В России нет лидеров, которые могли бы провести реформы

О том, где лучше укрыться бизнесу в тяжелые времена, рассказывает руководитель экономической программы Московского центра Карнеги Андрей Мовчан.

– Если все же представить, что санкции сняли, что произойдет с экономикой России?

– Ничего существенно не изменится, потому что санкции на нашу экономику практически не влияют. Они очень избирательные и мягкие – например в финансовом секторе запрещают некоторым компаниям и банкам брать деньги за рубежом. При этом никто не запрещает им брать деньги у других игроков внутри России, которые в свою очередь могут совершенно свободно пользоваться зарубежными кредитами.

Военный экспорт может понести потери из-за запрета на поставки важных комплектующих и технологий, но весь этот объем не превышает $12-15 млрд. в год – это очень мало, если взглянуть на нашу экономику в целом. Повторюсь, санкции носят политический характер и они даже выгодна российской власти, которая таким образом находит отличное объяснение проблемам в экономике.

– А что в итоге в продовольственной отрасли?

– Продовольственные санкции мы сами на себя наложили – и отменить их можем в любой момент, как это только что произошло с Турцией. Это вносит крайне неприятный для бизнеса элемент неопределенности. Когда все понимают, что пересмотр санкций против ЕС или других стран может произойти в любой момент, никто не будет запускать новые мощности, вкладывать в них деньги. Реальный спрос на, скажем, отечественные молочные продукты вырос в связи с санкциями. Но это рассматривается предпринимателями как повод работать на полную мощность, увеличить отпускные цены и параллельно снизить качество (конкурентов-то нет!) – но не инвестировать в новое производство. В итоге идет разбавление молока, в сыр добавляются растительные масла.

– Как бизнесу выжить в этих условиях?

– Я думаю, под «условиями» надо понимать не столько санкции, сколько общую депрессию в экономике, суровый предпринимательский климат и непредсказуемые высокие риски, исходящие от государства. Реальность, к сожалению, отличается от голливудского кино тем, что не всегда главный герой побеждает. Поэтому вполне вероятно, что на ваш вопрос правильный ответ – никак. Аральское море недавно ушло на100 кмот бывших рыболовецких баз, и местным рыбакам бессмысленно спрашивать, как там выжить. Но, конечно, бизнес есть практически везде на Земле, даже в странах с очень низким ВВП на душу населения и очень плохими условиями для предпринимателей. Безусловно, и в России будет сохраняться какая-то бизнес-активность.

Я в ответ на этот вопрос обычно шучу, что в условиях очень высоких рисков лучше всего вести криминальный бизнес: по рискам он сравним с законным, а по доходности – значительно выше. Эта шутка горькая – в России растет криминализация экономики. Законы экономики отменить невозможно, и только существенное снижение рисков обычного предпринимательства может сократить объемы криминального бизнеса.

Тут надо помнить несколько важных истин. Во-первых, если риски очень высокие, то все действия, которые их снижают, хороши. Это может быть любой прочный контракт с властью – скажем, на основе родственных связей. Это может быть «крыша» крупной госкомпании; это может быть вынос важнейших центров бизнеса за границу; это может быть физический переезд за границу с сохранением бизнеса в России.

Во-вторых, лучше всего вести бизнес, который имеет минимум материальных активов, чтобы легче было перевести его в другой регион и чтобы это не выглядело как большой бизнес, который можно отобрать. Надо стремиться на мировые рынки, производить востребованный там товар, потому что по себестоимости отечественные товары все более конкурентоспособны по мере падения рубля и зарплат.

Всегда будут прибыльны бизнесы, связанные с такими природными ресурсами, как нефть, лес, газ, руда – но туда в России вход разрешен лишь избранным.

И еще надо обратить внимание на сферу услуг. Сейчас наступает время сервисного фаст-фуда. Если вам удалось построить не очень качественный сервис за малые деньги, то вы будете существовать и работать. Дешевые парикмахерские и рестораны-столовые всегда будут востребованы.

– На что должны быть направлены реформы, которые смогут изменить ситуацию к лучшему?

– Важно перестать постоянно реформировать и менять законы, остановиться на чем-то разумном и уже не отступать от этого – постоянные скачки существенно увеличивают неопределенность. Чтобы снизить себестоимость товаров и услуг, надо резко снижать налоги в отдельных областях.

Нужно снизить налоги на малое и индивидуальное предпринимательство: в казну эти налоги приносят очень мало, а бьют по бизнесу очень сильно.

– Есть ли реальная польза от таких организаций как Агентство стратегических инициатив, Столыпинский клуб и т.д?

– Эти организации работают в стол по определению, потому что не имеют глобальных внедренческих полномочий. Каждый, кто работает в них, рассматривает свою деятельность как академическую, а не управленческую, что приводит к трем неприятным эффектам. Первый – это шапкозакидательство, упрощение проблем, декларативность. Второй – излишнее творчество в работе: ведь придумать можно что угодно, все равно реализовано не будут. Третий – продвижение интересов конкретных групп и людей в надежде, что отдельные меры будут приняты и принесут материальную выгоду заказчикам.

Без объединения системы разработки и системы внедрения мы будем продолжать наблюдать изолированных друг от друга мудрецов с неосуществимыми предложениями и управленцев со своей программой, в основном сводящейся к поддержанию status quo.

– Кого из российских реформаторов вы могли бы назвать самыми эффективными?

– Очень часто говорят про реформы Столыпина, но у меня они не вызывают энтузиазма применительно к сегодняшнему дню. Столыпин совершил много ошибок, его реформы были частью движения к катастрофе, которая и случилась в процессе Первой мировой войны. И уж точно они не имеют никакого отношения к предложениям Столыпинского клуба. Политик требовал, чтобы бюджет был профицитным, инфляция – низкой, экономические агенты работали в прибыль. Сегодняшний Столыпинский клуб, наоборот, предлагает мягкую монетарную политику и высокий плановый дефицит бюджета.

В России таких качественных экономических реформ, как реформы Рейгана в Америке, Бальцеровича в Польше или Тэтчер в Англии, никто не делал.

– Кто, на ваш взгляд, мог бы их провести?

– За 15 лет количество ярких, знающих и одновременно готовых действовать в интересах страны людей кардинально сократилось – причем по всему политическому спектру. У нас нет лидеров ни с оппозиционной стороны, ни со стороны власти, которые могли бы провести реформы.

– Выйдет ли Россия на свой прежний уровень?

– Нам не нужно на прежний уровень, он был и невысок, и неустойчив. Россия демонстрировала экономический рост за счет продажи огромного количества нефти и газа с большой маржой. Выручка от продажи углеводородов не только формировала ВВП, но и, «протекая» в другие отрасли хозяйства, катализировала экономику во всех секторах. Сейчас такой маржи уже не будет, а источников, которые могли бы заменить нефть и газ, у нас нет. Экономика обезвожена, и, конечно, первой реакцией на проблему было бы искусственно закачать в нее деньги вместо «нефтяных».

Но, во-первых, их негде взять, поскольку эмиссионная закачка моментально отразится на инфляции, а реальные инвестиции никто не хочет вкладывать из-за высоких рисков и архаичности экономической структуры. Во-вторых, опыт 2012-13 годов показал, что даже при высоких ценах на нефть и потоке долларов российская экономика впала в стагнацию. Ухудшение инвестиционного и предпринимательского климата в стране за последние годы свело на нет даже эффект нефтяных денег.

А еще можно было бы провести масштабные реформы, поменять отношение к бизнесу и инвесторам и запустить механизм «роста снизу» – за счет инициативы бизнеса. Но это сейчас не работает. Россия по-прежнему остается огромным государством с большим количеством ресурсов и ядерным оружием. Но с экономической точки зрения мы – страна третьего мира. И если не начать реформы сегодня, через 15-20 лет будем страной четвертого мира.

Важно, однако, понимать, что, даже проведя реформы, мы лишь сможем сохранить за собой позицию в третьем мире. Вместе с ними надо принять курс на максимальную международную открытость, интеграцию в мировую экономику, свободный обмен трудовыми ресурсами и технологиями. Если в смысле законодательства или правоприменения нам нужно пойти по пути развитых стран, то в области технологий нам придется копировать корейские и китайские модели поведения – учиться, заимствовать, включаться в мировые производственные цепочки – и постепенно развивать свое. Комбинация этих двух стратегий совершила экономическое чудо во многих странах, а значит, и у нас есть такой шанс.

Беседовала – Анастасия Миткевич

Источник: http://publizist.ru/blogs/107999/13608/-

54

988

23