Начальник умным быть не может

 Мэрия Москвы запретила акцию памяти жертв политических репрессий «Возвращение имен» у Соловецкого камня, отозвав свое разрешение. Мэрия Москвы разрешила акцию памяти жертв политических репрессий «Возвращение имен» у Соловецкого камня, отменив запрет. Почему запретила, почему разрешила? Что это было вообще?

 

Российскую политическую жизнь, со всеми ее удивительными событиями, можно пытаться описывать по-разному. Например, как противостояние зла и добра, изнемогающего в этой борьбе, но иногда благодаря упорному сопротивлению произволу празднующего свои маленькие победы. Как поединок людей тупых и злобных с людьми рассудительными и добрыми, которые нет-нет да и убедят оппонентов в том, что не нужно слишком уж злобиться и тупить. Как театр абсурда, где вдруг, буквально ни с того, ни с сего, вместо привычного Кафки неожиданно играют нечто обыденное, с хорошим концом.

 

Фото: Sovfoto / UIG / East News

 

История с «Возвращением имен» вроде бы соответствует указанным сюжетам. Сперва дозволив «мероприятие», которое проходит уже много лет, начальство внезапно передумало и, сославшись на строительные работы возле Соловецкого камня, отправило граждан куда подальше от комплекса зданий НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ. Идите, мол, на проспект Сахарова, к той Стене скорби, которую специально для вас год назад открыл Владимир Владимирович, там и выкликайте ваши имена. Хотя смысл акции ровно в том и заключается, чтобы напоминать нынешним труженикам Лубянки о свершениях их великих предшественников и о том, сколько невинных душ они загубили. И никакие новоделы, пусть даже освященные именем бывшего дрезденского резидента, не заслонят Камень, воздвигнутый напротив самого высокого в мире небоскреба. Из окон которого, как всем известно, видна Колыма. Гений места никуда не должен переезжать.

Ну вот, сначала разрешили, затем отозвали, после глава московского департамента региональной безопасности Черников анонсировал встречу с организаторами, потом — договорились. «Плановый ремонт», о котором власти не ведали, дозволяя акцию 15 октября, будет, вероятно, прерван на сутки, и велик соблазн описывать происходящее в форме правильных ответов на вопросы.

Да, силы добра победили, и эта победа была бы невозможна, если бы правление международного «Мемориала» не выступило с заявлением о том, что люди «все равно придут на Лубянку, не зная о нарушении мэрией своих обещаний». Начальству пришлось выбирать между двумя картинками. На одной граждане со свечами читают, как раньше, имена расстрелянных, на другой их разгоняют, избивая дубинками, бойцы Росгвардии — и по итогам мозгового штурма руководство решило, что первая будет попривлекательней. Да, в мирной дискуссии с главой департамента исполнительному директору «Мемориала» Елене Жемковой удалось найти точные, убедительные слова, тот в свою очередь проинформировал вышестоящих, и они дали отмашку. Да, в афишах значился Кафка, но пьесу в последний момент заменили, щадя зрителей.

 

Механизм не вполне понятен, оттого при столкновении с этой машиной лучше в принципе не стараться ее постичь

 

Российскую политическую жизнь со всеми ее удивительными событиями можно пытаться описывать по-разному, но лучше все же удержаться от банальных вопросов и ответов. Особенно если речь заходит о тех, кому по службе положено огораживать забором, запрещать, разгонять и карать. В конце концов мы же не знаем, что в действительности творится у них в головах, когда они прикапываются к Камню на Лубянке.

Мы можем, правда, догадываться о том, что ежегодное поминовение людей, замученных и убитых при эффективном менеджере, начальству неприятно, но это едва ли все нам объяснит. К тому же, по слухам, на верхних этажах российской власти, в башнях и более приземистых зданиях, работают разные люди. В том числе внуки и правнуки замордованных и запытанных. Бог весть, какой он там из себя, механизм принятия решений, и почему многие мерзости у нас вершатся легко и быстро, а иные непотребства проходят со скрипом или вовсе проваливаются. Изредка.

Механизм не вполне понятен, оттого при столкновении с этой машиной лучше в принципе не стараться ее постичь. Почему, допустим, генерал-росгвардеец желает позаниматься спортом с Навальным, а тот, без которого нет России, увлекает соотечественников в Эдем, эдак запросто, по-сталински, с гурьбой и гуртом — это же все за гранью познаваемого. Остается лишь недоумевать, утешаясь классической цитатой на все случаи жизни про начальника, который «умным не может быть, потому что — не может быть». Это ведь и вправду отчасти утешает: вспоминая великого барда, чье столетие мы недавно отметили, поражаться меткости его поэтических определений, чувствовать его боль как свою и ощущать себя персонажами его бессмертных песен.