Ближний Восток – дело очень тонкое

Ближний Восток – дело очень тонкое

Андрей Стенин/РИА Новости

Ездить автостопом на войну, практически с пустым карманом, и увидеть больше, чем аккредитованные журналисты крупнейших мировых изданий. Жить с беженцами, смотреть на трупы исламских фундаменталистов, наблюдать повседневную жизнь революционеров. Понимать происходящее на Ближнем Востоке лучше, чем дипломированные востоковеды, сталкиваясь с жестким непрофессионализмом федеральных СМИ. 

Посетивший автостопом множество стран Азии российский этнограф Александр Рыбин первым из русских журналистов осветил курдскую революцию на севере Сирии – в Рожаве. Жил в Ливане на территории «Хезболлы», путешествовал по охваченной войной Сирии и Афганистану. Материалы собеседника появлялись в таких изданиях, как «Искусство войны», «Рабкор», «Газета.ru» и «Lenta.Ru». Уникальный опыт, тонкие наблюдения и отсутствие голословности и снобизма в оценках восточных процессов. Журналист Максим Собеский записал его рассказы о Ближнем Востоке — мире куда более сложном, чем можно понять из передач отечественного ТВ.

«Страна казалась монументальной» 

Осенью 2014 года я с подругой Катей попал первый раз в Ливан – как будто в Европу приехал: на территории «Хезболлы» никаких хиджабов, девчонки ходят в мини-юбках. «Партия Аллаха» – шииты, светские ребята. Их только западные туристы боятся. В городе Сур, контролируемом партией, мы с палестинцами пьянствовали в их квартале, где раньше был лагерь армянских беженцев; рядом рыбаки, как у Хемингуэя, обветренные мужики, сидят в кафе, пиво пьют. В городе первый ливанский кинотеатр, открытый в 1982 году: дебютный фильм был порнографическим. 

Там клевая природа: ливанские кедры, долина Кадиша, занесенная в список ЮНЕСКО. Музей «Млита», – в нем собрана вся подбитая «Хезболлой» израильская военная техника. Почему-то в каталогах музеев мира нет его, но ливанцы им гордятся. Мы это просекли, и, подсаживаясь в машины, говорили водителям, что добираемся от Млиты. Единственное, Ливан недешевый: уровень цен среднестатистического российского города.

В Ливане хороший автостоп. Конечно, христиане скажут: «Никогда не езди с мусульманами!». Мусульмане предостерегут садиться в машину к сирийским беженцам. Там страна, где этносообщества друг другу не доверяют. Память о гражданской войне жива.  

После Ливана мы рванули дальше. Но, собственно, с туризма Сирия уже давно у меня началась. 

Крак-де-Шевалье, крепость крестоносцев – нас, как русских, туда пропустили бесплатно, как и в закрытый замок Маркаб. Пальмира была попсовым местом; а есть не менее красивая Расафа – город-призрак. 

Визу давали так – на границе ставили двухнедельный штамп; так что в Сирию легко въезжать. Замечательные люди, как в Сербии, особенно на севере; в той же провинции Ракка, где ныне столица ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация — прим. ред.). Было достаточно сказать «нахну мин Русия» – и ты попадаешь в плен: зовут попить чай. Нас как-то в 10 утра в гости приглашали: «Вы, наверное, устали; ложитесь, поспите». Если ты в деревне, то вечером приходит половина жителей, начинается распределение – у кого ты будешь ночевать завтра, послезавтра. Понимаешь, что там ты можешь зависнуть весь период легального нахождения в стране.

Новичку я, конечно, посоветую внимательней смотреть на водителя, а не представляться сразу русским; скажите, что вы из Казахстана. Если вы журналист – этого говорить не надо: Сирия – тоталитарная страна. Русским с ментами ноль проблем: в госструктурах нам хорошо, даже смешно; но приблизительно представляю – каково местным. Идем по трассе недалеко от Тартуса. Останавливается мужик на мотоцикле в кожаной куртке, с привязанным ведром. Кричит: «Маррхабах!» (привет). Предупреждаем, что чай пить не будем, а он паспорта требует. Достает что-то мятое, говорит, что полиция. Сообщаем, что русские, и он уезжает.  

Страна казалась монументальной, при том, что и христиане живут, и друзы чудные, сунниты и шииты; а на улицах портреты Башара и Хазефа Асадов. Сирия была индустриально развитой страной, и продовольственная безопасность на порядок выше, чем у нас. Россия бесчеловечна дороговизной и низкими зарплатами. Как только из нее выезжаешь, думаешь: и как я мог выживать? 

«Христианские церкви сожгли»

Я не фанат Асада; у меня есть друзья-сирийцы, которые до «Арабской весны» пострадали по политическим мотивам. Знакомые, участники выступлений: идеалистически хотели политических свобод, иметь право что-то менять в стране, не состоя в БААС. Кто в Дамаске утраивал протесты? Люди с высшим образованием. Потом друзья разъехались – они не захотели воевать ни за Башара, ни за «Свободную сирийскую армию»; к концу 2012 года стало ясно, что она не такая уж и свободная и не совсем сирийская: появились иностранные наемники и добровольцы. Закрутились религиозные противоречия; христиане, друзы и алавиты поняли, что без поддержки Асада их вырежут сунниты, а те осознали, что противостоят власти меньшинства. Сунниты в целом позитивные люди. Но те, кто стоит за радикалами, гнут линию, что суннитов обижают и нужно всех, кто не сунниты, загасить.  

Когда я был в Сирии осенью 2014 года, реальная ССА, не развалившаяся на кучу бригад, оперировала в провинции Даръа. Остальные группы имели свои, совершенно невероятные названия. Кто-то входит в ССА, кто-то выходит – эти процессы бесконечны. Изначально там даже были адекватные люди – дезертиры из армии, они думали, что борются за что-то прогрессивное. Теперь это куча радикалов, которые уничтожают всех по религиозному и этническому принципу. Местные их называют – ДАИШ. Там никто особенно не разбирает, просто воюют.  

Российские либералы любят ССА. У меня один совет этим товарищам, – чтобы они съездили, а потом рассказывали, как там им улыбались все эти «замечательные» люди. Мне нравятся курды, я к ним съездил, поулыбался, пофоткался. Уровень либеральной журналистики: любят про что-то рассказывать, ни разу там не побывав. 

Я знаю беженцев из Ракки, они помнят, как пришла ССА в 2013 году. Сирийская армия куда-то вдруг делась: ССА заняла город в один день, так неожиданно, что губернатор не успел бежать. ССА не отменила светское образование, но стала требовать от женщин напяливать на себя платки. Такого уж шариата не было, но христианские церкви сожгли. Этакий мягкий радикализм. В январе 2014 года их выбил ИГИЛ, после недели боев, и начался хардкор: женщин в мешки, музыку слушать нельзя, девочкам без сопровождения на улицу табу.

«В России нет экспертов, которые секут в Ближнем Востоке»

В Исламском государстве - что, только больные на голову и хотят всех расчленять? В Штатах пытались разобраться, в чем привлекательность ИГИЛ, в том числе и для европейцев, с образованием, не имевших отношения к исламу. Халифат борется всерьез. В сентябре выпустили новый пропагандистский фильм. Я посмотрел – обалдеть. Они говорят про социальные вещи, абсолютно: как возникла банковская система, как она обманывает, – о том, что они предлагают альтернативную экономическую систему, вводят золотой динар. Что они интернациональные и у них нет фобий; в кадре: филиппинцы, сомалийцы, белые. 

Есть люди советской востоковедческой школы, но они в Сирию точно не ездили с начала «Арабской весны» и процесс не понимают. Эти арабисты не изучали курдов Сирии, которые выступили значимым фактором Рожавы; начинаешь это редакторам объяснять, а на тебя глупыми глазами смотрят, и... напиши, что курды хорошие и воюют за Асада. Я не питаюсь отечественными медиа. Конечно, что-то пишу в них, но читаю англоязычные СМИ. Есть микроресурсы энтузиастов, но уровень федеральных изданий кошмарный. Они не могут врубиться, что иракские курды это одно, а турецкие и сирийские – другое. Что есть внутреннее деление: езиды, шииты. Как-то писал о езидах: я был в Лалеше – это храмовый комплекс, – так редакция вписала, что все курды – езиды! Или сдал текст о зазаки Селахаттине Демирташи, когда он приезжал в Москву; а редактор записал его в главного курда! Десятый круг ада. Вырезают все живое из текста и пишут ересь про другую галактику. Хотя, нет – они прибыли с Центавра и рассказывают нам о своей галактике – у них там тоже свой Путин, но он хороший.  

Есть толпа корреспондентов из России в Сирии. Но журналистам, по распоряжению Минобороны, нельзя никуда из гостиницы выползать. В Дамаске их размещают в трех дорогущих отелях, подальше от людей. Они ничего не видят, сидят и загоняются – а вдруг их акула игиловская съест! Мы же нашли самый дешевый, а там – беженцы из Ракки, и столько изумительных историй! Даже вот такая, когда троим ребятам военные наваляли люлей из-за места рождения в паспорте. И… сирийцы играют в футбол, остаются по-прежнему людьми, вопреки войне. 

В пяти километрах от линии фронта

Фронт посмотреть не довелось. Оказалось – надо идти в Министерство информации, заплатить за машину. Я думаю, это слишком. Да и не рвались особенно; ситуативно можно было просочиться на фронт, но не хотелось проблем с «Мухабарат». Так-то местные рассказывали, что в ССА велик фактор коррупции – командир продает за бакшиш бойцов и бежит, а солдат перебивают исламисты. Гниение присутствует, невзирая на кровавую войну. 

Мы гоняли автостопом из Бейрута до Дамаска и в прибрежном районе, где живут алавиты – это старая добрая Сирия, где особых боев не было. Все, как раньше: трактора пашут землю, предприятия дымят трубами, между Тартусом и Латакией курсирует ежедневный поезд, единственный в стране. Жизнь кипит – алавиты очень светские, купаются в Средиземном море. Самая опасная трасса на территории Асада – это Дамаск-Хомс, особенно на выезде из столицы, у пригорода Хараста: линия фронта впритык к шоссе. Здесь сели в автобус: «Русские? С вас тысяча лир». Билет до Латакии стоил 1100 лир (6 долларов). 

Отбитый у ДАИШ бронеавтомобиль США

В Сирии, если куда-то хочешь поехать, надо подойти к воякам и сказать, что мы русские и очень не хотим попасть в руки «Свободной сирийской армии», или ДАИШ. Сирийцы заботливые и благоразумные, в случае чего и по рации запросят обстановку. 

С территории Башара, через единственный подконтрольный ему переход в армянском городишке Касаб, мы пытались заехать в Турцию. Заходим в Латакии в паспортный стол. В кабинете с советским вентилятором сидит дядька – реально в кирзовых сапогах. Сообщает, что турки не пропустят русских. Мы решаем проверить, Ближний Восток все-таки. Доезжаем на маршрутке до Касаба. Говорят, что переход функционирует. Правда, он весь обгоревший, света нет, окопы вокруг. Линия фронта в пяти километрах; с территории Турции боевики пытались взять город и влезть в Латакию, когда шел процесс вывоза морем химического оружия. Сириец нас в тетрадь записывает, спрашивает пошлину, но, подумав, подряжает солдата довести до турок. На шлагбауме замок, зовем – выходят цивильные турки, звонят в департамент в Анкару и советуют ехать через переход Баб-эль-Хава у Алеппо, который уже как три года под контролем террористов. Крикнули «фак Эрдоган!» и ушли.  

Из Сирии мы отбыли морем с беженцами на шаланде под молдавским флагом. Корабль раньше принадлежал речному пароходству. В Турции все было адекватно, кризиса еще не было. Пограничник поставил штамп - и все, даже рюкзак не проверил. 

«Война в Ираке интересная»

Весной отправился в Рожаву; за месяц на все у меня ушло около ста долларов. Мне даже 20 долларов дали в Ираке. Я опытный стопщик и на многих языках знаю ключевую фразу: «У меня нет денег, довезите бесплатно!». Если не знаю, то учу: английский там мало кто знает. Но и руками помашешь – все равно что-то поймешь. Но не надо ориентироваться на меня.  

Из Стамбула быстро доехал до иракского Курдистана. Почти все курды – сунниты, но они не парятся, если ты коммунист. Сами в мечеть ходят: ноги помоют, простенько помолятся, но бороды не растят. В Сулеймании народ вечерами пьет дешевое пиво «Фарида» и лузгает семечки. Почти как в России. Иракский Курдистан достаточно спокойное место, там живет субэтнос – сурани; бои с ИГИЛ не отражаются на регионе. Курдам было кое-что в плюс: они отжали себе Киркук, из которого ушла иракская армия перед Халифатом. Сидят там, нефть качают. 

Ополчение в Рожаве

Война в Ираке интересная. Как захватили Мосул в июне 2014 года, я узнал от местного журналиста.

Три дня были бои на окраине, к этому там давно привыкли. Но в один день этот человек проснулся – за окном гарь поднимается, а по улицам непонятные люди в черных масках бегают. Через сутки стало ясно, что в городе нет ни полиции, ни 20-тысячной армии. Пришлось бежать – на трассе брошенная иракцами, но не разбитая военная техника, включая комплексы «Град», «Хамви». 

Иракский Курдистан – он либеральный, такой прозападный, и делится на две условные части. Северная – провинции Эрбиль и Дохук, они протурецкие, их контролирует «Демократическая партия» Масуда Барзани. Южная: Киркук, Сулеймания, город Халабджа – там тлабанисты, социал-демократы из «Патриотического союза». Именно в Сулеймании появился первый офис Рожавы. Каждая партия имеет свою пешмергу (ополчение). Но вот западную границу держит ДПК, и она не дружит с «Рабочей партией Курдистана», которая в Сирии и Турции. Поэтому не так легко попасть через переход Семалка в Рожаву. Скажут: «Нет!» – и все. Это потому, что с иракского Курдистана много добровольцев уехало в Рожаву, да и Турция Барзани нагнула. 

«Российские СМИ, что поперлись туда, рассказывают ерунду»

С курдами на севере Сирии (Рожаве) интересно вышло. Лидер РПК Абдулла Оджалан жил в Дамаске до своего ареста, пока его не выперли под давлением «международного сообщества». Пока он был в Сирии, у курдов не было особых проблем с режимом. Потом? Я знаю дядьку, который пытался создать курдскую культурную организацию и, в итоге, просидел 5 лет в тюрьме, чтобы «национализмов не разводил». 

На севере Сирии смешанные районы – арабо-курдские, кантоны же Кобани и Африн более моноэтнические. При режиме Ататюрка часть курдов-курманджи бежала из Турции в Сирию, где и раньше жили курды. Арабы их держат за незаконных мигрантов; триста тысяч потомков беглецов не имели гражданства, со всеми вытекающими бесправиями. Когда пошла «Арабская весна», курды заявили о лояльности Башару, а тот пообещал им паспорта. Я спрашивал: «Дают?» Одни говорят, что без проблем, другие отрицают. На Ближнем Востоке сарафанное радио, и чтобы сложилась картина, надо много общаться с местными. 

Самодельный курдский броневик

Хотя на заре «весны» имели место мелкие перестрелки между Дамаском и курдскими ополченцами, Асада Рожава устраивает как буферная зона длиной в шестьсот километров. Плюс – автоматически дружественное отношение курманджи, живущих в Турции. Но до появления Халифата война особенно не затрагивала Рожаву. С осады Кобани мир узнал о курдах: «Ого, они с ИГИЛ воюют!» – и американцы начали бомбить Халифат. 

Рожава – аграрный кусок, все прекрасно растет, продукты дешевые. Наркотики? Какие наркотики? – афганский героин попадает в Европу не через Сирию, а по иранскому каналу. Много нефтяных полей, но используют пятую часть нефтевышек; варят самодельный бензин для трехколесных машин местной сборки – «Тортеро». Иномарку их бензин убьет. Но экспорта нет – с юга ИГИЛ, на севере турецкая блокада. Одна девушка рассказывала: «У меня на той стороне родственники в деревне; мы их не видели пятнадцать лет». Граница в степи – колючая проволока. Например, на одной стороне город Камышлы, на другой – Насейбин, но это один и тот же город. Так получилось, когда французы с англичанами делили Османскую империю – нарезали протектораты Сирия и Ирак линиями по широте. 

В Рожаве, благодаря Оджалану, доминировали идеи «Рабочей партии Курдистана». Говорят, были там и военные базы РПК, где после Турции лечили раны бойцы. Они такие советские – национально-освободительное движение, мужики с усами под Сталина или Башара, в пиджаках и потертых свитерах, молодежь, конечно, более европеизированная. Боже! – когда приезжаешь туда из России, или из Сирии, где везде пузатые старики-начальники, – в Рожаве нет геронтократии! Я жил в Центре по связям с общественностью города Амуда, везде молодежь: бегают, шуршат, занимаются в комитетах. Председатели советов – сорокалетние диссиденты, но подтянутые, приятные люди. Витает дух революции.  

Джазира, нефтяное поле

«Мы боремся с клановым родством, – это главная коррупция», – говорили мне активисты. Например, если председатель сельского совета продвигает родственничка, то такого выгнать. Преференции в Рожаве, как в Сирии семейству Асадов, неприемлемы: ко всем надо относиться по-равному. Как на практике? Не знаю – я не член курдских кланов. 

В марте 2015 года я попал на выборы в муниципальные советы кантона Джазира. Было интересно наблюдать, как мужчины пропускали вперед женщин в традиционных тряпках: платок на голове, длиннополые юбки, фуфайка, – стояли, курили. Мы идем, такие, через толпу женщин, а меня за плечо: «Ты обнаглел что ли?» 

В Рожаву полезно съездить, чтобы увидеть – возможен иной формат власти, а левый активизм реален на практике. Вот есть новая полиция – «Асаиш»: и на фронте воюют, и в тылу порядок поддерживают. Милиция, в прямом смысле, – народное ополчение. Была идея, что каждый человек в рожавском обществе пройдет курсы «Асаиш» и раз в год будет исполнять их обязанности. Представьте, если такую штуку реализовать в России?

Посмотрели университет нового формата в Камышлы, но главное, что увидели в Рожаве, – отстраивание социальной системы. Что теперь? – не знаю. Российские СМИ, что поперлись туда, рассказывают не о революции, а ерунду: вот остановка, в нее бомба попала. Ну, понятно, – там все воюют. Девочка, что гоняла со мной, осенью возвращалась и получила порцию разочарования из-за смены акцентов с социальных на военные.

«Много женщин-командирш. Видел одну — бывшая домохозяйка»

В иракском Курдистане, если хочется на фронт, – оплати джип, охрану. Я к этому не готов. Но если есть время, можно договориться с офицерами. В Камышлы (Рожава) я вписался в один дом с французскими журналистами из «Эль-Монте» и испанцами из «Эль-Паис». Они по-серьезному приехали: бронежилеты, каски «Press», крутые камеры. Я же как бомж: старый ноутбук, фотоаппарат помещается в кармане. Слушаю их разговоры – они обсуждают, что надо нанять джип за 150 долларов в день. Потом приезжает группа бельгийцев; хочу упасть им на хвост в микроавтобус. Оператор не против, но его лысый начальник замялся. Потом узнал, что они испугались доехать до фронта: сняли шатер и ребят с автоматами в двадцати километрах до него. 

Курдские женщины

В итоге я пошел к курдским активистам: «Мы интересуемся левыми идеями. Покажите, как функционирует ополчение». Так что, чтобы попасть на фронт в Рожаве, пороги никаких кабинетов мы не обивали. Но на Ближнем Востоке есть такая тема – «иншалла», что тебе доброжелательно добавляют к ответу «да», если знают, что то, о чем ты просишь, никогда не произойдет. Когда просил сгонять на фронт, уточнил: «Если скажете: «Поедем, иншалла», – то я с вами не буду иметь дел, найду других людей». Их задевает. Надо знать, на чем в менталитете играть. Показали, адекватно в плане безопасности: надо слушаться военных – никто вперед батьки в пекло не лезет. Здесь смотрим – туда не дергаемся. До меня был чудик из Швеции. Камышлы частично контролируют курды, а отчасти сирийцы. Первые вешали на блокпостах портреты Оджалана, вторые – Асада. И этот крендель сфотографировал сирийских солдат, хотя его предупреждали курды, что те обидятся. В итоге швед посидел неделю на блокпосте и кричал о кровавом режиме БААС. 

Война только разворачивалась – стреляли из-за насыпи в сторону врага, а вечером шли домой чай пить. В ополчении было много молодежи. Конечно, кто-то пошел от нечего делать, а тут тебе дали автомат. Но в целом присутствует момент национальной самоидентификации – защита этноса от отмороженных исламистов. У курдов много детей, и они нашли себе применение в революционном процессе. Я увидел нормальных людей, которые знают, за что воюют. Много женщин-командирш. Пообщался с одной – 35-40 лет; у нее взвод из 25 человек, год как воюет, а раньше была домохозяйкой. Интересовался у мужиков из взвода: «И как под командой женщины?» Ответили, что нормально. Отряд социально пестрый – бывшие жестянщики, студенты. Ополченцы мечтали, чтобы Россия поставляла им оружие. Ныне вроде и загоняет.

Курдское граффити

Видел европейцев, добровольцев. У них интересная позиция: они на правильной стороне, приехали уделать мировое зло – ИГИЛ, а что там курды строят – это их дело. Этакие псы войны. Кто и зачем едет из России – если едет, после Донбасса к курдам, – не знаю. 

При мне под Тель-Тамар шли бои. Ополченцы рассказывали, как сражается Халифат: люди под таблетками, с криками «Аллах Акбар!». Я не брал у них кровь на анализы, – наркоманы они или в религиозной прострации, но что несутся в полный рост – это факт. Но когда эти отморозки знают, что воюют против женщин, то действуют более разумно. Считается, что они не попадут в рай, если их застрелит женщина. Это их бесит.

Мне показали десятки трупов исламистов, при этом курды теряли в разы меньше. Своих людей в Рожаве ценят, и они умело воюют, как партизаны; за прошлый год курды увеличили свою территорию в два раза. В отличие от Сирийской армии, которая всех заваливает трупами. В 2015 году курды вели интенсивные боевые действия (они признают потери в 680 убитых бойцов за год). Убили ли они, как говорят, семь тысяч халифатчиков? Возможно, на глаз оценивают и приплюсовывают тех, кто погиб под бомбардировками. 

«Ты чего голосуешь? До ДАИШ 10 километров»

По Рожаве я автостопом не ездил, курды меня передавали из рук в руки. Иностранцев у них мало, и они о них заботятся. Когда возвращался через Ирак и Турцию – ноль проблем. Единственное — то, что чуваки, которые подвозили, удивились: «Ты чего ночью голосуешь? – до ДАИШ десять километров». 

Курд на фронте

Год назад в турецком Курдистане (Бакур) было спокойно – никаких блокпостов и комендантских часов. Я как раз ездил там, где сейчас бои с курдами, и люди гибнут сотнями: Джизра, грязный городишко Селопи, район Суры в Диярбакыре, откуда в Сети полно видео, как с вертолетов и танков турки расстреливают жилые районы. Турецкие спецслужбы работают – не церемонятся. Режим Эрдогана параноидальный: произошел очередной теракт в Анкаре, сразу обвиняют курдов. Но РПК никогда не использует террористок-смертниц. 

Кроме силовиков, верных режиму, которые гасят курдов, в Турции масса адекватных людей, что хотят больше прав. В курдских твиттерах – в СМИ это не выползает – сообщают о солдатах-отказниках, судя по фамилиям – турках, которых увольняют из армии. Была петиция ученых к Эрдогану, более 1200 подписей, чтобы прекратить кровавую баню. Проблема луноходной российской журналистики – она разносит все в радиоактивный пепел, упрощает; так Донбасс подает в виде войны между русскими и украинцами, хотя там русские на обеих сторонах. Я разговаривал с одним турецким леваком, он считает, что российская пресса хает всю Турцию, а турецкая пропаганда только режим и не касается населения.   

Курды в Турции достаточно сильно ассимилированные. Мне приходилось видеть курманджи, что работают в госструктурах и не знают своего языка. Но конфликт дошел до такого состояния, что фрагментация Турции произойдет. Де-факто Эрдоган уже согласился на существование Рожавы, идеологического филиала РПК. Война в Бакуре разрешится, если Эрдоган уйдет, а к власти придут здравые силы и регион получит автономный статус. Оджалан и РПК пропагандируют не сепаратизм, а идею автономности.  

«Сирию ждет федерализация»

После того как Москва объявила о выводе военной группировки из Сирии, пойдет отток российских журналистов, а Асаду будет очень плохо. Уже допускал, что Россия попытается слиться под фанфары. Что происходит в Кремле – никому не понятно: в 2013 году Путин уже выводил войска из Сирии. Визуально союз Башара и Путина – это зеркальное отражение альянса Порошенко и Эрдогана. Четыре гопника. Когда я рассказывал туркам о Путине, его убогом языке, они говорили, что это вылитый Эрдоган. 

Я не такой уж и эксперт, чтобы дать оценки, но все-таки думаю, что Сирию ждет федерализация. О мире в стране нагло договариваются Россия и США. Будет, как в Боснии или формальном Ираке, разделенном на три части – курдскую, суннитскую (Халифат) и шиитскую. Теоретически, в борьбе с ИГИЛ и «Ан-Нусрой» есть уникальный шанс консолидации сирийского общества, тех, кто воюет друг с другом. И не про позитив: как бы кто ни относился к Башару Асаду, он – стержневая фигура. Если его убрать, то остатки сирийской государственности посыплются.