Россия разжигает новый конфликт

Западу грозит конфликт нового рода. В нем динамично, действенно и слаженно сочетаются военные и невоенные средства достижения политических целей. Эту форму конфликта Россия применяла, по меньшей мере, два десятилетия, при этом он становится все более изощренным.


В течение этого периода Россия запустила кибератаки против Эстонии, вступила в войну с Грузией и Украиной, осуществляла внесудебные расправы; вела информационную войну (пропаганду); демонстрировала мускулы; использовала энергетическое, экономическое принуждение и подрывную деятельность в качестве орудия в своей внешней политике. Это не какие-то отдельные, изолированные действия, а как раз часть этого нового вида конфликта.


Его называли по-разному. «Гибридная война» — наиболее часто встречающийся термин, но есть и другие: «асимметричная война», «война в серой зоне», «скрытая война».


Как бы мы его ни называли, этот феномен — одна из наиболее острых проблем, стоящих перед Западом — состоит в отсутствии общего понимания, с чем мы боремся. Все потому, что вплоть до сегодняшнего момента у нас не было общепринятого названия.


В опубликованном сегодня докладе независимого объединения «Общество Генри Джексона» (The Henry Jackson Society) предлагается использовать в качестве общепринятого термина для описания действий Москвы словосочетание «современный российский конфликт». В его основе лежит набор «активных мер», подрывных политических военных действий, использовавшихся КГБ во время холодной войны, вокруг которых разворачивается полный спектр государственных мер.


Эти меры — явные и скрытые, традиционные и нетрадиционные — используются скоординированно, действенно, а зачастую и принудительно. Этот конфликт отличается комплексным подходом, оппортунизмом и переменчивостью.

 

В процессе развертывания этого конфликта Россия применяет, по меньшей мере, 50 средств государственной власти. Их можно сгруппировать в семь элементов: политический конфликт, экономика и энергетика, дипломатия и воздействие на общественное мнение, культура и религия, управление и законодательство, информационная война, традиционные и нетрадиционные военные методы.

 


А главное — лежащий в основе этого конфликта седьмой элемент: командование и контроль. Современный российский конфликт держится на понятиях «асимметрии», разработанных для нивелирования дисбаланса между Россией и НАТО — как в традиционном, так и в нетрадиционном конфликте. Россия стремится сгладить свои слабые места, чтобы получить возможность бороться и выигрывать в конфликтах. На эту тактику с 2013 года оказывают влияние труды Валерия Герасимова, главы российского Генштаба, но сама тактика в действительности уходит корнями далеко в прошлое.


Вера России в многогранность природы войны отражается в последующих редакциях ее основных документов в сфере безопасности: военной доктрине, концепции внешней политики и стратегии национальной безопасности.


Военная доктрина 2015 года, к примеру, определяет первую характеристику «современного военного конфликта» как «интегрированное применение военной силы и политических, экономических, международных и иных невоенных мер в сочетании с широким применением протестного потенциала населения и сил особого назначения».


Иными словами, хакеры, «тролли», убийцы, связанные с политикой руководители бизнесов, серые кардиналы, проплаченные демонстранты и уличные хулиганы оказываются более действенными и востребованными, чем средства традиционной войны, такие как самолеты, танки и артиллерия. Однако каждому находится место в «современном российском конфликте».


Несмотря на то, что данная форма конфликта в настоящий момент применяется Россией, к ее инструментам прибегают и другие авторитарные государства, например, Китай и Иран. Цель такого конфликта — расколоть и деморализовать Запад. Это испытание открытого общества на прочность.


Скажем без обиняков: в ближайшем будущем мы, Запад, будем постоянно сталкиваться с этой «матрешечной» формой конфликта. Главное — определить и распознать его, раз нам предстоит реагировать на него и обороняться.