Мельниченко: «Подниму 200 тысяч сельчан и пойду с ними к Путину»

Больше года назад Василий Мельниченко взорвал Рунет своим заявлением о том, что «уровень бреда превысил уровень жизни в России». Сразу после этого мы встречались с фермером — тогда ему (да и нам) казалось, что успех совсем близко и президент Владимир Путин вот-вот встретится с Василием Мельниченко. Но нет…

— Когда мы с вами общались в последний раз, вы очень хотели попасть к Путину, а не вышло.
— Наверное, еще не время было.

— Вы прогремели достаточно громко, к вам ездили со всей страны, а потом этот интерес, словно пена, сошел на нет. Не обидно, что этот всплеск не привел к какому-то ощутимому результату?
— Нет, конечно, не обидно. Это раз. Второе — в принципе никакой особой надежды и не было, что тот информационный повод даст какой-то результат. Я считаю, что наша цель — чтобы правительство в конце концов поняло, что сельские территории нельзя обезлюживать. Хотя я все больше убеждаюсь, что чиновники делают все, чтобы уничтожить села.

К примеру, регулярно повышая тарифы, как будто бы проверяют жизнеспособность производителей: ага, вот вы при 4 рублях на киловатт еще работаете — ну-ка вам сделаем 5 рублей. Или регулярно дорожают минеральные удобрения. В результате отечественная продукция потихоньку исчезает с прилавков магазинов.

— Я тут картошку в гипермаркете покупал — в наличии только из Египта.
— Здесь и удивляться нечему, потому что вот я бы мог, допустим, выращивать не 2 тысячи тонн, как в прошлом году, а 10 12 тысяч тонн. И меня бы цена в 7 рублей за килограмм вполне устроила. Но государственная аграрная политика направлена на то, чтобы мне невыгодно было при любой цене работать, а в конце концов и вовсе закрыть производство.

— Получается, вам не удалось хоть на шаг приблизиться к цели?
— Ни на шаг. Для того чтобы на шаг приблизиться к цели, надо, чтобы мы все осознали, что никакие письма, никакие совещания, никакие экономические форумы, никакие иннопромы нас не приблизят к тому, чтобы мы имели базу для развития. Это может стать только единый протест, требование. Каждое село, каждая деревня, каждый обреченный город должны осознать и понять, что надо всем людям выйти на улицы, пересчитаться и пойти в Кремль.

— Кто вас не пускает к Путину?
— Никто не «не пускает» — просто нету дороги. От чьего имени я приду? Один? Уже один Бабкин ходил, один Плотников ходил — это ничего не дало.

«Каждое село, каждая деревня, каждый обреченный город должны осознать и понять, что надо всем людям выйти на улицы, пересчитаться и пойти в Кремль».

— Тогда непонятно, зачем вообще нужно к нему идти, если это все равно не приводит к реальному результату.
— Надо идти! Обязательно! Должны пойти представители народа. Я призываю людей: надо нам собраться (пусть 100 200 тысяч будет)…

— Погодите, это же нереально — 100 тысяч собрать, 200…
— Почему нереально? Всё реально.

— То есть вы призываете к революции?
— Нет. Я призываю к разговору с высшей властью.

— Когда 300 тысяч придут — разговора не будет.
— Как раз будет!

— Они просто снесут власть полностью.
— Да нет, неправда…

— Вы говорите, что надо пойти к президенту, объяснить ему суть проблем.
— Надо.

«Надо узнать у Путина: хочет или нет он изменить жизнь села в лучшую сторону».

— Но ведь уже ходили и объясняли ему. И вроде бы как нормально это делали.
— Нормально объяснили.

— Может быть, Путин против?
— Надо у него узнать: хочет он или нет изменить жизнь села к лучшему. Я хочу верить в это и допускаю то, что Путин просто ждет поддержки народа. Настоящей поддержки народа!

— Вы говорите, чтобы вышло 200 300 тысяч человек…
— Ну хотя бы!

— В деревнях живет — ну, тысяча — это если большая деревня.
— Да, в одной.

— Так это надо поднять 300 деревень!
— И что?

— Да нереально!
— Реально.

— Все-таки вы революционер, получается.
— Ну какая же это революция! Это обычные кадровые перестановки, не более того.

— Революционер — поднять народ и пойти в Кремль.
— Другого выхода нету.

— Это же… как же это сейчас называется? Есть у нас закон еще…
— Экстремизм? Ни в коем случае! Даже близко нету, что вы. Мы настолько болеем за страну, мы настолько хотим и желаем помочь президенту, что даже рядом со словом «экстремизм» мы не стоим. И не желаем.

— Вы в Путина-то пока верите еще?
— По должности его — я обязан верить. Конечно, я бы хотел, чтобы он дело сделал, а не «верить — не верить». Верить можно в Бога. В президента нет смысла не верить, президент обязан работать, а мы — как своего слугу — должны его прийти и спросить. Если надо — штаны спустить — и по заднице ремнем дать, как любому слуге.

«За год уровень бреда вырос еще на 15 процентов».

— Все-таки вы экстремист.
— Да нет у меня никакого экстремизма! Тут и рядом не стояло! Путин же сам сказал: я слуга своего народа.

— Вы стали широко известны после своей знаменитой фразы о том, что «уровень бреда превысил уровень жизни». Как сейчас с этим дела обстоят?
— Стало только хуже. Уже где-то процентов, наверное, на 15 дальше пошел уровень бреда. Он растет и растет. Разве это не уровень бреда, когда с мая запретили в личных подворьях держать скотину? Вы можете себе такое представить, что мы могли до такого дожить? Вы вырастили, допустим, теленка, теперь для того чтобы вам его продать, вы должны нанять специализированный транспорт, чтобы отвезти его на сертифицированную бойню. После этого вы должны получить документы, что правильно перевезли, правильно забили, все ветеринарные и другие справки — и только после этого я имею право куда-то привезти и продать. Вы можете себе представить, что это такое, допустим, если специализированный транспорт есть только в Екатеринбургском мясокомбинате, а я живу в Верхотурье?

Фермеры в шоке! Я держу, к примеру, 80 голов скота, а что я теперь должен с ними делать? Всё, я пропал. А если еще взял кредит? У меня даже в залог это никто не возьмет. Да вообще я пропал! То есть я вынужден это ликвидировать и становиться обыкновенным русским мужиком безработным. Это есть целенаправленная государева политика на ликвидацию любого вида производственной деятельности в глубинных территориях России.

Это идет к тому, чтобы народ потихоньку переехал в двадцать мегагородов. Это для того, чтобы очистить территорию от людей. Так проще жить, так проще работать. Сильная армия, куча городов и территория сдается в концессию разным мегакомпаниям. Возмущаться будет некому, стройте что хотите и никаких не надо очистных сооружений. И территория России будет такая: торчат лишь нефтевышки.