Два капитана: Колчак и Папанин

Наш особый главсевморпуть — мимо будущего?

Мемориальная доска адмиралу Колчаку в Петербурге явно установлена с учетом новейших веяний в стране: высоко, над парадным, чтоб вандалы не достали. Она маленькая — 1 м x 1,9 м. Без барельефа (всего декора — Георгиевский крест). На фото выглядит как шеврон. Как нашивка за ранение на ветхом и выцветшем мундире петроградского доходного дома: штукатуркой власть народа его давно не баловала.

Тем не менее доску уже залили черной краской. Уже написали на сайте www.kprf.ru: «Власти хотят увековечить память адмирала Колчака — палача Сибири, лакея держав Антанты…». (Нечто очень сходное писал о Колчаке нарком Г.В. Чичерин Фритьофу Нансену в радиограмме от 7 мая 1919 года. Но мы цитируем текст от 22 ноября 2016-го.)

А члены движения «Суть времени» политолога Сергея Кургиняна уже подали иск в Смольнинский суд Санкт-Петербурга «против доски». Иск с философским обоснованием.

…Но если «суть времени» и в XXI веке — в продолжении Гражданской войны столетней давности дракой на мемориальных досках, бюстах, твитах и конных статуях… проще, ей-богу, всем договориться и разойтись. По периметру. Туда, где люди заняты делом.

С другой стороны: как иначе?! Непроговоренное, неотпетое, неразминированное прошлое взрывается у нас под ногами. И одним мы прощаем все. Другим — ничего.

Да, в «Колчакии» 1918—1920 гг. лилась кровь. Но лили ее обе стороны. В книге И.В. Нарского «Жизнь в катастрофе: будни населения Урала в 1917—1922 гг.» приводятся архивные данные: на отдельных заводах Урала в 1919 году не осталось ни одного инженера. Начало 1918 года под властью красных обернулось для «бывших» такой жутью, что при новом отступлении белых все они, с семьями, ушли «с Колчаком».

И кто, кроме оптинских старцев и Волошина, мог тогда остаться «на дне циклона»?

Летом 2015 года — в самммом патриотическом контексте, в ожидании очереди на панораму «Оборона Севастополя» (а ждать ее летом-2015-го нужно было два часа), я набрела на выставку во флигеле музея «И.Д. Папанин — черноморец». На первом стенде было фото 25-летнего Папанина с друзьями: ЧК, Севастополь, декабрь 1920-го. Не поверив глазам, полезла в «Википедию» и прочла: «С ноября 1920 г. по рекомендации Р. Землячки назначен комендантом Крымской ЧК, работал также следователем».

Роза Землячка, пламенный мотор крымских расстрелов 1920—1921 гг., тоже была на дружеском снимке с Папаниным. Только в Севастополе тогда расстреляны от 12 до 29 тысяч человек. По Крыму — свыше 100 тысяч: включая раненых и врачей «белых» лазаретов. В первые дни установления соввласти в городе — Исторический бульвар (где я сидела, ошарашенная, с планшетом на коленях) и иные улицы были увешаны трупами «бывших».

Иван Дмитриевич Папанин прослужил в КрымЧК год. Этот самый год. А затем, похоже, сделал все от него зависящее, чтоб уйти от начатой карьеры: в Якутию, на землю Франца-Иосифа, на мыс Челюскин, на дрейфующую станцию «Северный полюс».

А при другом раскладе, в альтернативной России-без-революции (где были «социальные лифты» для одаренных детей из бедных семей! Пути проф. Ключевского, проф. Цветаева, ген. Корнилова, ген. Деникина тому свидетельство) Колчак и Папанин могли бы (в том же 1920-м, например) идти в Арктику в одной экспедиции.

У них и разница в возрасте — примерно двадцать лет. Идеальная для ученика и учителя. Только в «социальных лифтах» Российской империи учителя с учеников спрашивали много строже, чем позже в стране Советов. Что и приносило плоды.

Ну просто два капитана! Колчак в 1901 году проводит первую топографическую съемку мыса Челюскин: Папанин в 1934-м командует полярной станцией на нем. Колчак горит идеей Северного морского пути, в 1910-м участвует в первой экспедиции по его прокладке для регулярного использования, исследует льды Арктики. В апреле 1919-го (до расстрела — меньше года) адмирал создает в Омске Комитет Северного морского пути.

Папанин в 1939-1946 гг. — начальник Главсевморпути. В войну его значение огромно.

В полной мере все, чему служили и чему закладывали основание эти люди (ставшие в реальной России «после 1917-го» не коллегами, а непримиримыми врагами), — может реализоваться в Арктике ХХI века. Вдоль того же Севморпути, как вдоль Транссиба.

Но зависит сие только от нас. Других поколений на этой территории нет.

И если мы пережили свой конец света в отдельно взятых госграницах (как пережили нечто сходное Англия в XVII веке, Франция в конце XVIII, Китай — позже и, возможно, страшнее, чем мы), если с нас сняты бурые от крови бинты XX века, если мы вышли из них в шрамах, со всенародной контузией… но живые, — нас должно интересовать будущее. Живым это не стыдно — думать о будущем Арктики и иных территорий.

…Общее будущее. Типы ледоколов и полезные ископаемые шельфов. Проводка кораблей и коммерческие возможности этой трассы. Логистика Севморпути и разведение лосося на Баренце. Даже придумывание «русской арктической кухни» (а этим как раз добрые люди занимаются, есть энтузиасты) — более содержательное и важное дело, чем поединки вокруг досок и памятников. Дуэли людей, по пояс закопанных в прошлое.

Бои за прошлое, в конечном счете, — вид лузерства. Способ не заниматься будущим.

А общее дело — единственный способ найти согласие живым. И дать покой мертвым.