Почему Кремль недоволен Москвой Б.Кагарлицкий

 Какие-то политические последствия для мэрии рано или поздно поступят, скорее всего, не сейчас, считает эксперт

Главное отличие митингов 12 июня от акций протестов 26 марта заключается в региональных условиях. В этот раз бо́льшая часть регионов, может быть, со скрипами и ограничениями, эти митинги легализовала. Конечно, были всевозможные вопросы, как история с очень ранним утром в Казани (в Юдино с 7 до 9 утра). И всех неизбежно интересовало: «Не слишком ли странное место и время были назначены для митинга?».

Но есть очевидный факт, что обе стороны нашли компромисс, сочтя его приемлемым, и в любом случае этот митинг был согласован организаторами с властями. Считаю, что это общая важная динамика, которую в Кремле еще недооценили — и когда это поймут, может оказаться слишком поздно.

Совершенно понятно, что региональная бюрократия сделала для себя некоторые выводы после 26 марта. И главный из них состоит в том, что не хочется подставлять голову под удар и вступать в эти политические игры, которые очень важны для Навального и Кремля, но совершенно не являются своим делом и своей борьбой для провинциальных чиновников.

Судя по всему, провинциальные активисты руководствуются той же самой логикой, и в регионах ведут себя не так, как в столице. Этот разрыв политического процесса регионов и столиц четко обозначился 12 июня, при этом динамика есть и там, и тут. Эта динамика довольно любопытна и противоположна: если в регионах идет очень медленная демократизация и оживление общественной жизни, в столице же идет закручивание гаек.

В этот раз бо́льшая часть регионов, может быть, со скрипами и ограничениями, эти митинги легализовала. Конечно, были всевозможные вопросы, как история с очень ранним утром в Казани.

В Москве и Питере Навальный сумел закрепить успех, но не смог его развить. Есть масса людей, которые готовы прийти на какие-то акции по призыву Навального. В этот раз в Москве мы видели не меньше людей, чем 26 марта. И главное, что в столицах эти люди были готовы выйти на митинг, независимо от того, разрешен он или нет, не боясь столкновений с полицией.

Более того, появляется определенная часть молодежи, для которой именно несанкционированный характер митинга является привлекательной его стороной. Пока митинг был предполагаемо санкционирован, возникла некоторая деморализация молодежного актива, которому хотелось видеть 26 марта, который обвинял Навального в том, что тот «сливает» протест и делает его легальным в Москве. И это вопреки мнению части журналистов, которые искренне считают, что Навальный ведет молодежь под дубинки. Но реальная ситуация развивается противоположным образом: как раз-таки молодежь хочет ходить на радикальные и несанкционированные акции, а руководство ФБК вынуждено идти за своим активом, потому что в противном случае оно его потеряют.

В свою очередь власти поступают достаточно грубо, потому что могли бы принудить Навального к проведению легального митинга, если бы сами вели себя корректно и не давали ему повода для отмены существующих договоренностей. И опять же полиция, действуя более жестко на Тверской, чем 26 марта, сильнее подогрела молодежь, потому что, с одной стороны, сотрудники били и арестовывали, с другой стороны, в Москве есть 20—30 тысяч молодых людей, которым это в каком-то смысле в кайф. Если кто-то думает, что людей таким образом можно напугать, сильно ошибается. Наоборот, людей сильно разозлили и спровоцировали на дальнейшую радикализацию. У переноса митинга на Тверскую можно было отметить и специфическую черту Москвы. В столице существуют две волны протеста. Первый — собственно политический протест, которым занимается Навальный. Второй связан с возмущением людей по поводу политики мэрии — не только с пресловутой программой сноса пятиэтажек, но и с целым рядом других обстоятельств, которые вызывают недовольство горожан. И социальный протест шел параллельно и отдельно. Два митинга, которые прошли в конце мая, очень характеры: один был более политизирован, другой менее, хотя на оба из них ходили одни и те же люди.

Но принципиальная задача Навального применительно к столице состояла в том, чтобы попытаться соединить оба этих процесса и попытаться возглавить или по крайней мере скоординировать. Эта задача не была им решена и более того в значительной мере осложнилась. Проблема даже не в самом акте проведения митинга, хотя участникам социального протеста не хочется ходить на несанкционированные акции. Но есть еще более важная причина: решение Навального было принято без согласования с другими протестными группами.

Если обратить внимание на высказывание в «Фейсбуке» Юлии Галяминой (одна из лидеров движения против мэрии, против пресловутой программы реновации), которая призвала людей прийти на Сахарова, оно было очень характерно. Она просила не ограничиваться только проспектом Сахарова. Она прямо мотивировала свою позицию тем, что никакого демократического согласования с другими инициаторами у Навального не было, никакого обсуждения с активистами не было, он в единоличном порядке все решил.

Такая позиция Навального не вызывает доверия у других лидеров протеста. И она провоцирует разобщенность на следующем этапе. В другой раз, если лидеры протеста будут что-то делать вместе, то потребуют гарантий от того же Навального, к которому будут относиться подозрительно.

Проблема Навального не в том, действовал ли он авторитарно, ведь в условиях конфликта нужно принимать решения быстро, не всегда есть техническое время, чтобы со всеми переговорить и все обсудить, проведя все демократические процедуры. Но так авторитарно рулить лидер может тогда, когда уже завоевал доверие. Когда есть понимание того, прав он или не прав, но он обладает тем авторитетом, с которым спорить даже бессмысленно. Такой бонапартистский тип поведения может быть оправдан в борьбе за власть и технологически может быть правильным, но он работает достаточно эффективно, когда установлено доверие. Навальный начал действовать бонапартистски задолго до того, как к нему установился должный уровень доверия. Это абсолютно не вопрос радикализма, потому что та же самая Галямина в итоге пошла на Тверскую, была избита (к тому же ранее она уже сама проводила несанкционированную акцию около Госдумы). Проблема — в уровне доверия.

Я считаю, что Навальный здесь получил некоторые минусы. Условно говоря, он выиграл по очкам, но были серьезные издержки у подобного рода решений.

Кроме того, возникло подозрение, что московская мэрия сознательно использовала эти волнения для того, чтобы наказать тех людей, с которыми она находится в конфликте. Во-первых, нападение на Галямину совершенно непонятно. Она пришла к концу, была жестоко избита. Я был на том месте и видел все это: поначалу полиция, конечно, не зверствовала, не было садистской жестокости, но по отношению к Галяминой вдруг произошло избиение прямо на улице.

Другой аналогичный эпизод: член Общественной палаты России Георгий Федоров, один из организаторов митинга 27 мая, стоял в стороне от толпы на ступенях гостиницы «Армения» и просто наблюдал за происходящим. Вдруг из рядов выскакивает группа омоновцев, бросается в противоположную от толпы сторону, хватает Федорова и затаскивает его в автозак.

Возникло такое впечатление, будто кто-то из чиновников дал указание: ловить конкретных людей и разбираться с ними. На мой взгляд, очень показательно. Судя по всему, это было замечено в Кремле.

По некоторым сигналам, которые появляются и в масс-медиа, Кремль склонен сейчас развести свою позицию с мэрией. Если что-то пойдет не так, то за все будет отвечать мэрия, а не центральная власть. Более того, это будет вполне разумно, потому что мэрия проявила свою инициативу и вышла за рамки своих полномочий. По крайней мере, такие слухи ходят в политологическом сообществе. В Кремле не были в восторге от того, как повели себя городские власти. Песков в своем заявлении отчасти подтверждает эту версию. И мы видим еще одну линию — не очень простые отношения между администрацией президента и мэрией Москвы. Если будут какие-то серьезные проблемы, центральные власти скажут, что московская мэрия сама принимала решение, сама довела до конфликта, сама создала кучу проблем.

Мэрия создала конфликтную ситуацию, связанную с переносом фестиваля «Времена и эпохи» на Тверскую улицу, где даже технически невозможно нормально провести подобное мероприятие. Такой фестиваль, на который якобы пришли люди, проводится где-нибудь в Коломенском или в другом большом парке. На довольно узкое пространство Тверского бульвара и Тверской улицы загоняют все эти стенды и конструкции. Если бы даже не было никаких протестов и никаких волнений, это крайне неудобное место, где толпе было бы трудно перемещаться. Причем все это делается задним числом — после того, как стало известно, что Навальный выведет на эту улицу людей (он еще за месяц предупреждал). Это провокация со стороны мэрии, причем это решение городскими властями принималось хотя бы на техническом уровне. И в Кремле могут сказать мэрии: «Да, мы не можем обвинить вас, как повели себя в отношении протестов, но фестиваль вы провалили».

Какие-то политические последствия для мэрии рано или поздно поступят, скорее всего, не сейчас. Если будут появляться новые вводные, команде Собянина все это могут припомнить.

Также отмечу, что весенне-летняя политическая кампания будет постепенно затухать, потому что все хотят отдохнуть — и чиновники, и оппозиционеры, и активисты. Летом с середины июля обычно все постепенно гаснет. Но социально-экономические и психологические процессы не остановятся, и к осени мы придем не совсем такими, какими были весной: что-то будет происходить дальше. В этом смысле понятно, что процесс совсем уж поставить на паузу будет нельзя. Социальные проблемы, которые нарастают в регионах, не будут абсолютно тихим и бессобытийными. Все-такие события будут происходить. Пауза может быть в Москве, но не по всей стране. Динамика не прекратится.