100 лет Твардовскому: поэт-патриот или кукловод Солженицына?

Престарелые литераторы «этой страны» празднуют очередной юбилей - 100-летие Александра Твардовского, «бессмертного автора Василия Теркина». Будь жив Советский Союз, нам, сирым и убогим читателям, осталось бы только благоговейно внимать единодушному хору коллег.

Сегодня же, когда остатки России покорно ожидают окончательной утилизации, к усопшему «гиганту мысли» и «классику русской литературы» возникают невольные и очень серьезные вопросы.

Вопрос первый, не самый главный. Чем так хорош «Василий Теркин», что его, начиная с рождества Хрущева, хвалят и вставляют в школьную программу? Будучи простым советским школьником, я этого не понял. Не понимаю и сегодня.

Итак, в чем же «бессмертие» Теркина? Читатели кивают на писателей – «профессионалам виднее», а писатели кивают на читателей – мол, уж очень полюбил поэму простой фронтовик, народная читательская масса: вам, интеллигентам, не понять, а ему, русскому народу, нравилось до жути. Потому и «бессмертный».

Неужели? Не знаю, как там на трибунах, а в жизни ни один из известных мне реальных фронтовиков «Теркина» не жаловал. Особенно – тогда, на самой войне. Вот «Землянку» действительно переписывали от руки и подбирали музыку на слух. Не сговариваясь, заучивали Симонова – «Жди меня», «Если дорог тебе твой дом»… А про гениальность «Теркина» и свою любовь к поэме узнали уже после войны. Потому что мы живем в стране с непредсказуемой историей отечественной литературы.

Единственный реальный отзыв фронтовика был уничтожительным: «А кому понравиться, когда автор к тебе относятся не как равный к равному, а как барин к быдлу деревенскому: мол, на тебе, милейший, что попроще и попонятнее, что не выше твоего разумения? Народ тогда в массе был гораздо умнее нынешнего, и в деревне тоже. С чувством достоинства. И начальственное барство чувствовал прекрасно. Не ругали, конечно. Читали. Что попадало в руки, то и читали. Рядовой агитпроп, какая уж тут литература…»

Увы, литературная истина гласит устами читателей – да кто их услышит… «Василий Теркин» - откровенный лубок «а ля рюс», вроде известных воззваний Ростопчина. Да и Твардовский этого особо не скрывал – мол, писал поэму для простого народа, академиев не кончавшего. Интересно, что Твардовский даже имя героя взял взаймы: «Василий Теркин» - книга забытого ныне писателя Боборыкина про бойкого и неунывающего героя «из простых», эдакого «тертого калача».

http://az.lib.ru/b/boborykin_p_d/text_0030.shtml

Так что Александр Трифонович позаимствовал не только имя своего героя, но, по сути и идею поэмы – «оптимистический лубок для простонародья». Но – в стихах. Причем, заметьте, в чисто частушечном размере:

Нет, ребята, я не гордый,
Не заглядывая вдаль
Так скажу: зачем мне орден
Я согласен на медаль
….

Мимо тещиного дома
Я без шуток не хожу
То ей хрен в забор просуну,
То ей …..покажу

Идеальная форма для коммерческого литературного творчества, позволяющая гнать поэму за поэмой в «за далью - даль» независимо от вдохновения:

Служил Гаврила хлебопеком –
Гаврила булки выпекал
…

Стрелял Василий из винтовки –
Василий немца подстрелил
…

Играл Василий на трехрядке…
…
Скрутил Василий самокрутку…

Чувствуете? Вот она, золотая поэтическая жила! Брезгуем? А юбиляр - нет. Деньги – к деньгам, ордена – к орденам.

Надо сказать, глубоко писать о войне во время самой войны – трудно. И чем выше внутренние требования писателя к самому себе – тем труднее. Лучшие советские писатели писали о войне тяжело. Тяжело и мало. Тяжело писалось Шолохову, Толстому. Всем. В газеты – писали. Регулярно, к сдаче номера. Но это журналистика, тут главное - вовремя. Ездили на фронт с концертами. Тот же Симонов написал море корреспонденций и всего пару десятков стихотворений – но каких!

А Твардовский, предвосхищая Дарью Донцову, нагло гнал поэтический «строкаж» со своим «Теркиным» - и в ус не дул.

В 1941 году Фадеев запретил переиздание «Последнего из удэгэ». Посчитал , что вещь не дотягивает до планки, выставленной народной бедой и народным подвигом новой войны. А после хрущевского съезда свел счеты с жизнью. А мог бы прогнуться… Были у человека принципы, которые дороже не только должности, но и самой жизни.

А гибкий сын раскулаченного ( не забудем, как он предал собственного отца и брата во имя карьеры) Саша Твардовский ходко шел вверх, номинируя свою лубочную халтуру на звание эталона народности. Так и шли в бессмертие – то «Теркин» тащил поэта Твардовского, то литературный чиновник «Твардовский» тянул «Теркина».

Но все-таки, почему Твардовского так любят все – и «патриоты», и «либералы»?

Ответ прост – СОЛЖЕНИЦЫН.

Официальная версия – бесстрашный борец с тоталитаризмом , гениальный поэт и редактор «Нового мира» открыл и напечатал будущего «великого русского писателя» Александра Солженицына.

И никто не задается вопросом: а был ли такой литератор – Солженицын? И кто автор текстов, публикуемых под его именем?

Вопрос далеко не очевидный.

Между тем, Солженицын возник как заказной литературный проект Александра Твардовского, и только потом был перехвачен западными спецслужбами.

Заказчик «проекта «Солженицын» прекрасно известен. Это были не «евреи, который окрутили и подставили бесстрашного русского патриота».

Это был Хрущев, ищущий политических киллеров для добивания Сталина.

Надо сказать, что в тогдашней писательской среде таких киллеров просто не нашлось: у кого-то просто были мозги и совесть, а кто-то просто опасался, что набьют морду фронтовики – тогда они были в самом соку и бить могли больно. Так что ничем Твардовский не рисковал, более того – он откровенно выполнял престижный политический заказ, исходящий из Кремля.

Пришлось искать амбициозных маргиналов, способных стать подставными лицами и взять на себя грязную работу. И тут появился ( возможно, своего проверенного лагерного осведомителя подбросили «органы» ) Солженицын с его почти нечитаемыми текстами.

И состоялся главный, настоящий литературный триумф Твардовского – но, увы, под псевдонимом тогда никому не известного Александра Солженицына. Потому что Твардовский не просто напечатал будущего лауреата «Нобелевки», а фактически написал заново все приписываемые Солженицыну тексты, написанные его до бегства на Запад. Фактически речь шла об оригинальных произведениях Твардовского, написанных по сценариям Солженицына.

Отдадим должное литературному дарованию Александра Трифоновича - когда созданный им литературный гомункулус удрал на Запад, новые, американские, редакторы так и не смогли дотянуть его тексты до читаемого состояния.

(Собственно, точно так же создавалась литература «народов СССР»: писался текст на национальном языке, потом переводчик делал русский литературный перевод, который переводился обратно на национальный язык и становился «национальной культурой» – естественно, под именем номинального автора.)

Увы, после снятия Хрущева ожидаемый Твардовским триумф едва не кончился трагедией – особенно когда раскрученного Твардовским Солженицына взял в разработку Запад, перехвативший конъюнктурный спецпроект Твардовского, уже открыто направив против «этой страны».

Однако счастливая способность приспосабливаться хранит Твардовского и посмертно: вы только посмотрите, как все единодушно отмечают его столетие – от ельциноидов до коммунистов, не желающих видеть в авторе бойкой поэмки обыкновенного литературного власовца, с хорошим наваром сдавшего все и вся.

А сдавать с наваром он умел. Сначала - сдал раскулаченного отца и брата, спустив их с лестницы со словами: «ничего не могу для вас сделать, кроме обратного билета». Естественно, об этом эпизоде «принципиального поведения» сам же доложил, куда следует: мол дети за отцов не отвечают!

Второе предательство - служба Никите Хрущеву, редакторство в «Новом мире» , купленное тотальной клеветой на Сталина и его эпоху. Написание и публикация в новом жанре – роман-доноса не столько на Сталина, сколько на собственную страну и собственный народ.

Месть за отца? За распаханную сталинскими тракторами «Страну Муравию»? Красивая легенда. Но кто тогда пошел служить «большевикам», да еще на «идеологическом фронте»? И как тогда с отречением от отца? «Иначе было нельзя»? Да ладно врать. Другие не отрекались ни от себя, ни от отцов – и ничего. Да какая тут месть –обыкновенный карьеризм: сбросили «сталинистов», присоединились к победителям, чтобы стать святее папы, попасть в струю и занять теплые места. Правда, страховался и тут, стреляя в сталинское прошлое из-за спины Солженицына. Потом сдал и Солженицына – естественно, не без взаимности ученика, присвоившего себе авторство текстов. Кстати, понятно, откуда у Солженицына навязчивые комплексы с авторством «Тихого Дона»?

Такие вот сиамские близнецы-братья: оба прожили жизнь с кукишем в кармане, оба держали за пазухой камень, адресованный коммунизму – и оба без промаха попали в Россию. После чего оба получили посмертную славу «классиков русской литературы».

А за что? За то, что сыграли исключительную роль в уничтожении собственной страны, народ которой от души, по-барски презирали. «Матренин двор» - там все сказано почти открытым текстом. Был народ-победитель – стал народ-маргинал, народ-юродивый.

Скажут: ну можно ли говорить такое, в столетний-то юбилей!

Можно и даже больше того – нужно. Потому что речь – не о судьбе ловкого человека Твардовского, а о катастрофе целого общества, в подготовке которой он играл не последнюю роль. Катастрофе, которая не закончилась, а продолжается.

Потому что о виновниках катастрофы судят не по оправданиям, а по реальным делам, которые привели к якобы к неожиданным для них результатам. Литература – это тоже продолжение политики иными средствами, так что судить и можно, и должно. Задумайтесь: удивительно ли, что массовые реабилитации якобы «совсем невинно осужденных» через считанные годы привели к закономерному итогу – распаду великой державы на криминальные государства. И не пора ли начать учится – не на чужих, так хоть на своих ошибках?

Так что если мы говорим о заговоре в номенклатуре, о «кремлевских кротах» андроповского КГБ, мы не должны забывать литературную, медийную обслугу этого заговора, тщательно, на недомолвках и полутонах, подготовивших самоубийство советского проекта.

Сто лет очередному лауреату советских литпремий и диссиденту «в одном флаконе»? И что с этой круглой даты – амнистия? Так почему же никто не амнистирует тех же преступников – уголовных и военных - с связи с их же юбилеем?

Ведь то, что называют классической литературой – это не набор приятных для чтения текстов. Негласная писательская иерархия - не просто рейтинг известности.

Литература, пришедшая на смену религии – это всегда идеология, диктующая обществу образ жизни и нормы и модели социального поведения. «выбирая богов, мы выбираем судьбу» - говорили древние. Это же касается и литературных идолов и фетишей. Ставим на вершину Толстого и Горького – и получаем общество творцов и героев, которое можно не любить, но нельзя не уважать.

Делаем ставку на хитромудрых середнячков, бодро делающих агитки по заказу – и получаем тягучий застой.

Переворачиваем литературный Олимп с ног на голову, меняя добро и зло местами – и получаем то, что имеем.

….И все-таки, зачем маскировать столетие автора «Операция Солженицын» такой откровенно слабой вещью, как «Теркин»? Значит, знают кошки, чье мясо съели? Так с кем вы, мастера и подмастерья культуры?