти, которую приобрело духовенство. Апогеем могущества второго сословия стало посажение на трон сына патриарха Филарета, 16-летнего Михаила. Правда, уже внук Михаила Федоровича Петр полностью лишил духовенство власти, огосударствив церковь и сделав попов чиновниками духовного ведомства. Третье же сословие – купечество от власти было отделено абсолютно, и по большому счету являлось столь же бесправным, что и «подлый люд». Купцы третьей гильдии несли рекрутскую повинность и подвергались телесным наказаниям, как и крепостные крестьяне. Крайне немногочисленные купцы первой гильдии имели право заниматься тем или иным бизнесом, только испросив разрешение властей, и чаще всего выступали в качестве контрагентов правительства. Например, получив право торговать с сибирскими туземцами, они получали в нагрузку обязательства собирать с них ясак в пользу казны.

Что касается дворянства, то есть феодальной аристократии, то оно было в массе своей совершенно нищим и для трех четвертей дворян служба стала единственным источником существования и шансом обрести вожделенную земельную собственность, пожалование которой являлась высшей наградой в империи. К концу XIX столетия дворянство оказалось почти совершенно деклассированным. В то же время уже можно видеть в России буржуазию, созидающей собственность вне связи со властью и будучи от нее независимой. Одним из ключевых социальных противоречий того времени стал конфликт между властью и собственностью. Проще говоря, буржуазия желала получить права господствующего класса, опираясь на собственность, впервые ставшую неподконтрольной государству, власть же этому яростно сопротивлялась.

Если бы развитие капитализма в России не сдерживалось искусственно самодержавием, то, вполне возможно, в начале прошлого века произошел бы индустриальный переход с сопутствующими изменениями в политической надстройке. Однако в реальности, как мы знаем, империя 100 лет накапливала отставание, буржуазия была чрезвычайно слабой и взять власть в свои хилые руки в 1917 г. оказалась неспособной. В октябре произошла социальная революция опережающего типа, когда к власти приходит элита как бы из будущего, то есть сначала во многом искусственно меняется политическая надстройка, после чего в форсированном темпе под нее начинается выстраиваться базис.

Чтобы было понятно: в феврале революция носила элитарный (верхушечный характер) и относилась к догоняещему типу, поскольку к власти пришли элитарии-модернисты, отодвинув на обочину консерваторов-феодалов. Они не ставили перед собой задачу изменения базиса, а всего лишь попытались привести надстройку в соответствие с ним.

Итак, власть захватили большевики. Период чрезвычайщины (гражданская война, интервенция, коллапс экономики) мы опустим, как малоинтересный для нас. В это время власть осуществляется, как говорится, в ручном режиме. Система управления институционализировалась приблизительно к концу 20-х годов с разгромом внутрипартийной оппозиции. Политический строй можно смело назвать партократией (советскую власть большевики успешно придушили к 1921 г.), правящим классом стала партноменклатура.

Система управления столкнулась с несколькими трудноразрешимыми проблемами:
1.Кадровый голод. Откуда брать управленцев, по каким признакам определять их профпригодность, как готовить?
2.Вопросы ротации власти. На каких принципах осуществлять назначение и смещение с поста, как должен работать механизм поощрения отличившихся и наказания провинившихся?
3.Стимулы для новой элиты. Как наилучшим образом обустроить свою личную жизнь, человек всегда разберется на любом начальственном посту. Но как заставить его при этом выполнять социально полезную функцию с полной отдачей – вот вопрос действительно важный.

В эпоху расцвета самодержавия все эти вопросы нашли свое разрешение и власть в целом была довольно эффективной при всех своих издержках. Система управления комплектовалась из представителей первого сословия. Причем до реформ Петра III пожизненная госслужба была крепостной обязанностью дворян, а не привилегией. В дальнейшем дворяне получили право жить на вольных хлебах и даже выезжать за границу, но лишь в мирное время, каковое было, скорее исключением, чем правилом. Не явившиеся в военное время к месту службы по указу монарха дворяне могли потерять источник своего существования – поместья. Верховным распорядителем земельного фонда являлся государь и за ослушаение мог беспощадно покарать материально.

Но, повторюсь, для подавляющего большинства дворян, дарованные Петром IIIи подтвержденные Екатериной II вольности, носили характер лишь морального стимула. Приятно было помечтать, как за 30 лет безупречной службы ты выслужишь себе именьице душ эдак в 300 и сможешь удалиться на покой, наслаждаясь барской жизнью в деревне. Возможностей вести праздную жизнь у абсолютного большинства аристократов не было, нищета вынуждала их служить.

Особых проблем с подготовкой управленческих кадров не было, несмотря на крайне слабую систему образования в России. Базовое образование дворянские недоросли получали на дому, а службу начинали с низов, что по военному ведомству, что по гражданской службе, поэтому нужные профессиональные навыки приобретали уже на практике. Состоятельные господа могли испросить отпуск со службы для обучения в университете (за свой счет, разумеется). Конечно, у родовитых князей карьера была обеспечена протекцией. Даже в нижних чинах они проходили службу возле государя, будь то в гвардейских полках или при дворе, что было очень престижным. Но это не перекрывало возможностей служебного роста и для худородных чиновников и офицеров, если они показывали успехи. Многие бедные офицеры из захолустных гарнизонов всегда рвались на войну, поскольку она давала им единственную возможность выслужиться. Получить офицерский чин, а вместе с ним и дворянство, мог даже выходец с низов, если поступал волонтером в армию и обладал грамотностью.

Это выгодно отличало русскую систему управления, например, от британской, где вплоть до второй половины XIX века официально существовала система покупки должностей. Скажем, богатый аристократ мог купить патент на майорский чин и занять штабную должность в армии, ни дня перед тем не прослужив в войсках. Выходя в отставку, офицер точно так же продавал свое место богатому соискателю. Легко заметить, что подобная система крайне ограничивала социальную мобильность. Надо было обладать просто выдающимися способностями, чтоб сделать карьеру на госслужбе, не имея титула, денег и высоких покровителей.

В общем стимулы для государевой службы в России всегда были весомыми и для низов, и для самых высоких вельмож, поскольку служба, даже если жалованье оставляло желать лучшего, давала возможность повысить социальный статус, приобрести материальные активы (землю и холопов) в качестве награды. А еще очень существенным стимулом являлась возможность безнаказанного воровства. Казнокрадство было очень широко распространено на Руси, можно даже говорить об институционализации мздоимства, «брать по чину» не считалось зазорным. 

В условиях самодержавной власти ротация осуществлялась характерным для феодализма путем: огневил государя – будет тебе отставка. Смог получить высочайшую протекцию – дела идут в гору. Но тут надо принимать во внимание, что даже опала для высших вельмож не была трагедией. Удалился проштрафишийся фаворит в свое имение, роскошествует, выезжает на зиму в столицу, где ведет светскую жизнь и ищет у сильных мира сего заступничества, ежели желает вернуться во власть. Сменился монарх – происходит обновление и в высших управленческих эшелонах, наследник раздает посты своим приближенным и удаляет от службы стариков, выдвинувшихся при его папаше. Беда, если царь-батюшка на троне засидится – весь аппарат изрядно дряхлеет вместе с ним. 

А вот у большевиков с формированием управленческого аппарата встали серьезные проблемы. Власть была номинально «рабоче-крестьянской», пролетариат был объявлен гегемоном. Но в учреждения приходилось привлекать на руководящие посты «буржуазных специалистов», поскольку только они и обладали необходимой компетенцией. Для низов же пришлось срочно конструировать социальные лифты. В университеты зачисляли слабоподготовленых недоучек по рабочим квотам, для совсем уж необразованных гегемонов массово создавали рабфаки, ставшие своего рода эрзац-вузами. Конечно, качество образования резко упало, но благодаря эффекту массы уровень образования в обществе стремительно рос.

К концу 20-х годов было в целом покончено с неграмотностью молодежи и лиц среднего возраста. 

Другая линия, по которой могли выдвинуться представители низов – партийная. Тут в приоритете было не образование, а классовое происхождение и деловые качества. В условиях чрезвычайных обстоятельств это давало возможность проявить себя самородкам из народной гущи. Совсем не случайно в ходе гражданской войны в Красной Армии появилось немало толковых командиров на уровне полка, дивизии и даже армии из нижних чинов. А подполковники и полковники Генштаба, которые, собственно, и создавали РККА, успешно переигрывали маститых белых генералов на стратегическом уровне. В условиях кризиса система управления как бы самонастраивается, срабатывает принцип естественного отбора. Кто показал себя хорошо – тот и идет вверх, пока не допустит провала. Свято место пусто не бывает, всегда найдется желающий занять вакантное место – а там либо пан, либо пропал.

После гражданской войны в РККА произошла битва между прапорщиками и полковниками, то есть теми, кто занимал высокие посты в императорской армии и теми нижними чинами, кто высоко взлетел в ходе гражданской войны. Естественно, «молодая шпана» одолела стариков. Аполитичные военспецы из бывших ушли на пенсию, благо возраст многие имели изрядный, перешли на преподавательскую работу, либо оказались вытеснены на малозначащие посты.

В это же время в гражданских учреждениях шла перманентная борьба с «буржуазным элементом», который хоть и обладал компетенцией, но рвать жилы в интересах новой власти явно не желал, на службу его заставил пойти банальный голод. Если ты совслужащий – получаешь паек, а ежели нет, то хоть подыхай. По мере формирования новой классово правильной бюрократии от «бывших» новая власть без сожаления избавлялась. У новых управленцев была слабая подготовка, зато присутствовала мотивация.

Вообще, нельзя сказать, что в первой половине 20-х годов имел место какой-то серьезный кризис, вызванный ротацией элит. Дело в том, что тотальное огосударствление экономики спровоцировало резкий рост бюрократического аппарата, в котором находилось место и новым элитариям и «буржуазным спецам». Если даже кого-то из последних убирали со значимого поста, ему всегда находилось менее значимая должность. Для тех, кто принципиально не принимал советскую власть, в эпоху НЭПа открывались возможности самореализации в частном секторе или эмиграция, которая тогда по меньшей мере не возбранялась, а в некоторых случаях даже поощрялась.

В вот в 30-е годы уже можно говорить о серьезном управленческом кризисе. Система подготовки «рабоче-крестьянских» кадров была в целом отлажена, и вакансии в системах отраслевого управления заполнялись выходцами с низов. Широко практиковалась горизонтальная ротация, когда специалист перебрасывался на аналогичное звено управления в новой отрасли. В условиях, когда экономика бурно росла, появлялись новые отрасли промышленности, социальные лифты работали быстро и эффективно. 

А вот в контуре государственно-политического управления, то есть на партийной вертикали, произошла явная закупорка. Напомню, что правящим классом в СССР являлась партноменклатура – именно она составляла высшую элиту. Ранее в стране, да и нигде в мире, партноменклатуры не существовало – это было и не сословие, и не класс, и не этническая общность. Сформировалась партократия в годы гражданской войны. Да, тогда выдвигались на верх очень деятельные, решительные партработники, готовые без колебаний крушить, расстреливать и бросать в бой недрогнувшей рукой. Проблема заключалась даже не в том, что для мирного строительства требуются несколько иные деловые качества, а, прежде всего, в том, что в массе своей это были молодые люди, которые достигли высших государственных постов в 30-35 лет, и естественно, не собиравшиеся уходить на покой.

В военное время можно было уповать на естественную ротацию. Убьет начальника, ты можешь занять его место. Или он, как тогда говорили, «оступится», то есть облажается и потеряет пост. Нижестоящие товарищи, соответственно, имели возможность выдвинуться, показав себя в деле. А что же мы видим в мирное время? Верхние ступеньки на политическом олимпе занимает молодая и агрессивная революционная элита, пресловутая ленинская гвардия, имеющая неоспоримые заслуги, славу, героический ореол. Ближайшие 25-30 лет она уходить на покой не собирается, ведь эта братия свято уверена, что заслужила право быть наверху годами подпольной борьбы, своими революционными и военными заслугами. С какой стати заслуженные товарищи будут уступать место соплякам, пороху не нюхавшим? Подумаешь, в академиях они штаны просиживали. Зато у них – революционная чуйка на врага!

Таким образом внутри партии социальная мобильность оказывается блокированной на системном уровне, а только что возникшая элита стремительно окостенивает. Кадровый застой в любой, даже очень эффективной системе управления, приводит к ее быстрой деградации. Возможности горизонтальной ротации в партии практически отсутствуют. Если бы Советский Союз расширялся, постепенно охватывая весь мир, как мечтали революционный романтики еще в начале 20-х, тысячи амбициозных партийцев получили бы возможность сделать блестящую карьеру. Но разрастание партаппарата вширь замерло с учреждением 11 союзных республик, которые образовались путем дробления исходных пяти. Но нельзя же дробить административное устройство и управленческий аппараат бесконечно?

Если бюрократическая структура прекращает разрастаться, в ней обостряется внутренняя борьба за доминирование. Если говорить о партократии, то она начинает пожирать самое себя. Это можно было наблюдать уже в 20-е годы, когда внутри ВКП(б) развернулась борьба с троцкизмом, правым и левым уклоном и прочими ересями. Напомню, что однопартийная диктатура, как форма политической власти, установилась в СССР впервые в мире, и опыта регулирования этой системы никто не имел. 

В условиях, когда институциональной возможности ротации высшего руководства не существует, внутрипортийная бойня становится единственным механизмом ротации. Ведь для смещения «ленинской гвардии», то есть первого поколения советской элиты, нет не только правовых, но и моральных оснований. Вот и идут в ход обвинения в измене, уклонизме и прочих смертных грехах. Раздавив конкурента морально, его уже можно выбросить из элиты. Но и тут таится опасность. Ведь если выброшенных из правящей касты окажется достаточно много, они, опираясь на своих сторонников в аппарате, могут попытаться взять реванш и вернуть себе власть. В идеале их нужно выдавливать в эмиграцию, но пример Троцкого показал, что и это не панацея. 


Наконец, стоит задуматься: если партноменклатура будет непрерывно заниматься самоуничтожением во имя притока свежей крови, когда она будет заниматься своим прямым делом – руководить страной? И каково будет качество этого управления, учитывая, что задачи перед СССР стаяли поистине титанического масштаба? Поэтому сращивание партийного, отраслевого и регионально-хозяйственного аппарата в единый монструозный организм было при всех его минусах очень разумным решением. По крайней мере задачи ротации это уже худо-бедно решало. Появилась возможность чисто партийных работников передвигать на работу в отраслевые или территориально-хозяйственные структуры. Ну а самых бесполезных партбоссов можно задвинуть на парадные, но малозначимые посты руководить профсоюзами, Верховными советами СССР и республик, академиями наук, творческими объединениями и т. д. Даже если они ничего не смыслят в этом деле, пусть хотя бы следят за политической лояльностью во вверенных им организациях, да решительно проводят генеральную линию партии.

Констатирую: две из трех принципиальных задач было успешно решено: в стране сконструирована система выращивания и новой элиты, выстроена система ее первичной селекции и продвижения по единому партийно-хозяйственному коридору. Чистая политика была уделом только высших начальников, остальные должны были проявить себя в реальном деле, и хорошо себя зарекомендовав, молодые элитарии получают партийный билет, как пропуск в престижный социальный лифт, способный вознести счастливчика на самый олимп. Система ротации управленческих кадров тоже была налажена. Но как быть со стимулами к эффективному управленческому труду?

Вот здесь мы наблюдаем полный и совершенно безнадежный тупик. При царях главными стимулами для управленцев были материальные – возможность брать на лапу, то есть эксплуатировать административную ренту, и получать, если не в собственность, то хотя бы в пользование, рентные земельные активы, распределяемые верховной властью. Но коммунистическая элита была полностью отделена от собственности, она управляла собственностью, не владея ею. В советском обществе, построенном на эгалитарных началах, механизмы конверсии собственности во власть и власти в собственность были принципиально нереализуемы.

Да, элита имела большие материальные преференции – когда работяга получал по карточкам хлеб, секретарь обкома отоваривался в спецраспределителе черной икрой. Но привилегированный уровень потребления не является стимулом для самоотдачи в работе, он всегда воспринимается как награда за ранее достигнутые успехи. Между тем самоотдача в работе требовалась колоссальная. В то время, как вся страна рвала жилы, поднимая Магнитку и вспахивая целину, элита не должна демотивировать массы, почивая на лаврах и демонстрируя свое барство. Элита как раз обязана давать пример фанатичного самоотречения в труде. Да и, как ни крути, руководящая работа требует колоссальных физических и психических усилий, а эффективная управленческая работа – запредельных затрат.

Как можно наказать элитария за недостаточное рвение – лишить его пайки черной икры, что ли? Нет, этот способ совершенно недейственен! Просто потому, что любой начальник имеет массу неформальных возможностей обустроить свой быт по высшему разряду, даже не запуская лапы в казну. Знаете смысл слова «блат»? Сегодня оно уже ушло из лексикона, однако любой советский человек отлично понимал, что значит «блатное место», «достать по блату». Так что посади первого секретаря обкома хоть на голодный паек, он сделает пару телефонных звонков, и у него будет все – и икра, и марочные вина, и дача в княжеском особняке, и путевки на лучший курорт. Все, что можно достать, для себя лично он добудет, пользуясь неформальными связями среди зависимых от него руководителей пониже рангом – начальников трестов, производственных объединений, отраслевых управлений, и т.д.

Как заставить аппарат в условиях однопартийной диктатуры работать с полной отдачей сил? Если вы знаете рецепт, способны описать механизм его реализации, попробуйте самовыразиться в комментариях. Не ленитесь поработать мозгами. Это не мне нужно, это вам полезно. Особенно полезно понимание принципов различных систем госуправления моим украинским читателям. Ведь они имеют реальные возможности влиять на формирование политического строя в своей стране, в отличие от россианских холопов. Вот только иметь возможность – это не значит обладать компетенцией. Чем лучше вы будете понимать, как устроены системы управления (тоталитарные и авторитарные, теократические и демократические, концентрические и распределенные), тем более результативно вы сможете влиять на власть. Русским же это понимание нужно для того, чтобы эффективнее раскачивать лодку, дабы вытряхнуть из нее охреневшую сказочную крысу. Или не надо? Это ваша жизнь – вам решать.

Кунгуров