Если гора не идет к: В начале было слово

...Данной статьей Льва Вершинина.... начинаем ряд публикаций по острейшей теме современной России...

Теме замыленной, зашоренной, заспекулированной дальше некуда.

По так называемому "Еврейскому вопросу"...

Предчувствуем все фишки, шишки и мячи для боулинга, что полетят в нашу сторону.

Но Партия Нового Типа обязана дать и себе,  и стране ответ на вопросы в рамках данной проблемы:  Что было? Что есть? и Что делать? Без них, без этих ответов, судьбу страны нам не решить...

Азы темы общеизвестны, они есть в любой энциклопедии, так что тут и ссылок не надо, достаточно напомнить.

«Сионизм» - это не страшный зверь, а всего лишь одна из «национальных теорий», возникших в богатом на такие сюрпризы XIХ веке, и подразумевает она создание еврейского национального государства.

Но не абы где, - это в науке называется «территориализм», - а непременно в местах, традиционно считающихся «исторической родиной».

То есть, окрестности горы Сион, где размещалась некогда Иудея, царство Израиля – одного из арамейских племен, отличавшегося от прочих тем, что исповедовало единобожие.

Племя то, диковатое и очень задиристое, развеяли ветры истории, однако вера сохранилась в сотнях общин, мало чем друг на друга похожих, разнесенных по всему Средиземноморью и дальше, но все же считавших себя чем-то единым.

Исключительно благодаря все той же вере, вселявшей в них сознание своей особости (иные говорят «избранности»), но в то же время бывшей и причиной множества бед.

Все это, однако, не тема данной беседы, а важно для нас только то, что вера эта была традиционно очень привязана к конкретному месту (что и ясно, ведь религия-то была племенная), и предполагала обязательное, - не в этом поколении, так в следующем, - возвращение в земли, считавшиеся святыми, туда, где вера началась.

Молились и мечтали многие, решались мало кто и до поры, до времени редко. Хотя кое-кто ехал.

Благо, и турки, владевшие бывшими землями Иудеи, и арабы, там обитавшие (в немалой части, кстати, потомки того же племени, только принявшие ислам), набожных людей, в общем, привечали и намеренных насилий не чинили.

Тем паче, что селились новички в городах, где арабы жить не любили, да еще и владели полезными ремеслами.

При этом, как отдельный народ, никто их не воспринимал, да и сами они тоже полагали себя не народом, а конфессией, служащей единственно правильному Единому Богу, против чего местные, чтящие Коран, где «йехуди» названы Народом Книги, опять-таки ничего против не имели.

Вот так к 1880 году и сложилась в Святой Земле иудейская община, - не слишком большая (примерно 5% от населения пашалыка) и очень, даже очень-очень религиозная.

Были это, в основном, сефарды, евреи восточные, и в намного меньшей степени ашкеназы, выходцы из Европы, жили, полностью подчиняясь воле своих духовных наставников, между собой изрядно враждуя из-за разницы в богослужебных вопросах, но с соседями не ссорясь.

Турки их ценили, как исправных налогоплательщиков, арабы не обижали, как приличных, никому не мешающих людей, - и аж до третьей четверти XIX века время для иудеев Палестины, можно сказать, застыло.

В более же культурных местах, типа Европы, этот век, справедливо названный Веком Разума, оказался куда шустрее.

Время, собственно, было интересное.

Вовсю рождались нации, - в том самом, по Марксу-Ленину-Сталину, - понимании.

Старые традиции ползли по швами, и еврейские общины (каhaлы) не были исключением. Если ранее смыслом жизни среднего иудея была молитва и труд, чтобы заработать на жизнь, то новые веяния порождали тягу к новой жизни.

В Западной Европе начался процесс «эмансипации» - выход евреев за пределы узкого мирка в политическую, культурную и социальную жизнь государства.

Кое-кто из этих «новых людей» порывал с иудаизмом резко и жестко, как тот же Маркс, кто-то соблюдал привычные правила жизни, но сами себя они считали обычными немцами, французами, англичанами и так далее.

Правда, «Моисеева закона» (совсем атеистов было еще очень мало), но какая разница, если религию дедов они полагали чем-то типа милой, ни к чему не обязывающей традиции? Вот тут-то и начались казусы.

До сих пор привычная, въевшаяся в подкорку формула «они, суки, Христа распяли», помноженная на "и кровь нашу пьют", объясняла все, смена религии, как правило, делала иудея христианином и автоматически (пусть не сразу) эмансипировала в общество.

Но это все же было хотя и не исключением, но достаточной редкостью. Теперь, когда «эмансипированных» становилось все больше, они все чаще, к огромном своему удивлению, сталкивались с тем, что «своими» не становятся и даже принятие лютеранства или католицизма в новых условиях работает не так безошибочно, как раньше.

То есть, того, что кто-то искренне считает себя, скажем, «немцем», уже не означало, что немцы его тоже признают таковым.

И даже если официально, по закону, он, как лояльный подданный, располагает всеми правами, на уровне общества добиться признания становится все труднее.

Это очень напрягало. Это вносило когнитивный диссонанс.

Некоторые, особо к таким нюансам чуткие, начинали поиски себя.

Примерно в это время, в середине века, появляются и первые теоретические труды, рассматривающие этот вопрос и в качестве рецепта обосновывающие желательность «возвращения всех иудеев к Сиону», где они могли бы спокойно молиться, пахать, сеять и кормить себя, как дальние предки, «плодами земли».

А вслед за книгами появляются и «палестинофилы» - первые организации, от теории перешедшие к практике.

Не стану перечислять ни имена, не названия книг, - незачем, а каждый, кому интересно, легко разыщет, - но никакой политикой здесь еще не пахло и о государстве никто не заикался.

В частности, по той причине, что по понятиям классического иудаизма государство евреям как бы и не нужно.

Когда-то было, но, поскольку прогневали Бога, исчезло и возродиться должно не ранее Пришествия Машиаха, который сам за людей все сделает, прежде всего, восстановив Храм, без которого государство не имеет никакого смысла.

Так что, сионизма пока еще никакого не было.

И самого слова «сионизм» еще никто не знал, оно вообще возникло почти случайно и много позже, аж в 1890-м.

Даже о «еврейском народе» в этническом смысле речи не было. Речь шла только про религиозную общину, которой есть смысл найти своей место под солнцем.

Вернее, вернуться туда, откуда когда-то ушла, в Палестину, чтобы жить под властью лояльных турок, подальше от Европы, которая никогда не была так уж гостеприимна. Тем паче, что пустующих земель, пускай, в основном, и плохих, много.

Особо подчеркивалось, что, если все «свидетельствующие» соберутся вместе, то, вполне вероятно, тут-то и станет время придти долгожданному Машиаху.

«Палестинофилы» по крохам собирали деньги на переезд и желающих переехать, но, - хотя помечтать о Сионе любили из поколения в поколение, - охотников делать сказку былью было немного.

Традиционно-религиозные (а таковых все еще было большинство) слепо слушались мнения своих раввинов, раввинов же, людей со связями, положением и средствами, их статус на обжитом месте вполне устраивал.

Основная часть считавших себя «эмансипированными», тем более, никуда не стремились. Бросать все и ехать неведомо куда, в сплошную дикость, на каторжный труд, опасались даже те, кому, казалось, терять было нечего.

Жизнь бедноты в белорусских, малороссийских и бессарабских местечках была, конечно, не совсем человеческой, но все ж таки тут как-то уже приспособились, а там еще как выйдет, да и, опять-таки, святые мудрецы весьма не рекомендовали.

Первая волна эмиграции тронулась только в начале предпоследнего десятилетия ХIХ века, когда в Российской Империи после убийства царя начались известные сложности, о которых мы с вами однажды уже говорили.

Позже историки нарекли это событие «Первой Алией», то есть, «Первым Возвращением» (вернее, если уж совсем точно, «восхождением», но это уже нюанс, в который углубляться не стану), однако на тот момент высоких слов не говорил никто.

Просто, когда начали бить, самые мобильные, - одни пишут, что 7-10 тысяч, другие, что 13-15, а сколько точно, не знает никто, - наконец, решились стронуться с мест. Кто-то, хоть сколько-то состоятельный, рванул в Америку, но основная масса (безусловно, во главе со своими мудрецами) побрела в Святую Землю.

Где и осела, - большей частью в старых городах, кормясь привычными ремеслами, очень немногие – на фермочках, предоставленных обрадованными «палестинофилами». Народишко был смирный, молитвенный, свое место знающий, в связи с чем, никаких трений с местными не возникло, а турки, как повелось, явлением новых рабочих рук на полупустынной земле были довольны, и время медлило стронуться с места.

Новые ветры задули только через 25 лет, со «Второй Алией», но за эту четверть века очень многое изменилось.

Дело в том, что под конец Века Разума количество «эмансипированных», чувствовавших себя ни рыбой, ни мясом, выросло многократно.

Кто-то терпел неприязнь спокойно, полагая (в общем, справедливо), что вековые предрассудки за 10-20 лет не переживешь, тем более, что карьере эти предрассудки особо не мешали, но кому-то терпеть было и поперек души, и они начинали «искать себя», скажем так, от противного, возвращаясь к истокам.

Но не к религиозным (современные ж, блин, люди!), а к истории, культуре, языку, в конце концов. – короче говоря, ко всему тому, что, помимо соблюдения обрядов, превращало их в общность.

Идея носилась в воздухе, дело было лишь за человеком, способным сформулировать смутный общественный запрос, - и таким человеком стал Теодор (Беньямин-Зэев) Герцль.

Фигура была масштабная, очень интересная, однако в рамках ликбеза для нас важно только то, что он, всю жизнь прожив человеком на 99% эмансипированным, считал себя обычным немцем, - и только после знаменитого «дела Дрейфуса», что называется, прозрел.

А прозрев, начал думать, как поступить, и конечным итогом раздумий стала книга «Еврейское государство», где теория, в которой нуждались многие, была, наконец, изложена четко и доступно.

Основной тезис, по сути, был один: «еврейский вопрос не является ни религиозным, ни экономическим, ни социальным, а только национальным».

То есть, евреи, заявлял он, не набор религиозных общин, а единый народ, волею судьбы утративший свой «национальный очаг» и всеми нелюбимый, поскольку никто не любит чужаков в доме.

Таким образом, «народу без земли» следует подыскать землю без народа», с помощью великих держав получить на нее право и заселить, покинув негостеприимную Европу.

А уж потом, создав собственное государство (разумеется, «культурное, прогрессивное и цивилизованное»), как равный с равными, влиться в «сообщество европейских наций».

Многое в этой книге, именуемой некоторыми Библией Сионизма, не совсем соответствовало истине, - например, автор плохо понимал, кто такие евреи вообще, считая таковыми только ашкеназов, «европейцев Моисеева закона», таких, каким был сам (о восточных евреях-сефардах он если что и слышал, то мало, а про эфиопских иудеев не знал вообще ничего).

Но эти нюансы на тот момент ничего не определяли. Зато Герцль был с избытком наделен волей и даром убеждения.

Всего за несколько лет (даже книга еще не было напечатана), он создал кружок единомышленников, раскинул сеть связей по всей Европе и пробил путь не только в кабинеты богатых евреев благотворителей, помогавших деньгами «палестинофилам», вплоть до Ротшильда, но и в правительственные кулуары тех самых великих держав. А через год, в Базеле, состоялся и первый Всемирный Еврейский Конгресс, на котором была создана Всемирная Сионистская Организация.

«Сионистская», - потому, что после долгих и трудных дебатов единственной площадкой, подходящей для строительства «национального дома» была признана Палестина.

Собственно, сам Герцль был, скорее, «территориалистом», то есть, главным считал добиться собственного государства, а где, - хоть в Палестине, хоть в Аргентине, хоть в Африке, - не считал принципиально важным, но отстоять свою идею не смог.

Главным образом, благодаря крайне жесткой позиции полностью влившихся в состав ВСО «палестинофилов», для которых этот вопрос принципиален, некоторого числа раввинов, согласных совместить традицию с новациями, но главное - делегатов из России.

Те, сами по себе люди вполне светские, убедительно доказывали, что главный «мобилизационный резерв» новорожденной организации, как ни крути, местечковая, крайне религиозная беднота Восточной Европы, стронуть которую с места можно только поманив понятными ей ценностями.

Делегаты от Западной Европы, за которыми, кроме немногочисленных кружков романтиков, никто не стоял, признали их правоту и, таким образом, Отец-Основатель остался в меньшинстве.

Судя по всему, - в том числе, и по его личной переписке, - он довольно тяжело переживал это, пытался переубедить коллег, с восторгом ухватился за предложенную англичанами идею переселения евреев в Восточную Кению с перспективой создания там «фундамента национального дома», но опять столкнулся с жестким противодействием.

В результате же, когда проект, казавшийся ему очень перспективным, - по причине резко отрицательного отношения коллег, - рухнул, не пережил такого потрясения и скончался совсем еще не старым человеком.

Однако поезд, стронутый им с места, уже пошел.

Романтика «создания народа» и «строительства национального дома» захватила многих. В Западной Европе их по-прежнему было сравнительно мало, в основном, интеллектуалы-романтики, зато их агитация дошла до еврейских олигархов, и те начали раскошеливаться, а вот на востоке тон задавали выходцы из бедных и чуть выше, чем бедные, слоев, малообразованные, но до крайности фанатичные, социалисты до мозга костей.

После событий, связанных с революцией в России, началась «Вторая Алия», довольно солидная, не менее 40 тысяч.

В основном, как и за 25 лет до того, бежала беднота, про всякие америки даже не мечтавшая, и бежала общинами, опять-таки оседая в города, чтобы молиться и работать.

Никакими сионистами эти бедняги не были, однако в общей массе уже выделялись «идейные», - как правило, романтичная молодежь, проникшаяся идеями социализма, но по итогам революционных событий, в которых многие даже активно поучаствовали,  пришедшая к выводу, что социализм должен быть национальным.

Эти ребята были, основном, абсолютно не религиозны, в старые города не тянулись, но, напротив, стремились исполнять главную на тот момент доктрину сионизма «Еврейский труд на еврейской земле».

А земля была: на деньги, довольно щедро жертвуемые западными доброхотами, которые сами в Палестину не стремились, но более или менее раскошеливались, у знатных арабов, владевших огромными, хотя и не слишком хорошими (а то и вовсе плохими) латифундиями, закупались весьма солидные участки.

Так появились первые, ставшие позже знаменитыми кибуцы – сельскохозяйственные коммуны, где все было общим, а труд обязателен (причем, наемный труд исключался как явление).

Так появились и поселки, позже разросшиеся в новые, уже чисто еврейские по составу населения города.

Отношения с турками и арабами при этом по-прежнему оставались ровными, без враждебности: латифундисты получали хорошую плату за бросовые почвы и были довольны, турецкие власти тоже были довольны, поскольку бросовые почвы спустя год-другой упорного труда становились совсем даже не бросовыми, а это пополняло бюджет.

Простые же крестьяне на земли, купленные еврейскими эмигрантами, не зарились, поскольку не могли их окультурить, а потому трений не было.

Правда, возникало некоторое, так сказать, общее непонимание: для арабов само понятие «светский еврей», да еще и трудившийся на земле, было чем-то сродни сферическому коню в вакууме, выпадавшим за рамки всяческого понимания, однако в первые десятилетия ХХ века особых обострений не возникало.

Тем паче, что новые обитатели Святой Земли, как положено социалистам, считавшие всех людей равными, вели себя с соседями вполне дружелюбно, не выпендриваясь и на полном серьезе намереваясь из «обносков Европы» стать совсем новым народом, естественной частью населения Палестины.

Продолжение следует.