Владимир Путин: великий компилятор

Всё до единого в современной России – это совмещение старых чужих политико-идеологических технологий

Понять Путина. Предсказать его поведение. Разобраться, что у него в голове, чего он хочет и к чему стремится. На все эти вопросы нельзя ответить, не вспоминая о том, где именно он работал в молодые годы. «Где» – и в организационном, и в географическом смысле.

А работал – точнее, служил – нынешний российский президент в КГБ. Говоря человеческим языком, занимался профессиональным интриганством и получал за это зарплату. Сам по себе этот факт может необратимо травмировать психику, сломать представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Но не только.

Кто были сотрудники КГБ в 1970-е – 1980-е годы? Это были люди, которые лучше, чем кто-либо другой, знали истинное положение вещей в СССР. Знали истинное место Советского Союза в мире. Знали истинную цену всем его «дальнейшим улучшениям» и «неуклонным повышениям». И не питали никаких иллюзий насчёт «самого передового в мире общественно-политического строя». Они чётко знали: по всем существенным экономическим показателям СССР – типичная страна Третьего мира.

В брежневскую эпоху у этих людей уже не было никаких высоких идеалов, но они верой и правдой служили режиму, цену которому так хорошо знали. Служили его пропаганде, обманывавшей миллионы, и нещадно боролись с теми, кто разоблачал эту ложь: тайное знание об истинном положении дел должно было оставаться их корпоративной привилегией, их и только их тайным знанием.

Эти люди отстаивали режим, который сами же считали безнадёжным лузером, причем отстаивали, не выбирая средств. Это были профессиональные циники. Для них сила и интриги были уже не средством утверждения идеалов – они стали целью, самоценной и самодостаточной. Сила ради силы, интриги ради интриг. Мочить в сортире просто ради того, чтобы мочить в сортире. Психология уличного (сортирного) хулигана? В общем-то, да.

Эти люди привыкли не только не задумываться над высоким смыслом своих действий – они привыкли не задавать себе элементарные вопросы: «Зачем?» и «А что потом?».

Вот теперь Путин мечтает о победе над Европой и Америкой. Начитавшись теорий противостояния цивилизаций и восприняв их как новое «единственно правильное» учение, он и представить себе не мог, что противостояние – это прежде всего состязание, соперничество, конкуренция. Для него существует один-единственный способ противостояния – тот, к которому он был приучен на службе.

Во что это инспирированное им противостояние выльется для России – об этом Путин, вполне вероятно, просто никогда не задумывался. Играя в шахматы, вы, конечно, можете изо всех сил врезать шахматной доской сопернику по голове и объявить себя победителем – вот только одна беда: от этого вы не станете лучше играть в шахматы. «Врезав по голове» ненавистному Западу, Россия не станет производить более качественную и более современную продукцию, она так и останется страной, распродающей дары природы. Не случайно ведь даже сейчас, в период обострения «вставания с колен», высокотехнологичные товары российского производства – один из объектов для всеобщих шуток, причём дозволенных шуток.

Да, кстати: предположим, мечта Путина сбылась, Европа лежит в руинах – и политических и экономических. А кто, простите, в таком случае российские нефть и газ покупать будет? На что Россия станет жить?

А ещё Путин служил в Германской Демократической Республике. Чувствовал себя победителем среди побеждённых. Надавал СССР Германии по голове – и вот он, Владимир Путин, простой ленинградский парень, гуляет по Дрездену, и не просто гуляет, а надзирает за местной публикой, контролирует её. Не оттуда ли его столь трепетное отношение к той войне, которая для него так и не может окончиться?

Не оттуда ли его маниакальное желание разделять страны – Украину, Грузию, Молдову? Он ведь привык к тому, что вот он, в ГДР, на переднем крае противостояния с ФРГ. Значимая персона – по крайней мере, он себя таковой считал.

Не оттуда ли и ярлык «фашистов», навешенный на украинцев? Советская пропаганда ведь так и твердила: в ГДР – «хорошие немцы», а в ФРГ – «фашисты». В 1973 году, когда Леонид Брежнев совершил визит в ФРГ, я был во втором классе. Многие одноклассники искренне боялись: а вдруг Брежнева там убьют? Этот страх был неподдельным, и выдумали его дети, конечно же, не сами: их родители действительно верили, что в Западной Германии – «фашисты». После этого визита, кстати, советская пропаганда резко сменила тональность и внушала лишь то, что в ФРГ якобы очень активны неофашистские группировки, а власти не борются с ними надлежащим образом. Знакомо, не правда ли?               

Да и вообще, слишком уж много аналогий с разделённой Германией прослеживается в действиях Путина.  

Принято считать, что ныне Путин строит в России копию СССР. Это не совсем так. В сегодняшней России пропаганда не борется с засильем импортных товаров и вообще с «вещизмом», как советская пропаганда называла стремление покупать не лишь бы что, а качественное и красивое. Нет гонений на поп-музыку, в том числе западную. За «не такую» причёску старшеклассника не вызовут к директору, а полиция не задержит за «не такую» одежду. По телевизору не транслируют народные песни с утра до вечера, навязывая их как единственно правильную массовую культуру.

На самом деле Путин изо всех сил пытается скомпилировать реалии и практику СССР, причём сталинского и брежневского одновременно, и ГДР как «витрины соцлагеря». Есть в его практике что-то и от герековской Польши, где был дозволен мелкий бизнес – но только в розничной торговле и сфере услуг, а граждане могли – грех-то какой – почти свободно выезжать за рубеж. Если покопаться, в путинской России можно найти черты и титовской Югославии, и чаушесковской Румынии, и кимирсеновской Северной Кореи.

Собственно, всё до единого в современной России – это компиляция старых чужих политико-идеологических технологий, используемых именно как технологии, сугубо прагматически. «Вставание с колен» – тот же коммунизм, то есть неопределённая сверхцель, отложенная на неопределённое время: вот, мол, достигнем этой цели – тогда и заживём припеваючи, а пока что «вы там держитесь». Процесс, могущий продолжаться бесконечно, и результат, который «когда-то будет».

Одно лишь отличие: в коммунистической идее была сильная экономическая составляющая (то самое «неуклонное повышение»), которая давала обществу возможность видеть, движется ли действительно страна к поставленной цели. Отсутствие в реальности этого «неуклонного повышения» и стало одной из главных причин краха СССР. Путин эту ошибку исправил: в его «вставании с колен» напрочь отсутствуют вехи, по которым можно было бы проследить, туда ли движется возглавляемая им страна и движется ли вообще. «Крымнаш»? Несмотря на всю эйфорию, он слишком локален. Как и Донбасс, как и Сирия.

Вот здесь и кроется реальная угроза: оказалось, что на самом деле без вех нельзя – общество не может всё время только верить, оно должно видеть. Чтобы удержать свою популярность, чтобы россияне и дальше верили, что без Путина никак и никуда, он вынужден ставить новые и новые вехи. Всё более и более крупные, чтобы убедить россиян: «вставание с колен» – это не по мелочам, это у него серьёзно. Для Путина такие вехи – это эскалация силы, эскалация интриганства.