Без пьяных слез. Дмитрий Петров о жизни русской диаспоры в Европе

– При желании можно выклянчить всё: деньги… славу… власть… Но только не Родину, господа! Особенно такую, как моя, – сообщает парижским клошарам белый генерал-майор Григорий Чарнота в пьесе Булгакова «Бег». Который очень хотел покинуть СССР, но не смог. А Чарнота смог. И вот, избежав чекистской пули, пьяно объявляет, что «Россия… не вмещается в шляпу, господа нищие!»

Нынче шляпы в Европе носят лишь немногие русские – люди экстравагантные. Не актуальный головной убор. Избегают они и общаться с нищими. И ничего не клянчат. Ни деньги – они их зарабатывают и получают в виде либо грантов на проекты, либо – пособий на бедность. Ни славу – ее добывают талантом. Не выпрашивают власть, но порой ей причастны, будучи избраны или назначены.

И уж подавно не выклянчивают они Родину. Булгаков и его герой угодили в капкан той эпохи, когда границы были на замке, эмиграция означала отъезд навсегда, а возвращение грозило гибелью.

Сейчас, несмотря на нервозные толки о возможном закрытии границ, европейские русские ничуть не чувствуют себя лишенными Родины.

Сакральные редуты ее рубежей всё призрачней по мере того, как развитой мир всё прозрачней. А граница – место, где штампуют въезд и выезд. А в ЕС – символическая линия, скорее соединяющая ее части, чем разъединяющая их.

Советские эмигранты-генералы не льют пьяных слез в Сену, Босфор и Влтаву.

С несколькими я познакомился на приеме в честь 70-летия Победы в российском посольстве в Праге. Все – в погонах и орденах. Все живут в Чехии.

А во Франции живут потомки русских генералов. Как и других изгнанников прежних волн. А к большинству представителей волны четвертой слово «изгнанники» не подходит. Хотя число получающих политическое убежище растет.

Недавно в Париже прошли торжества, посвященные 150-летию русского философа-экзистенциалиста Льва Шестова (Иегуды Лейбы Шварцмана), устроенные культурологом Анной Лоран. Здесь выставка «Мыслитель из Серебряного века»; и прекрасные концерты, где музыканты, в том числе и родом из России, чудно играли Скрябина; круглые столы в знаменитом издательстве зарубежья YMCA-пресс и в Сорбонне.

Здесь он преподавал, изучал Кьеркегора, Паскаля, Спинозу. Здесь выходили его книги. В 20–30-х годах общению с ним были рады Гуссерль, Мальро, Хайдеггер…

А в нынешнем марте – апреле на торжествах в его честь тусовалась обаятельная интеллектуальная «толпа» – многоцветная и многоязыкая. Но большей частью хорошо говорящая на русском. Как и сама Анна Лоран – милейшая хозяйка квартиры, уставленной сотнями книг и увешанной картинами разных эпох, стилей и авторов от давних мастеров до Митьков. На устроенном ею приеме вечерние платья дружили с кожанками, галстуки-бабочки – с грубыми шарфами, Бордо – с квасом.

Не совсем к месту припомнилось из Некрасова: «…в Петербурге шампанское с квасом попивали из древних ковшей, а в Москве восхваляли с экстазом допетровский порядок вещей…» Это – про певцов самовитости с капустой из щей в нечесаных бородах.

Схожие персонажи – любители шансона и маек с «вежливыми людьми» – встречаются и в Европе. Они любят, взяв вас за пуговицу, засипеть: «С-с-с-с-сталин-талин-талин», или, крякнув, зашипеть: «Наш-наш-наш-ш-ш».

Что ж,

портрет русской диаспоры отчасти повторяет Россию: ясно видны, с одной стороны, творческие профессионалы и дельцы, приехавшие за новыми достижениями; с другой – лица с туманной идентичностью, бежавшие от неудач, либо прибывшие с криминальными намерениями.

Есть и романтики дальних странствий. Есть искатели тихой пристани. Но они слабозаметны. Одни – вечно в движении. Другие – тихи.

Успешные же заметны. Как и те, кого здесь, как и в России, порой зовут «ватниками». Часто они плохо знают язык страны, где оказались. Или не знают вовсе. Не вписываются в сообщество энергичных и деятельных европейцев, а вливаются в слой социально уязвимых, который есть даже в самой развитой социальной системе. Живут на случайные заработки или пособие, боятся, что мигранты с Юга – «новые нахлебники» – оттяпают их часть социального пирога. И ненавидят успешных земляков.

На приеме у Анны Лоран таких, конечно, не наблюдалось. Не пахло там синтетической сермягой и агрессивной лапотностью. Там люди науки и искусства с удовольствием пили квас.

Он в Париже большая редкость, чем доброе вино. Но доступен. К вашим услугам магазины «Гастрономъ», «Русский шато», «Престиж», «Тройка», La Volga и другие.

Дельцов cреди заграничных русских много. За постсоветские почти четверть века они энергично освоили открытый мир.

И наполнили материк – от Находки до Лиссабона – колоритными торговыми точками, отелями и другими бизнесами.

Но часто трудятся не в этнических заведениях, а в местных. Выйдите в Лиссабоне на улицу Аугушта с чередой ресторанов и не дивитесь, когда вас пригласят отобедать на русском языке. До 2014-го гости из стран, где его знают, приносили хороший доход…

То же и с магазинами.

Говорят, большую часть «русских лавок» держат украинцы. А продукты везут из Германии.

Но как ни крути, а там можно купить то, что больше нигде и никак. В отличие от рижской «Столичной», которая есть везде, только здесь найдешь пачку пельменей, тортик «Сказка», зефир в шоколаде, конфеты «Вечерний звон», книгу поэта Орлуши, икону святителя Николая или, к примеру, свеклу.

Решили мы в Женеве сочинить borzch. Иные снобы поди сморщатся: это, мол, не русская кухня. Но мы – не снобы и пошли за капустой и прочим. Всё купили. А свеклы – не нашли. Нигде. Только в магазине «Спутник». И – в котел ее. Пока варили, аромат шел такой, что едва погасили газ, глядь – а здесь пол-Женевы. И не русской (хоть и она не мала), а просто – Женевы. Спасибо «Спутнику».

А потом пошли в «Русский кружок» – клуб, созданный в университете одним из самых ярких современных славистов, потомком русских эмигрантов, Жоржем Нива. Там проходят встречи с навещающими Женеву интересными людьми, включая Солженицына и Галича, Прилепина и Быкова, плюс – еще многих и многих.

Схожие клубы есть во многих столицах и крупных городах.

А русские магазины, похоже – во всех. Уж и в Осло открыли «Теремок». А в Рейкьявике – «Карпаты». Название не вполне политкорректное. Но – уж какое есть. И есть там почти всё. Говорят, даже сгущенка.

То же – в Праге. От «Ласточек» в разных районах до «Авоськи» в интернете. На улицах – стикеры и афиши коллективов от группы «Звери» до ансамбля Александрова. Значит, есть любители. Впрочем, в последний приезд артистов в мундирах в Праге встретил пикет протеста, устроенный эмигрантами из России.

Не скажу, что все пражане-россияне – политизированы. Не все они либералы. Не все любят искусство. Ровно, как в России — в процентном, конечно, отношении.

Меж тем в Чехии ежегодно проходит несколько ярких русских событий.

Скоро стартует проект «Серебряный лучник» – конкурс и премия в области PR и сопредельных отраслей.

Ассоциация «Русская традиция» бережно хранит наследие изгнанников прежних волн. И издает журнал «Русское слово» – один из лучших в зарубежье.

Литературный фестиваль «Славянские традиции» поэта Ирины Силецкой собирает русскоязычных участников из Чехии, России, Германии, Дании и других стран.

«Фестиваль актуальной российской культуры Kulturus» уже третий год организует художник Антон Литвин. В 2014-м писали, что он «прошел по Праге от Майдана до Крыма». И привлек немало чехов. А в 2015-м – еще больше. Вот в кафе Liberal дискутируют видный славист Томаш Гланц и Лев Рубинштейн. Вот издатель подпольного журнала 70-х «Vokno» Франтишек Старек и Артемий Троицкий обсуждают в библиотеке Вацлава Гавела цензуру, «золотые годы самиздата» и наши дни, когда художнику можно всё, а куда ни кинь – запрет.

Петр Колар – недавний посол Чехии в Москве и журналист «Господарских новин» Ондра Соукуп толкуют в Карловом университете с публицистом Александром Морозовым о «России, как проблеме». Соглашаются: решать ее – россиянам, а дело Запада – помощь тем, кто «в России живет в поле европейской культуры».

С их выводом «рифмуется» лекция главы фонда «ИНДЕМ» Георгия Сатарова. Он считает, что миссия России – «ставить на европейских путях знаки: «Осторожно! Мины!»». А сама она ищет самые опасные тропы и несется по ним без оглядки. И этим (в том числе) не схожа с Европой.

Но при этом обе они – части причудливого узора общей исторической ткани, сотканной из миллионов судеб. Их не разорвать. Они делят общее культурно-историческое пространство и общие вызовы: терроризм, миграция, преступность, экологические, экономические и прочие кризисы.

Ответим ли мы на их? Не знаю. Но, думаю, лучше завершить пробежку по ухабам истории в демократическом и европейском будущем. А пока…

От Праги два часа на автобусе до Дрездена. А там – ресторан «Санкт-Петербург».

В Гамбурге – магазины «Радуга» и «Довгань». В Берлине – «Столичный», «Прима», «Россия» и, как и положено – «Березка».

При этом Берлин – столица страны, где по разным данным от 2,5 до 6 млн жителей говорят на русском как на родном.

Здесь в 30-х издательство «Скифы» печатало изгнанников, а сегодня внук белого офицера Александр фон Ган возрождает основанный в 20-х годах Русский совет. И в его новом манифесте требует«возрождения России, восстановления прав… граждан, изменения выборного законодательства, созыва Всероссийского Земского собора», призывает «сбросить позорные цепи безразличия к судьбе Родины» и критикует политику Кремля, утверждая, что «русский мир» – это не насилие, а сострадание.

Эмигранты-активисты – гуманисты. Когда-то в Европе такие идеи впитали декабристы. Им следуют новые «Декабристы» – союз Decembrists. Его девиз– «Права человека и культурное разнообразие для Восточной Европы». А задача – поддерживать протестующих художников и вообще – гражданское общество в постсоциалистических странах. Создатели общества были наблюдателями на выборах в Думу в посольстве России в ФРГ. Там и познакомились. И решили координировать действия неравнодушных русскоязычных берлинцев.

10 декабря 2011 года почти тысяча соотечественников пришла к посольству, возмущаясь итогами выборов в думу. 24 декабря они украсили белыми лентами елку у Бранденбургских ворот. Ролик об этом показал «Дождь». И дело пошло.

Сейчас среди проектов «Декабристов» – «Власть. Политическая карикатура в Европе»; «Искусство как мост для диалога» – программа сотрудничества деятелей культуры, активистов, арт-менеджеров из Восточной Европы с коллегами из ЕС; «Школа социального предпринимательства», ее задача – развитие общественных инноваций. Проект включает обучение созданию устойчивых бизнес-моделей в области переработки отходов, общественных пространств и урбанистики, филантропии и волонтерства. Нынче социальные инновации – актуальный тренд.

В фильме «Кабаре» Лайза Минелли поет: «Европа – велика. Не только вдоль, но и поперек. Даже если пытаться, не пройти её всю…»

Ее сложная и богатая событиями жизнь постоянно менялась и меняется сейчас. И, возможно, в ней – судьба России. Хотя после иных жестов власти и телевыкриков вроде: «Теракты… будут идти по всей Европе... Пусть они там подыхают и погибают», кажется, что это – дело очень дальнего будущего.

Но «русская Европа» уже есть. Она тоже велика и невероятно интересна. Ее история богата. В ней живут Тургенев, Толстой, Кропоткин, Брюллов и еще тысячи удивительных людей. Она достойна многих книг. Но и в десятках книг и очерков всё равно не рассказать о ней всё. Но, как поют в том же фильме: «Я делаю, что могу…»