Павел Лунгин снял самое тупое фэнтэзи в истории российского кинематографа.

Бывший певец красных комиссаров и разоблачитель русского фашизма Павел Лунгин снял самое тупое фэнтэзи в истории российского кинематографа.

Святая заговорщица

Первый русский царь Иван Грозный – фигура сложная. Один из образованнейших людей своего времени и смелый реформатор, в тоже время он отличался необузданным характером, на который повлияло тяжелое детство. После внезапной смерти матери (по ряду источников в результате отравления) царевич остался круглым сиротой в окружении боярских кланов, ненавидевших как юного государя, так и друг друга. Потом была смерть первой жены, согласно некоторым версиям также объевшейся мышьяком, и Иван Васильевич начал звереть.

Столь же неоднозначны результаты сорокалетнего правления Ивана Грозного. Административная и судебная реформы, а также борьба с остатками феодальной раздробленности окончательно превратили Русь в централизованное государство. Завоевав Казанское и Астраханское ханства и начав покорение Сибири, Россия поставила под контроль важные торговые пути и увеличила свою территорию почти вдвое. Однако к концу царствования Ивана Васильевича самоуверенность и отсутствие политической гибкости привели монарха к войне сразу со всеми соседями России. Биться пришлось одновременно с Речью Посполитой, Швецией, а также вассалами Османской империи – Крымским ханством и Ногайской Ордой, которым султан Селим II посылал на помощь отряды янычар с артиллерией. Выросшая численно и модернизированная армия продолжала уступать европейским войскам. В результате крымцы сожгли Москву, а поляки и шведы, отняв у Грозного завоевания в Прибалтике, захватили ряд русских приграничных крепостей.

Непросто обстоит дело и с репрессиями, которые Иван Грозный обрушил на головы подданных. Поклонники настаивают, что за 40 лет его царствования погибли лишь 4 тысячи троцкистско-бухаринских заговорщиков, которых набожный государь велел поминать в молитвах. Однако фанаты Ивана Васильевича забывают что до нас дошли лишь фрагменты списка, а царевы опричники на местах репрессируя бояр, частенько не щадили и их холопов, в него не попавших.

Противники царя договариваются до истребления безумным деспотом едва ли не половины населения. При этом все пострадавшие были невинны аки ангелы, хотя о многочисленных изменах и заговорах свидетельствуют даже критически настроенные к царю исследователи типа автора «Истории России с древнейших времен» Сергея Соловьева. Например, в 1537 году царский дядюшка князь Андрей Старицкий недовольный тем, что мать Ивана Васильевича Елена Глинская «не прибавила городов к его уделу», двинулся с дружиной на Новгород «причем он велел писать грамоты к помещикам, детям боярским и в погосты: «Князь великий молод, держат государство бояре, и вам у кого служить? Я же всегда рад вас жаловать».

Царица Елена послала войска на перехват, оробевший князь сдался и был отправлен в тюрьму, где вскоре и помер. Но его вдова Ефросинья и сын Владимир затаили хамство. В 1553 году, когда заболевший Иван потребовал от бояр присягнуть своему сыну, Владимир Андреевич «прямо отрекся целовать крест», его сторонники стали орать присягнувшим боярам «Не хотим вашего властвования!», а претендент на престол с матушкой тем временем «собирали своих детей боярских (то бишь боевиков – Ю.Н.) и раздавали им жалованье». Царь и его приближенные приняли контрмеры, изолированный от подельников Владимир Старицкий струхнул и крест поцеловал, но мать еще долго упиралась и согласно цитируемой Соловьевым летописи «много она бранных речей говорила…»

Подчеркиваю, это пишет не ревнитель опричного террора, а гуманнейший и либеральнейший историк, решительно осуждающий царский произвол! (Хотя в данном случае удивительно не то, что Иван в конце концов прикандючил столь любящих родственничков, а то, что он сделал это лишь в 1569 году).

Подобных примеров можно приводить много. Не следует забывать, что сведения о конце некоторых известных жертв Грозного чрезвычайно расплывчаты. Митрополит Филипп Колычев, который по общепринятому мнению был убит лично Малютой Скуратовым за отказ благословить царский погром Новгорода, в ряде источников упоминается лишь как сосланный в монастырь и в поминальном списке Ивана не обнаружен.

Наконец, есть мнение, что народу, как виновного, так и невинного, погибло немало, но ничего особенного на фоне той эпохи царь не творил. Те же французские религиозные войны сгубили много больше народу, чем опричнина, да и век спустя на Руси было не менее весело. Раскол, восстание Стеньки Разина и полдюжины других крупных бунтов при тишайшем Алексее Михайловиче обошлись населению куда дороже. Однако летописцы Романовых/Гольштейн-Готторпов разоблачали именно Ивана Васильевича, дабы современные им монархи выглядели благопристойнее. В этом смысле канонизация митрополита Филиппа при Алексее Михайловиче чем-то напоминает прославление маршала Тухачевского при Хрущеве. Была причислена к лику святых и бранноречивая Ефросинья. Слабовольные муж и сын, которых властная княгиня, судя по всему, и науськала бунтовать, такой чести не удостоились.

Ваня Грозный был дебил - некропедозоофил!

Трагическая и противоречивая фигура первого русского царя могла стать основой интереснейшего художественного исследования, но требовалось очередное разоблачение кровавой гэбни, с которой подкремлевские киношники борются уже второй десяток лет. Установка дана мочить не только ведомство товарища Дзержинского, но и наймитов фашистских диктаторов Николая I и Александра III. С положительными героями фильмов типа «Сибирский цирюльник» и «Сатисфакция» они расправляются без малейшего сострадания, потому что нынешняя гэбня во главе с национальным лидером должна выглядеть позитивно на фоне всего, что имело место быть в российской истории.

Опричники Грозного для создания необходимых декораций – материал самый подходящий, но работать с ним должен был настоящий профессионал. И такой человек нашелся.

В советскую эпоху Павел Лунгин прилежно писал киносценарии о героических красных командирах. Затем грянула демократия, и перебравшийся во Францию Павел Семенович переквалифицировался на ленты о талантливых еврейских музыкантах и олигархах, жестоко страдающих от окружающего их русского быдла. Прошло еще несколько лет, в Кремле все ощутимее запахло синтетическим ладаном, и от последних картин оборотистого кинодельца повеял тот же душок. Начало было положено в фильме «Остров», ну и из каждого кадра новой картины «Царь» зрителей окуривают так старательно, что любой оператор газовой камеры с «Циклоном Б» позавидует! Разумеется, синтетическое православие подавалось в зрительный зал вместе с общечеловеческими ценностями. Недаром незадолго до премьеры режиссер признался в симпатиях к одному из первых российских общечеловечеков и славному предшественнику генералу Власова князю Курбскому.

После такого признания, результат был предопределен. Историк Николай Карамзин и писатель Алексей Толстой крайне плохо относились к Грозному, но признавали за ним и добрые дела, особенно в первые годы царствования. Перешедший же из алкоголизма в православие рок-ветеран Петр Мамонов создает по указанию Лунгина совсем иной образ. Невозможно представить, что кривляющийся однозубый уродец мог брать Казань, составлять тогдашний уголовный кодекс, удивлять западных гостей своими познаниями и вообще усидеть на троне хоть год. Когда в припадке раздвоения личности царь начинает прыгать из угла в угол и разговаривать сам с собой, в зале прошелестело восторженное: «Горлум!» Сходство с компьютерным монстриком из голливудского «Властелина колец» получилось поразительное, да и опричники царевы тупы и свирепы подобно тамошним оркам!

Как и Горлум, царь смотрится мелким пакостником. Только у того есть цель - найти Кольцо Власти, а мамоновская тварюшка, хотя иногда бормочет о врагах престола, злодействует в основном из вредности. Например, собирает со всей Москвы боярских дочерей и загоняет их на манер таджикских гастарбайтеров на стройку дворца, где заставляет разбирать строительные леса и выносить мусор. В это время головорезы Малюты во главе с демонически хохочущей царицей гарцуют среди бедных девиц на конях и хлещут их плетьми. Или громят опричники двор жертвы репрессий, и самый гнусный не то что приглянувшуюся бабу насилует, а к девчонке годков десяти лапы тянет. А потом сам царь ею интересуется: на коленках держит, яблочком угощает и гадко так улыбается. Не пришиби малявку натравленный Мамоновым на зеков будущий символ «Единой России» - наверняка случилось бы страшное!

Апофигей зверства наступает в финале, когда опричная братва сжигает труп удавленного Малютой митрополита Филиппа вместе с парой десятков монахов. Скажете: на самом деле ничего такого не было? Но переквалифицировавшийся в подкремлевского историка фантаст-неудачник угодливо объяснил, что хоть и не было, но зато маленький лунгинский холокостик - «часть художественной правды».

Отсутствие чувства меры сыграло с Павлом Семеновичем жестокую шутку. Страшилок в каждый кадр впихнуто столько, что трагедия превращается в фарс, а персонажи вместо того, чтобы пугать – смешат. Кажется: вот-вот царек, палачи, жертвы и медведи подмигнут зрителям и пойдут вприсядку, распевая залихватскую частушку: «Ваня Грозный был дебил - некропедозоофил! Дохлых маленьких зверюшек он с собою приносил!»

Тротиловая икона

Сам Лунгин настаивает, что именно такой дебил Россией сорок лет и правил. В рекламирующей фильм передаче он заявил, что Иван Грозный проиграл все войны, в которых участвовал, и прервал свою династию. То есть Казань не брал, Астрахань не брал, а царь Федор Иоаннович и погибший в Угличе царевич Дмитрий - ублюдки незаконнорожденные!

Открытия Лунгина по части религии еще грандиознее. Готовятся опричники монахов убивать, а благостный настоятель им объясняет: мол, все кто останется в монастыре погибнут, но кто не чувствует в себе силы на мученическую смерть, может спастись! В этой сцене вся цена лунгинскому православию. Ведь в христианстве спастись - это значит, прежде всего, спасти душу, и, став мучениками, верующие ее спасают. Между тем настоятель называет погибелью именно принятие мученического венца. Точнее не настоятель, а творец фильма, который был и остается, прежде всего, барыгой, озабоченным спасением и благосостоянием исключительно своей драгоценной тушки. Христианское понятие спасения настолько чуждо режиссерскому сознанию, что перенести его на экран он не может, как не в силах улететь в небо рожденный ползать.

Киношный митрополит Филипп в исполнении Олега Янковского мученический венец, напротив, несет безропотно, но совет царю вообще никого не казнить, полагаясь исключительно на божью волю, вызывает сомнения в его рассудке. Когда же царь предлагает владыке посудить самому, тот не решается ни казнить, ни миловать, а попросту сбегает. Не хватает у него решимости и проклясть ирода, даже когда от его медведя гибнет невинное дите, которое Богородицу видело. Веди себя подобным образом во время Смуты патриарх Гермоген, возможно, и сели бы на кремлевский трон поляки. Подозреваю, общечеловек и поклонник Курбского Лунгин о таком варианте до сих пор жалеет.

Прочие позитивные герои под стать персонажу Янковского, особенно русские воеводы, обороняющие Полоцк, засев у моста через реку глубиной в полторы кошки. Подходит польское войско. Две редкие толпы сходятся подобно вышедшим подраться мужикам из соседних деревень. Польская тяжелая кавалерия в основном почему-то пешедралом штурмует мост. Общая свалка. Дерутся одними саблями и пиками, ни единой пушки или пищали. Перейти реку вброд никто не догадывается и лишь один мужичок пытается топориком подрубить опору моста, по которому гонят наших. Блаженная девочка пускает по воде иконку и та обрушивает мост словно мина, заложенная опытным сапером. Изумленные поляки драпают.

Тем временем к царю прискакивает гонец и сообщает, что другие поляки обошли наши позиции, вышли к Полоцку с тыла, а гарнизон открыл ворота. При этом город берет почему-то король Сигизмунд-Август в 1567 году, а не его преемник Стефан Баторий в 1579-ом, но это мелочи, главное: что приказывает наш изверг? Отбить город? Сыскать и поймать сдавшего его военачальника? Затравить медведем семью изменника? Нет, он вызывает к себе воевод, оборонявших мост, словно приглашая поляков вдарить по войску без командиров!

Воеводы прибывают к Москве и, встретив митрополита, узнают от него, что пока они отмечали взрыв чудотворно-фугасной иконы, Полоцк уже пал. Филипп, ничуть не удивившись столь блестящему знанию обстановки на фронте, предлагает укрыться от государева гнева в его резиденции. Воеводы принимают приглашение, и, забив на царский приказ, а заодно на армию, кушают с митрополитом медок. Иван, не дождавшись полководцев и узнав от опричников, где те ошиваются, приходит на трапезу и устраивает вполне обоснованный скандал. Военачальнички настолько пугаются, что ни один из них не решается даже сказать, что город сдали не они. Филипп тоже об этом помалкивает и берет всю вину на себя, поскольку совратил бородатых детишек не являться пред монаршии очи. Попав к Малюте, защитники Родины признаются в несовершенной измене после того, как тот лишь пригрозил их пытать, повторяют самооговор Филиппу и безропотно идут на казнь. Зрители же понимают, что с такими витязями, действительно, кроме как на тротиловую икону надеяться не на что.

Кстати, кому надеяться-то? После гибели святого митрополита, блаженной девочки и юродивых воевод осталось тупое, грязное и трусливое русское быдло, которое традиционно и преобладает среди киногероев милейшего Павла Семеновича. Правда в финале на быдло снисходит немного благодати и оно, запершись по домам, не идет смотреть на очередную казнь, чем сильно обижает царя-батюшку, но не бунтует.

И это правильно! Если унтерменши будут бунтовать, хоть и против злодея, выйдет одно разорение. Им и технику сложнее топора давать опасно. В просвещенной гуманной Европе придумали дивные механизмы для облегчения трудов человеческих - так северные папуасы под руководством позора цивилизации немецкого опричника Штадена их в пытошные аттракционы превратили.

Поэтому славянской скотинке следует на карачках благодарить нынешнюю власть за отсутствие крупных кровопролитий. Если же кровопролития начнутся, надлежит смиренно молиться, не противостоять злу насилием. И милосердный боженька обязательно пошлет спасителя в виде олигарха правильной национальности на черном «Мерседесе»!

А пока освободитель не приехал, его кинопророк продолжит воспитание диких аборигенов. Один из следующих фильмов Лунгин хочет посвятить тяжелой доле благородных мигрантов, осчастлививших своим пребыванием эту омерзительную страну. По мнению Павла Семеновича: «сегодня это самая глубокая проблема России - и религиозная, и нравственная». Несчастным угрожают «мелкофашистские объединения», которых, по мнению режиссера, нет в богоспасаемых США - там «все проблемы с мигрантами решены».

Думаю, кроме нелегалов из бывших советских республик столпу православного кинематографа надо обратить особое внимание на китайских мигрантов. И тогда ему обязательно поможет восторгающийся «Царем» дьякон Андрей Кураев, который давно призывает отдать китайцам Сибирь, несправедливо присоединенную к владениям тирана Грозного сатрапом Ермаком.