Сонька Золотая Жилка

Конечно, речь о Соньке Золотой Ручке, о ком же еще? О той, благодаря кому наши массмедийные цеховики впервые открыли для себя скандальную знаменитость как ни с чем не сравнимый источник регулярного дохода.

Им давно пора поставить ей памятник с какой-нибудь душевной надписью типа «Соньке Золотой Жилке от благодарных потомков». А если б все, кто за почти полтора века так или иначе поимел с Соньки свой гешефт, сбросились по рублю, этот памятник можно было бы отлить из ее любимого металла.

Из воспоминаний Нины Гофман, первой исполнительницы роли Соньки Золотой ручки (1914 год):

«Для эпизодов, где Сонька выступает „шикарной женщиной“, необходимы были „шикарные“ костюмы, которые на свое жалование я приобрести не могла. Но на помощь мне пришла реклама. Портниха Корецкая предложила свои услуги, и был заснят кадр: я выхожу из подъезда ее квартиры с покупками, она прощается со мной, а на парадном красуется большая табличка, рекламирующая „ателье Корецкой“. За это я имела красивые туалеты, которые, конечно, после съемок нужно было возвращать».

Ее биографию растащили на бродячие сюжеты и цитаты. Иногда очевидные, иногда нет. Поделюсь только личными находками.

В телесериале «Ликвидация» есть сцена. Одесский беспризорник снимает с маршала Жукова ручные часы к великому конфузу местного начальства и самого прославленного полководца, направленного, а точнее, сосланного в Одессу бороться с криминальным беспределом.

Эта сцена— римейк реального Сонькиного перфоманса, в котором тоже участвовали и одесситы, в количестве, достаточном, чтобы покрыть всю набережную Карантинного мола, и градоначальник Зеленый Павел Алексеевич, тоже, между прочим, герой войны, контр-адмирал, суровый, но справедливый, и арестанты, доставленные в гавань эшелоном, для отправки на теплоходе «Кострома» на Сахалин.

В обязанности градоначальника не входило встречать и провожать каторжные спецрейсы. Его, как и простых горожан, летним полднем 1886 года привело в порт любопытство. Вместе с капитаном Перпишиным и полковником Буниным он расположился в вип-ложе, то есть на палубе. Туда по двое поднимались арестанты, чьи фамилии выкрикивал конвойный.

Когда дошел черед до Шнейдли Суры Лейбовы Блювшейн, она же Розенбад, она же Школьник, она же Бриннер, генерал, неосторожно приблизившись к миниатюрной преступнице, пожелал ей счастливого пути и попросил передать его соболезнования сахалинскому начальству. Женщина с растроганным выражением лица в ответ протянула Павлу Алексеевичу «на добрую память» его собственные золотые часы с накладным двуглавым орлом на крышке и скромно поклонилась толпе, грохнувшей хохотом и аплодисментами.

Скрытые кивки есть в «Золотом теленке».

Бубличные связки с обручальными кольцами, браслетами, перстнями, которыми был обвешан Остап, бредущий к румынской границе, состоят в близком родстве с метровыми бусами из тех же украшений, найденных у Соньки при обыске.

«На вопрос следователя, зачем ей столько колец и браслетов разных размеров, арестованная объяснила, что по причине тонкой душевной организации склонна то к внезапным похудениям, то к полноте».

Телеграмма «графиня изменившимся лицом бежит пруду» тоже искаженная цитата из статьи журналиста Власа Дорошевича: «Во время процесса над Сонькой стол вещественных доказательств горел огнем от груды колец, браслетов, колье. „Свидетельница,— обратился председатель к одной из потерпевших,— укажите, какие здесь вещи ваши?“ Дама с изменившимся лицом подошла к этой Голконде. Глаза у нее горели, руки дрожали. Со скамьи подсудимых раздался насмешливый голос: „Сударыня, будьте спокойнее. Не волнуйтесь так. Эти бриллианты— поддельные“».

Не знаю, что унаследовал Остап Ибрагмович от папы, турецкого подданного, но ирония и креатив у него явно от мамы, местечковой хипесницы.

В «Кавказской пленнице» сдача Шурика в психбольницу как алкоголика в белой горячке, с бредом об украденной невесте— тоже классическая фишка из Сонькиного арсенала. В авторском исполнении она выглядела так: притворившись женой известного психиатора, Сонька, отобрав драгоценности, повела ювелира Карла фон Меля к мужу «за одобрением и деньгами», где его и повязали санитары, потому что накануне аферистка нанесла визит врачу, предупредила, что приведет завтра супруга-ювелира, бредящего о счетах за бриллианты, и оплатила его длительное лечение.

Чего стоило одно стихотворение одесского налетчика Володи Кочубчика, посвященное звездной подруге и прочитанное им с выражением на судебном заседании:

Рождена ты хоть цыганкой,
Смугла руками и лицом,
Но тебе пред ительянкой
Нет сравнения ни в чем.
Нет любви твоей милее,
Все бледнеют перед ней,
А лишь один я, всех подлее,
Над ней смеюсь как дуралей.

А вот моя знакомая, патологоанатом Тамара, испытывает к Соньке настоящую классовую неприязнь и считает, что симпатизируют этой уголовнице только те паразиты, для кого воровство— единственное понятное средство восстановления социальной справедливости и единственный доступный способ разбогатеть.

Я ей не возражаю, потому что эти суждения, как правило, высказываются Тамарой после очередной попытки заиметь отдельный от мужа капитал, для чего деньги, тайно изъятые у того же мужа, вкладываются то в МММ, то в «Чара-банк», то в «Властелину», то в «Экономический альянс»…