Свобода, право и правила

Некоторое время назад в сети мне попалось сообщение: «Полиция накрыла богохульников в сети«. Речь шла о том, что «Итальянская полиция уничтожила содержимое пяти интернет-сайтов, заявив, что  их авторы занимались богохульством и оскорбляли имя Божье и Деву Марию… Богохульство до сих пор является в Италии уголовно наказуемым преступлением».

Я попытался представить себе, что было бы, если бы в России МВД стало — на вполне юридических основаниях — обрушивать богохульные интернет сайты; крик о клерикализме, об установлении шариата, а также домостроя, о Кострах Инквизиции и поповской диктатуре скоро перешел бы в ультразвук и им можно было бы дробить камни. Однако в солнечной Италии костры инквизиции почему-то не горят, науки и искусства не находятся в упадке, и вообще Италия — процветающее государство с высоким уровнем личных свобод.

Наша же беда в том, что люди, которые у нас постоянно поминают «права» и «свободы» совершенно не понимают смысла этих слов. Эта проблема еще раз проявилась в связи с приговором по делу Самодурова и Ерофеева, устроителей богохульной выставки, на которой, например, были представлены такие экспонаты, как репродукция картины, изображающей арест Спасителя, к которой на место головы Христа была приделана голова Микки-Мауса.

Оба деятеля были приговорены к штрафам, что вызвало бурное негодование и великий плач о погибели свободы и установлении клерикальной диктатуры. Но какой свободы? В благоустроенных обществах под свободой понимается свобода под законом — законом юридическим и нравственным, когда человек может стремиться к своим целям, следовать своим предпочтениям, верить (или не верить) так, как полагает правильным, и публично выражать свою точку зрения, в рамках определенных общепринятых норм. Существование таких норм — непременное условие свободы. Вы свободны пользоваться лифтом там, где принятые нормы поведения запрещают использовать лифт в качестве туалета; Вы свободны ездить по дороге там, где все участники соблюдают правила движения; Вы свободны пользоваться ночным отдыхом там, где соседи воздерживаются от устроения дискотек по ночам. Свобода предполагает определенную систему культурных, нравственных — а также юридических — ограничений.

Наша, условно говоря, либеральная публика, при всем ее платоническом западопоклонстве, воспринимает свободу в чисто большевистском смысле — как свободу бесчинства, как свободу мочиться в лифте, плевать на правила и особенно плевать на интересы соседей.

В этом случае «свобода самовыражения» понимается именно как свобода преступать границы нормы, сложившихся культурных и даже юридических запретов, причем направление, которое называет себя «современным искусством» видит в этом нарушении основной смысл своей деятельности.

Пририсовывание Спасителю головы Мики-Мауса предпринимается именно потому, что это — нарушение правил человеческого общежития, именно потому, что это — тяжкое неспровоцированное оскорбление для множества людей.

В полемике вокруг этой ситуации выдвигался ряд тезисов, которые стоит кратко оспорить. Нам говорили, что подлинная цель этих действий состоит не в оскорблении, а в чем-то другом; это предположение могло бы иметь некое правдоподобие, если бы «художники» были инопланетными пришельцами, решительно незнакомыми  с языком земной культуры; но и тут бы оно это правдоподобие утратило после первых конфликтов на эту тему. «Художники», как и устроители выставки, не могли не знать, что выставляют крайне оскорбительные материалы. Другое свидетельство явной лжи — это то, что те же люди благоразумно воздерживаются от изображений Муххамеда с головой Микки-Мауса — потому что на самом деле они превосходно понимают, что это — тяжкое и сознательное оскорбление, которое они не решаются нанести мусульманам, но христианам охотно наносят.

Еще один тезис — мало ли кто на что будет оскорбляться, эдак мы запретим вообще все — лукав не менее; оскорбление отличает его намерение. Дело не в том, что кто-то оскорбляется — дело в том, что оскорбители имеют сознательное намерение оскорбить. Причем оскорбление предполагает не просто причинение кому-то огорчения, а именно нарушение существующей культурной нормы.

Свобода, которую требуют себе самодуровцы — это именно свобода разрушения культурных и цивилизационных норм. Можем ли мы признать за ними такую свободу? Нет; потому что признать ее — значит отказаться от той свободы-под-законом, которая как раз и строится на устоявшихся нормах поведения. Свобода состоит не в том, чтобы иметь возможность написать непристойное слово на белой стене — а в том, чтобы иметь возможность выкрасить стену в красивый белый цвет и пребывать в доброй уверенности, никто не станет писать на ней грязных ругательств.

Слову «право» у нас тоже не везет — его употребляют в значении «мои притязания, сколь угодно странные, которые остальные безусловно должны признавать». По крайней мере, оборот «я имею право (на самовыражение etc.)» употребляется именно  в этом значении. Но почему Вы решили, что имеете такое право? Кто Вам его дал? Господь Бог? Не похоже. Согласие сограждан? Тоже не похоже.

В действительности, суд, который вынес обвинительный приговор, защитил свободу и право. Свободу, огражденную системой взаимных обязательств, правовых и моральных — в частности, обязательства воздерживаться от тяжких неспровоцированных оскорблений в отношении своих сограждан.