Георгий Бовт о том, чем могла бы ответить Россия на новые санкции, да не может

Развитие назло врагам

Vladimirkarp/Shutterstock

От западных санкций нам не жарко и не холодно — так думает три четверти населения. В ходе «прямой линии» президент если не дословно разделил такую точку зрения (признав, что наш «убыток» мог составить примерно $50 млрд, тогда как Запада — в два раза больше), то напомнил: Россия большую часть своей истории жила в условиях таких ограничений. И это нас даже подстегивало: мы брались за ум, чего-то такое придумывали, чтобы ответить внешним супостатам. Это во многом так.

Большая часть русских модернизаций происходили как ответ на внешние вызовы.

В гораздо большей мере, нежели под давлением внутренних прогрессивных сил, требовавших у государства перемен. Развитие «назло врагам» — в этом есть определенная специфика. Но и ограниченность.

В обществе сформировался на этой исторической почве определенный менталитет. В закрытости виделась большая безопасность, нежели в открытости. Внешний мир — это не столько «окно возможностей», сколько средоточие опасностей и угроз. Внешняя конкуренция (и, соответственно, открытость) видится опасной и с точки зрения потенциального урона «общественным нравам», и для устойчивости политического режима.

Потому что нечего на чужие порядки заглядываться, свои должны любить.

Через такое, впрочем, прошли многие страны. В наиболее острой форме — Китай и Япония, которые на столетия сознательно отрезали себя от любого внешнего влияния, а отдельных «любопытных», пытавшихся пересечь границу, казнили, чтобы никому не рассказывали, что видели. Ценой тому стала чудовищная технологическая отсталость — были забыты (вернее, запрещены) даже некоторые собственные изобретения.

Но мир изменился. Закрыться не только все труднее, но и себе все дороже.

Развитие в условиях экономической и тем более технологической автаркии невозможно. Даже Северная Корея вынуждена «выходить в мир», чтобы воровать технологии.

В этом смысле ставка только на импортозамещение как главную стратегию экономического развития имеет ограниченный смысл. И превышая разумные пределы, становится контрпродуктивной, ведя как минимум к росту экономически неоправданных (политически они «оправданы») издержек, а как максимум — к утрате технологической конкурентоспособности. Самое эффективное импортозамещение — это «экспортно-ориентированность».

Производимое с ориентацией не на внутренние стандарты (редуцированные в условиях ограничения конкуренции с импортом), а на мировой рынок — лучший ответ на любые внешние санкции. По такому пути в свое время пошел Китай. В том числе поэтому введенные против него после событий на площади Таньаньмэнь санкции быстро выдохлись, а на новые никто не решился.

Накануне введения со стороны США новых санкций мы можем сказать, что вполне адаптировались к имеющимся. Адаптировались — скорее в смысле «ужались» (прежде всего это касается внешних заимствований), отказались от ряда проектов или вынуждены были, приспосабливаясь, искать другие внешние источники поставок. А вот «контратаки» в плане взрывного развития отечественной конкурентоспособной на мировом рынке продукции по всему фронту как раз не произошло. Хотя в ряде отраслей успехи импортозамещения налицо (вопрос цены — отдельная тема).

Один из характерных примеров — недавний отказ «Технопромэкспорта» от использования газовых турбин фирмы Siemens для новых электростанций в Крыму (использовать их тайно, как собирались, не получится). Замены немецким турбинам пока не нашлось. Что, в частности, свидетельствует о продолжающейся после распада СССР технологической деградации. Один из рассматриваемых сейчас вариантов — закупить такие турбины… в Иране, который сам долгое время был под эмбарго.

На Западе оценивают эффект от санкций для российской экономики по-разному. Выделить, каков именно вклад введенных ограничений, а каков — от падения цен на энергоносители, непросто.

В ноябре 2014 года Минфин РФ оценивал ущерб от санкций для нашей экономики в $40 млрд в год (2% ВВП) против 90–100 млрд ущерба от падения мировых цен на энергоносители. Ряд отечественных экономистов оценивают ущерб только от финансовых санкций в сокращении ВВП на 2,4% с 2014 по 2017 год.

В докладе Исследовательской службы конгресса США этой весной говорится об общем падении российского ВВП. Определить роль именно санкций там не взялись. В этом году МВФ прогнозирует рост ВВП России на 1,1%, тогда как эффект от санкций оценивает в краткосрочном плане в падении ВВП на 1,5%. ЦБ РФ на днях скорректировал прогноз на 2017 год в сторону повышения — не менее 1,3% роста.

В докладе конгрессу в основном фигурирует статистика за 2013–2015 годы, притом что 2015 год был самым неблагоприятным: более чем в два раза (до $152 млрд) увеличился, по сравнению с 2014 годом, отток капитала, падение ВВП составило 3,7%, рубль рухнул на 50%, инфляция выросла до 15,5%, а доля бедных — с 13% до почти 20%. Однако уже в 2016 году (не говоря о 2017-м) почти по всем параметрам произошла либо стабилизация, либо существенное улучшение положения. Отток капитала сократился в 10 раз — до $15 млрд, инфляция упала в прошлом году до 7,2%, в этом году ожидается не выше 5%. Стали улучшаться инвестиционные настроения в отношении России, правительство успешно разместило бонды на мировом рынке.

На фоне информационной истерии под лозунгом «русские хакнули наши выборы» конгресс, видимо, решил, что эффект от прошлых санкций сошел на нет и стоит ввести новые. Причем цинично исходя из того, что «Россия является относительно незначительным торговым и инвестиционным партнером США».

В последнее десятилетие на Россию приходилось менее 2% американского товарного импорта и менее 1% американского экспорта, менее 1% американских прямых зарубежных инвестиций.

В 2015 году они составили $9,2 млрд против $20,8 млрд в 2009-м. Российские в США — 4,5 млрд против 8,4 млрд в 2009-м. Если бы после кризиса 2008 года взаимные инвестиции заметно выросли, ситуация с санкциями сегодня могла быть другой, при тех же проблемах с Крымом и на Украине. Это к вопросу о российском инвестклимате, который косвенно толкнул наших «партнеров» к более жестким санкциям.

Получается, правительство, действуя в интересах крупнейших госкорпораций, руководимых представителями «ближнего круга», сделало их и более уязвимыми для ограничительных мер. Они под эти меры в первую очередь и попали.

Новые санкции со стороны США будут более изощренными и масштабными. Сенат проголосовал за них (в виде поправки 232 к законопроекту 722 о санкциях против Ирана) почти единогласно: 97 против 2. Против были только правоконсервативный республиканец из Кентукки (про него говорили как про возможного кандидата в президенты) Рэнд Пол и небезызвестный Берни Сандерс.

Палата представителей поступит так же. И хотя отчасти конкретное применение санкций будет зависеть от президента, вряд ли сейчас, находясь под расследованием относительно «подозрительных связей с русскими», Трамп даст хоть малейший повод усугубить обвинения за «мягкость к Кремлю». К тому же в большинстве случаев о президенте в законопроекте сказано не что «он может налагать ограничения», а то, что он «должен».

Если раньше в подобных законах за Белым домом оставалось право заморозить применение тех или иных санкций (так было годами со знаменитой «поправкой Джексона – Вэника»), то на сей раз такие полномочия резко сужены: он должен будет предварительно доказать такую необходимость конгрессу, у которого будет 30 дней на рассмотрение вопроса, является ли временная заморозка отдельных санкций «в интересах национальной безопасности США».

Снять или ослабить их без конгресса он не сможет.
В отличие от Обамы, кстати.

В «поправке 232», если у нас еще не заметили, вопрос о российской дипломатической собственности (так называемые дачи под Вашингтоном), арестованной в декабре Обамой, уже решен: президент не сможет их вернуть без согласия конгресса. А его не будет.

Соответственно, следует ждать ответных мер Москвы, что еще более испортит отношения. Хотя, казалось бы, куда уж хуже.

Помимо того что санкции еще более ухудшают для России условия внешнего кредитования, они могут быть распространены на новые отрасли экономики — металлургию, горнорудную промышленность, железнодорожный и трубопроводный транспорт, морские грузоперевозки. Под них попадут глубоководные и арктические нефте- и газоразработки, сланцевые проекты и т.д.

Они предусматривают введение ограничительных мер против физлиц, членов их семей, а также компаний, замешанных (в том числе в форме материальной или финансовой поддержки) в «кибервойне» не только против США, но «и их союзников», а также участвующих в «коррупционной приватизации», — запрещено инвестировать в такие компании, в нарушении прав человека, коррупции, поддержке режима Асада (в частности, санкции против поставщиков оружия в Сирию). В общем, все до кучи.

Европейцы — участвующие в проекте австрийцы и немцы — уже обеспокоились, что под санкции попадет строительство газопровода «Северный поток – 2». Но Вашингтон вряд ли пойдет навстречу их обеспокоенности и будет штрафовать на миллиарды компании и банки, его ослушавшиеся. К тому же Америке надо свой сжиженный газ на экспорт пристраивать.

Под еще более пристальный контроль попадут все финансовые транзакции с Россией.

Минфин США получает расширенные возможности отслеживать по всему миру инвойсы, контракты, денежные переводы и даже выдачу наличных через банкоматы — с «целью преследовать русских олигархов за незаконную деятельность». Отслеживанию подлежат в том числе сделки с недвижимостью.

«Поправка Джексона – Вэника» просуществовала десятилетия, теперь еще долгие годы Россия и Америка будут жить в условиях санкций, которые жестче и масштабнее.

Улучшить отношения, чисто теоретически, могут три вещи: смена режима в России, резкий экономический и технологический подъем российской экономики, делающий ее не только самодостаточной («импортозаместившейся» в должной мере и пропорциях), но и конкурентоспособной в мире, и, наконец, нашествие инопланетян.

По части импортозамещения у российского правительства есть план: 19 отраслевых программ. Зависимость от импорта к 2020 году предстоит снизить для наиболее сложных технологических направлений от нынешних 88% до 40%. Наибольшая зависимость от импорта сейчас наблюдается в станкостроении (90%), гражданском самолетостроении (90%), тяжелом машиностроении (70%), оборудовании для нефтегазовой отрасли (60%), энергетическом машиностроении (50%) и в сельскохозяйственном машиностроении (от 50 до 90% по отдельным видам машин). Сработают ли эти программы?

И вот тут — главное. Когда говорят, что мы, мол, привыкли к санкциям, ссылаясь на советский опыт, забывают одну важную вещь.

СССР действительно десятилетиями жил под ограничениями. Однако он не только «приспосабливался» и«ужимался», но и попытался предъявить миру альтернативную модель развития и устройства общества. Альтернативную модель будущего.

До какого-то времени эта модель была относительно конкурентоспособной. А перестала быть такой, когда изменился характер советского общества.

В 1970–1980-е годы произошел тот качественный скачок. Он выразился не только в установлении власти геронтократии, которая окончательно перестала «ловить мышей» и понимать, куда движется современный мир. Но и в том, что называется разрывом между правящей номенклатурой и населением, между пропагандой и реальной жизнью. Произошло решительное отчуждение власти и населения. Они «разъехались» по разным вселенным. И это подточило, а затем разрушило систему.

Схожие проблемы есть и сейчас. Можно придумать десяток программ импортозамещения, изобретать все новые меры экономии, виды и размеры поборов с бизнеса и населения — но все это будет направлено лишь на то, чтобы «выжить», приспособиться, ужаться в расходах и т.д. При этом будут ужиматься, ясное дело, не все и не в равной мере. Но в этом во всем не будет никакого Прорыва.

Не будет даже развития «назло врагам», будет скорее «прозябание назло врагам».

Пусть даже относительно комфортное, а вернее — привычное тем трем четвертям населения, которые санкций «не заметили» (и вообще «лишь бы не было войны»), зато заметили, что «своя поликлиника» теперь не рядом с домом, а за 30 километров, что по-прежнему нищие учителя дают все более убогое образование, что нефть «падает», а бензин дорожает, а заодно и все тарифы ЖКХ в нефте- и газодобывающей стране.

Для качественного преодоления последствий санкционной политики, особенно в условиях угрозы их ужесточения, нужны меры социально-политические. Тут одной технократией и точечно (пока — точечно) вводимыми ограничениями и запретами, «закручиванием гаек» в отдельных местах, не отделаешься. И не только потому, что курс на архаизацию общественной жизни — ее клерикализация, ограничения НКО и интернета, жесткое подавление всякой не санкционированной сверху общественной активности — не способствует, мягко говоря, развитию отечественных творческих сил, необходимых в том числе для преодоления технологического отставания. Все-таки в космос мы вышли в условиях «оттепели», и урожай «Нобелевских» созревал на той же почве.

Эти последствия не могут быть преодолены в условиях установившейся в стране чудовищной социальной несправедливости, выражающейся в том числе в колоссальной разнице в доходах самых богатых и самых бедных. И в не работающих социальных лифтах. Они не могут быть преодолены в условиях по-прежнему масштабной коррупции, несмотря на участившиеся посадки губернаторов и вице-губернаторов и даже министров. Они не могут быть преодолены, когда руководители государственных корпораций получают в день столько, сколько инженер, от которого зависит технологический уровень страны, не заработает за несколько лет.

Они не могут быть преодолены, когда те, кто учат будущие поколения, являются маргиналами и по доходам, и по положению в обществе. Они не могут быть преодолены, когда «друзьям всё, а остальным закон».

Сплоченность правящей элиты — очень важный фактор, мировой опыт показывает, что в условиях такой сплоченности никакие санкции почти никогда не достигают своих целей. Но такой сплоченности — во имя удержания ситуации и власти — недостаточно (хотя она и тут необходима) для экономического и технологического рывка вперед.

К сожалению, мы не слышим от руководства страны ни слова о том, что надо сделать не с экономическими, а с этими общественными проблемами. Так что санкции с нами надолго. В том числе потому, что кому-то кажется, что они помогают консервировать нынешнее состояние общества. Мол, не надо ничего менять, ибо мы «в кольце врагов». Но если долго ничего не менять, то оно потом само может рухнуть. Причем вне зависимости от всяких санкций.