09.07.2010 04:00

В ежовских рукавицах: Как российские спецслужбы шили дело

На модерации Отложенный

От Ежова до Путина. Российским спецслужбам вновь разрешено шить дела по лекалам сталинского «железного наркома»

Пять лет назад вступил в силу судебный приговор по делу Игоря Сутягина. Бывший научный сотрудник Института США и Канады был признан виновным в шпионаже и получил 15 лет колонии строгого режима за составление аналитических обзоров на основании «открытых печатных изданий, а также иных неустановленных следствием источников». Очередная победа спецслужб над обществом далась не вдруг, осудить ученого удалось только со второго раза. На первом процессе, проходившем в Калуге еще в 2001 году, обвинение провалилось, как сказано в постановлении областного суда, «в связи с существенным нарушением уголовно-процессуального закона, допущенным органом предварительного следствия». Дело взяла на доследование ФСБ, но тоже, видимо, не слишком преуспела, поскольку в ходе второго, закрытого для публики процесса в Мосгорсуде, начавшегося в ноябре 2003-го, также пришлось прибегать к разного рода процессуальным ухищрениям, вплоть до смены коллегии присяжных. «Дело Сутягина» было до такой степени шито белыми нитками, что 26 апреля 2004 года Amnesty International признала ученого политическим заключенным, подчеркнув, что это чрезвычайно опасный прецедент «уголовного преследования людей, занимающихся распространением общественно значимой информации». В распоряжении The New Times оказалась статья Игоря Сутягина, в которой он рассказывает, как стал шпионом по версии ФСБ.

28 октября 1937 года народный комиссар внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов подписал приказ № 00698. Во втором пункте которого говорилось: «…Применением широких репрессий пресечь все связи посольств и консульств… с советскими гражданами, подвергая немедленному аресту всех советских граждан, связанных с личным составом этих диппредставительств».
А 19 апреля 2000 года избранный, но тогда еще не вступивший в должность второй президент России Владимир Путин пришел в Государственную думу. Он должен был выступить перед депутатами по важному государственному делу, но прежде счел необходимым высказаться по иному вопросу — по поводу контактов граждан нашей страны с иностранцами: «…Если министр иностранных дел будет замечен в том, что он вне рамок своих служебных обязанностей поддерживает контакты с представителями иностранных государств, то он, так же, как и любые другие члены правительства, депутаты Государственной думы, руководители фракций, так же, как и все другие граждане Российской Федерации, будет подвергнут определенным процедурам в соответствии с уголовным законом. И должен сказать, что те последние мероприятия, которые проводятся в Федеральной службе безопасности, говорят нам о том, что это возможно». То есть «замечен в контактах с иностранцами — будешь подвергнут уголовному преследованию». Никак иначе.

Обратите внимание, что человек, считающийся юристом по образованию, даже не говорит о наличии признаков состава преступления. Основанием для уголовного преследования в его трактовке должен быть сам факт контактов с иностранцами.
19 апреля 2000 года Владимир Путин фактически объявил, что приказывает ФСБ не обращать внимания на уголовное право страны. Потому что ни в одной из 255 статей Особенной части Уголовного кодекса РФ* * В отличие от Общей части, определяющей основные понятия и общие принципы уголовного права, Особенная часть УК (ст. 105–360) описывает составы конкретных преступлений. — The New Times нет такого состава преступления: «Контакты с представителями иностранных государств». Вот если бы 19 апреля (19.04) президент подписал указ, объявляющий контакты преступлением, тогда хотя бы видимость законности была создана. Но не было «указа от девятнадцатого-четвертого». Поэтому произнесенные с трибуны Госдумы слова: «Будет подвергнут… в соответствии с уголовным законом» несли в себе неустранимое внутреннее противоречие. Потому что «в соответствии с уголовным законом» за это как раз «подвергнуть» нельзя. Так еще не вступивший в должность президент своим заявлением взял да и освободил Федеральную службу безопасности от «химеры», именуемой уголовным законом России.

Контакт преступен

Служба дисциплинированно взяла под козырек. И если до «девятнадцатого-четвертого» следователи ФСБ в моем деле еще пытались как-то выяснить, откуда же все-таки объявленный шпионом Сутягин взял свою информацию, то с начала мая все подобные попытки фээсбэшников как отрезало. К этому времени, правда, все 134 свидетеля, допрошенные по моему делу (две трети из них — военные, все, с кем я когда-либо общался), пояснили, что к секретам я доступа никогда не имел, допуск мне не оформлялся, а сам я ту информацию, за которую меня обвиняли, никогда не выведывал и не похищал. Грубо говоря, сейфы не вскрывал, в секретные учреждения незаконно не проникал и в перелеске у военных объектов не прятался. То есть шпионажем, как было доказано сотней свидетелей, никогда не занимался. И прозвучавшие в Госдуме слова президента просто спасали разваливавшееся дело. С начала мая 2000-го следователи прекратили рассылать запросы о том, «где должна находиться информация», полученная мной из газет. Вместо этого все усилия следствия были брошены на документирование моих контактов с иностранцами.

— Вы проводили социологическое исследование по заказу консорциума канадских университетов? — спрашивали меня.
— Да, — отвечал я, и в деле появлялось новое обвинение в государственной измене.
— Вы давали интервью о событиях в Югославии выходящей в Москве англоязычной газете The Moscow Times?
— Да, — и обвинение распухало еще на один пункт.
— Вы встречались с военно-морским атташе посольства США Брэнноном?
— Да, он просил меня о встрече, и я доказывал ему, что наш флот имеет полное право совершать плавание в международных водах и наблюдать за тем, как Штаты бомбят Югославию! — был мой ответ, а канал РТР на всю страну сообщал, что Сутягин злобно выдавал американцу секреты. (Обвинение, разумеется, стало еще на один пункт длиннее.)

Содержание не важно

Занятно, что в связи с моим контрактом с консалтинговой фирмой Alternative Futures чекистов абсолютно не интересовало содержание той информации, которую я в виде обзоров прессы подготовил для англичан. Просто в начале следствия мне задали вопрос, я взял свой блокнотик с записями, прочитал оттуда ряд пунктов (причем далеко не все) и сказал, что это и есть содержание обзоров.

И все! Из всех 34 томов моего уголовного дела явственно следует, что проверить правдивость моих слов чекисты даже не пытались. Содержание собственно попавшей к иностранцам информации их не интересовало.

Зато они скрупулезно выясняли, в каких номерах и каких гостиницах я останавливался, отправляясь в командировки за рубеж. Тщательно перечисляли все телефонные звонки, поступившие мне из-за границы. Любовно приобщили к делу справку о том, что такого-то мартобря гражданин Сутягин Игорь Викторович был замечен входящим в американское посольство в Москве. (На суде я робко напомнил, что моего папу зовут вообще-то Вячеславом, и поинтересовался, какое отношение справка про Игоря Викторовича имеет к обвинению против меня. Прокурор, разумеется, гневно отверг мое возражение как попытку уйти от ответственности.)
Углубленному расследованию подвергся тот факт, что Рождество 1999 года я с семьей встречал в православном монастыре в Суздале. (Через Владимирское управление ФСБ были истребованы документы о регистрации, меня допрашивали несколько дней, пытаясь поймать на противоречиях. В те же дни, как оказалось, в Суздаль ездил американский военный атташе, жил с семьей в гостинице — так что факт государственной измены с моей стороны был налицо.) Были допрошены все мои знакомые и сослуживцы: особый упор делался на то, встречался ли я с иностранцами. Допросили на этот счет и моего папу, Вячеслава Андреевича.
— Как вы думаете, ваш сын, выезжая за рубеж, встречался с иностранцами?
Папа мой только из-за зрения не стал когда-то военным летчиком. Поэтому ответил он по-авиационному быстро и четко.
— Да, думаю, что, выезжая за рубеж, сын с иностранцами встречался. Видите ли, там, за рубежом, вообще живут почти поголовно одни иностранцы.
Показания на этот счет В.А. Сутягина в число доказательств обвинения не вошли.

«Вне служебных обязанностей»

Огромные силы были положены госбезопасностью для того, чтобы выяснить круг моих служебных обязанностей. Истребовали должностную инструкцию, отчеты о проделанной работе за два года, даже тексты подготовленных мной в Академии наук аналитических записок. На допросах интересовались главным образом тем, входила ли в мои служебные обязанности передача иностранцам сведений о России.
Это уже впрямую указывало на исполнение распоряжения избранного президента. Потому что с трибуны Госдумы прозвучало: «Будет привлечен… если… вне рамок своих служебных обязанностей поддерживает контакты с иностранцами». То есть и в моем тоже случае дело не в информации, а в том, «входит ли в служебные обязанности» (сами по себе контакты вроде доказали). И уж если не входит, то…
В итоге в Московском городском суде я предъявил все те газеты, из которых была выписана в мой блокнотик информация (помните, я читал в самом начале следствия пункты из блокнотика?) Прокуроры не привели ни единого факта, что буквально повторяющие газетные строки пункты из блокнотика шпионским путем были украдены мной откуда-то еще, а не из печатных изданий. Выяснилось, что один из зачитанных прокурорами пунктов обвинения не соответствует ни моим показаниям (а других-то и не было!), ни исследованным материалам дела и вообще неизвестно откуда взялся.

Приказ остается в силе

И только в одном сошлись во мнении суд, я и прокуроры. В том, что с июня 1998-го по июль 1999-го я поддерживал контакты с представителями британской консалтинговой фирмы Alternative Futures.* * По заключению ФСБ, фирма Alternative Futures служила прикрытием для американской разведки и не имела никакого отношения к научной деятельности. — The New Times. Причем в моей должностной инструкции не было пункта, обязывающего меня поддерживать контакты с британской фирмой.
И мне дали 15 лет. Строгого режима. Как я понимаю, в соответствии с пунктом вторым приказа № 00698 «железного наркома» Николая Ивановича Ежова. Потому что приказ от 28 октября 1937 года был хотя бы в наши дни опубликован. А выступление в Госдуме «от девятнадцатого-четвертого» если и оформлялось приказом ФСБ, то публикации этого приказа точно не было. Но Конституция России гласит, что неопубликованные законы применению не подлежат, а вы же не будете утверждать, что гарант Конституции Конституцию не выполняет? Третий президент — тоже юрист по образованию — на обращения к нему отвечает (естественно, изучив предварительно дело), что решение об осуждении принято правильно, в соответствии с действующим законодательством. Стало быть, приказ Ежова и сегодня остается-таки законным основанием для деятельности ФСБ.

Потому, когда критики внутренней политики второго (да и третьего тоже) президента России говорят, что «второй» возрождает (а «третий» не мешает возрождать) 37-й год, по крайней мере, по одному пункту они совершенно правы. Что бы там ни пытались утверждать их прокремлевские оппоненты. Ведь высший чиновник государства, не успев еще толком занять свою должность, в качестве основополагающего принципа своей правоохранительной политики повторил пункт из приказа сталинского наркома. За контакты с иностранцами карать лагерями.
А назвать это можно будет как угодно. Например, шпионажем — как в моем случае. Или разглашением гостайны, в чем обвинили профессора Олега Коробейничева. Разглашением гостайны в комбинации с мошенничеством — как в деле Валентина Данилова. Незаконным экспортом технологий, приписанным академику Оскару Кайбышеву. Контрабандой, вмененной завлабу из Владивостока Владимиру Щурову. Как угодно. Потому что суть во всех случаях будет одна и та же: «во исполнение приказа Ежова». 1937 год.
«Для того, чтобы выглядеть сильными, мы должны быть современными», — сказал Дмитрий Медведев 26 июля 2009 года. С этими словами президента моей страны я совершенно согласен. Если хотим, чтобы Россия была — и выглядела — сильной, должны стать современными. Верно говорит президент! Жаль вот только, что делами своими (или своим бездействием?) не дает России двинуться к современности из прошлого. Потому что все удерживает нас в тридцать седьмом. Никак не хочет отменить приказ НКВД № 00698. На деле отменить, не на словах — освободив страну от приговоров, вынесенных «во исполнение приказа Ежова». Хочет ли президент быть современным? Люди сидят, приказ остается в силе…