Святые кости – и вся наша жизнь

На модерации Отложенный

 

Каждый раз, когда русские, греческие, а теперь даже и католические церковные деятели привозят в Россию какую-нибудь святыню христианского мира — например, ребро Николая Угодника, – начинается, к сожалению, неизбежный, и очень громкий цирк.

– Зачем они торгуют этими костями!

– Это надо еще выяснить, чьи это мощи!

– Что они толкаются в очередях, в ближайшую церковь, что ли, не могут пойти?!

– Мракобесы средневековые!

– Деда Мороза привезли!

– Опять не проехать из-за них!

И еще много аналогичных выступлений приходится слышать.

Что хочется сказать по этому поводу?

Тут надо сразу отвлечься от академических богословских дискуссий, для участия в которых хорошо бы иметь соответствующее образование.

Поэтому вопросы о том, насколько «исторически достоверной» является биография и святость епископа Николая Мирликийского, в чем состоит религиозное обоснование существования благодати, каким-то образом «остающейся» или «переходящей» на физические останки святого, можно ли документально подтвердить чудотворение, полученное от мощей, а также и — какие именно фрагменты мощей св. Николая являются подлинными, а какие — сфабрикованная когда-то кем-то подделка, – все эти вопросы следует оставить специалистам, ну хотя бы ради того, чтобы не превращаться в аудиторию антирелигиозных заседаний двадцатых-тридцатых годов.

Но есть ведь и другая, сугубо светская сторона той же проблемы.

Дело в том, что все эти люди, которые всякий раз в едином хоре выступают против поклонения мощам и прочим христианским реликвиям, – они ведь тоже чему-нибудь поклоняются в своей жизни

Они тоже дорожат своими визитами, своими прикосновения к чему-то «особенному», а то и “святому” – тому, что связано, в их представлении, с каким-то конкретным местом, временем или физическим объектом.

И если встать на позиции последовательного атеизма, материализма и нигилизма — привет, двадцатые-тридцатые годы, – то каждого из этих критиков  очереди к Николаю Угоднику тоже можно легко «поставить на место».

Например, так:

– А ты чего на могилу родителей ходишь? Что тебе там — медом намазано? Ну, земля, в земле — кости или пепел. Это ж уже не твои родители, это так просто  – физическая субстанция, да еще и закопанная. Больной ты, что ли, туда регулярно ходить?

– А почему ты туда ходишь в дни их смерти?

Ты что, в любой другой день не можешь их вспомнить?

– А зачем ты на книжной полке, на столе, в кошельке фотографии держишь? Ты что, так не помнишь, как твои дети выглядят?

– А зачем жене цветы даришь, когда поздравляешь? Она что — без цветов не знает, что ты ее любишь?

– А для чего тебе понадобилось ехать в Париж и смотреть на Эйфелеву башню? Ты не мог просто набрать в Гугле два слова – «Эйфелева башня» – и посмотреть миллион фотографий? Кино не мог посмотреть? Она что, отличается как-то от себя же на фото? Обязательно надо было копить деньги и туда тащиться?

– А на футбол зачем ходил? По телевизору не мог посмотреть?

– А свой день рождения зачем праздновал? Сумки тяжелые таскал из магазина, жена готовила, одна уборка на целый день! Тебе что — важно, что тебя именно в этот день вытащили из мамы в роддоме? А если бы в другой — это что-то меняет? Ну, позови гостей просто так, зачем тебе годовщина всех этих медицинских мероприятий?

И много еще чего можно сказать в этом роде, но, кажется, и так ясно.

Не только христианам, не только религиозным людям, но и людям вообще свойственна вера в то, что места, даты и физические объекты — каким-то таинственным образом связаны с памятью, любовью, родством, близостью, дружбой, подвигом, с любыми высокими, да и повседневными тоже, но — важными проявлениями человеческого духа

Человек в принципе склонен наделять смыслом окружающий его мир — и придавать значение массе вещей, мимо которых он мог пройти равнодушно, ограничившись в своей деятельности минимально необходимым биологическим набором выживания: еда, воздух, размножение и проч.

Но человек устроен как-то иначе — и потому окружен символами, которые, по его ощущению, не просто напоминают, но и связывают его с тем, что для него ценно.

Потому-то человек и ухаживает за могилами, держит поблизости фотографии родных, отмечает праздники, дарит подарки и еще много чего делает странного — ничуть не менее странного, глядя отстраненно, чем простоять несколько часов в очереди к ларцу с ребром св. Николая.

Так, может быть, стоит быть терпимыми, и даже добродушными — к этой очереди?

Может быть, стоит предположить, что ощущения верующих людей насчет мощей — чем-то сродни ощущению каждого человека по поводу своей жизни?

Я ведь не утверждаю, что обязательно надо туда идти — вместе с ними.

Достаточно уже и того, чтобы понять: они — точно такие же, как и ты.

Не стоит над ними смеяться.