На карте России тысячи населенных пунктов, которых на самом деле уже нет.Современная история страны — это история свёртывания пространства жизни. Этот процесс продолжается уже по крайней мере целое столетие, поэтому мы не заметили, как заросли лесом миллионы гектаров пространств, освоенных когда-то нашими предками для нашей будущей хорошей жизни. Стареющей нации, потенциала которой не хватает для обслуживания территорий, доставшихся в наследство, эти земли оказались не нужны.
Не проблема, особенно на Русском Севере найти вымершие деревни, полазать по руинам изб. Но всегда было интересно, кем были те люди, кто жил в этих избах. Сейчас мало, кто может рассказать об этом, потому что времена, когда эти деревни были полны людей, давно прошли. На пике демографические показатели были во второй половине 20-х, и в тридцатых годах прошлого века. Уже после войны начался упадок.
В Нюксенском районе есть местность, которую называют «Япония». Еще, но видимо совсем давно, эти места называли Дор-Беднягино. Оба названия исчерпывающе характеризуют здешнюю жизнь. Бедные и отдаленные деревни Дор, Заглубоцкая и несколько хуторов в окружении лесов на юго-востоке огромного Нюксенского района. Больше 50 километров от районного центра и больше 20 от ближайшего крупного села Городищна. Но, когда-то, здесь, где сейчас живут три человека, один из которых наездами, было три колхоза, жило больше 700 человек.
В Доре теперь в двух домах живут два человека, в одном мужчина, в другом женщина. В Заглубоцкой живет один человек, Петр Матвеевич Собанин.
Сейчас в Заглубоцкой плохо. Повсюду грязь, заросли, колодцы заросли, дома разграблены мародерами. Места, откуда ушел человек, лучше посещать лет через пятнадцать, двадцать после того, как закрылись двери последнего жилого дома. До этого в таких местах атмосфера кладбища.
Петр Собанин летом живет тут, на зиму уезжает в Северодвинск к детям. Таких как он остались единицы по умирающим деревням. Они дети той системы организации жизни, которая функционировала в аграрной деревне. Это важно. Потому что, современная российская деревня, если она жива, живет по сути городской жизнью. У Собанина есть родной дом, есть родная деревня, в ней можно жить, но на самом деле жить нельзя. Нет той формы жизни, ушли люди, разрушилась инфраструктура. «Теперь живу как перекати-поле, скитаюсь», — Петра Матвеевича вполне можно назвать беженцем.
Василий, брат Петра Матвеевича, сделал в советское время хорошую военную карьеру. Ушел из дома, окончив школу, в люди, как все тогда уходили.
Отец Матвей Акиндинович отдал ему свой пиджак, сто рублей, которые получил в качестве аванса на работе, и попрощался с сыном у соседского крыльца. Василий уехал с подводой в большой мир, отца своего он больше не увидел.
Василия уже нет в живых. Из всех братьев и сестер жив только Петр Матвеевич. В наше время его принято считать местным колоритом. Непременный участник всевозможных народных фестивалей и ярмарок. Он хотя и проработал всю жизнь в колхозе, но владеет ремеслами, навыками, которые передавались по наследству, пока была жива деревня.
В военные годы, подростком, уговорил своего дядю, жившего в одной из соседних деревень, выучить его катанию валенок. Ремесло очень трудоемкое. Шерсть овец грязная, чтобы ее свалять и очистить, постоянно поливают кипятком, грязная вода из валяной заготовки сливается на пол. Мастеру тяжело и жарко. Но это давало возможность помогать семье. Да и сегодня катали (так называются люди, умеющие делать валенки), могут неплохо зарабатывать. Но их в округе уже не осталось.
Виталий, самый старший из братьев, дожил до взрослых лет. Не закончив школу, ушел на заработки. Работал на лесозаготовках. Задавило гусеничным трактором. Младший брат вспоминает в своих мемуарах о том, как они в детстве болели оспой.
Василий Матвеевич, пройдя всю войну, остался на военной службе. Впервые после своего отъезда из дома в 1939 году, он приехал в Заглубоцкую лишь в 1946-ом. Как и тысячи выживших на войне выходцев из этих мест, он не собирался больше здесь жить. В большой стране начинались большие дела. Можно было найти для себя что-нибудь более подходящее, чем адский труд в деревне.
Василий Матвеевич выбрал для себя карьеру военного. Перспективный для того времени выбор.
Петр Матвеевич многие годы был депутатом местного совета. Теперь уже не существует даже административно-территориальная единица местного самоуправления, которая ведала жизнью в этих местах. Некем и нечем ведать. В семейном архиве сохранились вырезки из газет 70-х, 80-х годов, в которых в свойственной тому времени патетической манере рассказывается о достижениях Собанина — передовика сельского хозяйства.
В глаза бросается колоссальная разница в уровне и качестве жизни в деревне эпохи застоя по сравнению с минувшими десятилетиями. На полях уже работали не только руками, но и техникой. Получали зарплату, обустраивали дома. Но демографическую регрессию уже не остановить. Радикальное улучшение жизни не спасло северную деревню. Может быть потому что люди помнили, несмотря ни на что, свое голодное детство.
</dl><dl class="gallery-item">
</dl><dl class="gallery-item">
</dl>Еще в одной газетной вырезке про Петра Матвеевича Собанина, уже 80-х годов, автор подытоживая результаты своей поездки в Заглубоцкую, пишет: договорились с колхозниками о том, кто и какую часть работы на себя возьмет для того, чтобы провести телефонную связь. Но телефон здесь появился только тогда, когда он уже был и не особо нужен, в 2004 году. К тому времени в деревне оставались едва ли больше десятка жителей. Несмотря на очевидные улучшения жизни в последние советские десятилетия, между уровнем возможностей среднего сельского жителя и жителя хотя бы ближайшего райцентра была пропасть. Деревня и старалась выползти из этой ямы, люди уходили туда, где в жизни есть просвет.

Комментарии
Того жизненного уклада уже не вернуть.