Французские мигранты, часть 1. Бремя белых.

Франция, в общем-то, никогда не была мононациональной страной. Ещё в доримские времена территорию Галлии населяли десятки разноязыких племён. Века римского владычества создали этнос гало-римлян, который позже слился с пришлыми германцами-франками. Север облюбовали скандинавы-норманны, на западе обосновались кельты бриттских племён, юг формировался при участии лангобардов, свевов и даже недолгого арабского ига. В средние века, когда и произошло национальное объединение, на территории Франции проживали два самостоятельных этноса с тремя собственными языками – бретонцы кельтского происхождения, и собственно французы, которые говорили на языках лангедок и лангедойль, и отнюдь не считали себя близкими родственниками. Не стоит забывать об эльзасских немцах и о фламандцах, которые также внесли свой вклад в формирование французского народа.

Но вся эта многонациональность на поверку не являлась таковой – любой из вышеперечисленных народов являлся членом общей европейской культурной семьи. Отличия в традициях, скажем, бретонцев и французов никак не были большими, чем отличия между жителями Парижа и Марселя. И вплоть до восьмидесятых годов XX века Францию можно было назвать фактически монокультурным государством. Разумеется, это не означало, что до того времени французов не затронула ни одна из миграционных волн; совсем наоборот, – начиная с конца XVIII века, во Францию отправлялись десятки тысяч человек со всей Европы – одна русская волна двадцатых годов чего стоит! Но, тем не менее, ни один из наплывов мигрантов не изменил национальный и культурный состав Франции так, как это сделала постколониальная миграция 80-х - 90-х годов.

История французского колониализма насчитывает более трёхсот пятидесяти лет. Свои колонии и зависимые территории Франция имела во всех частях света – Америке, Азии, Африке. Причём настоящие колонии, т.е. населённые в основном выходцами из метрополии – такие, как Квебек, Луизиана или острова Карибского архипелага – были либо потеряны в конце XVIII века в войнах с Англией, либо проданы в связи с невозможностью их удержать. Поэтому во второй половине века XIX начинается активная французская экспансия на территории с местным населением, не попавшим ещё под протекторат британской короны.

Вполне естественно, что поначалу взор французов обратился на лежащие практически под боком территории северной Африки, которые к тому времени давно уже вышли из-под власти дряхлой Османской империи. Тем более что и аль-Джезаир, и Тунис, и Марокко были воплощением того, что сейчас называют «международным терроризмом» - эти государства давали пристанище морским пиратам и берберским налётчикам, отчисления от дохода которых составляли основу казны этих стран. Почти восемнадцать лет – с 1830 по 1848 год длилось завоевание аль-Джезаира, который был в конце концов объявлен территорией Французский Алжир. С середины XIX века французы начинают захватывать территории Западной и Экваториальной Африки, из которых ещё двести лет назад активно вывозили рабов (вопреки распространённому мнению, их французам и англичанам поставляли свои же соотечественники, весь XVII и XVIII век жившие исключительно за счёт работорговли). Первыми владениями французов стали Сенегал и Берег Слоновой Кости. Но основная масса завоеваний пришлась на конец 90-х годов XIX века – именно тогда были завоёваны Тунис, Мали, Нигер, Дагомея, Мавритания, Верхняя Вольта и Гвинея. Последним из африканских стран, в результате двух кризисов 1905 и 1911 годов, в руки французов попало Марокко. В это же время французский протекторат устанавливается и над значительной частью Индокитая – в него входят нынешние Вьетнам, Лаос и Камбоджа. Французским владением становится и Мадагаскар. Первая мировая война приносит Франции Сирию и Ливан.

Все эти территории разительно отличались от бывших французских колоний в Северной Америке наличием большого количества местного населения, которое, несомненно, оказалось в условиях колониального гнёта. Но если кое-где – в Индокитае, например – местное население отставало по своему развитию от французов совсем немного, то на остальной части колониальных владений Франции проживали совершенно отсталые в культурном и техническом плане племена и народы, которым французы фактически принесли цивилизацию. Не случайно, на территории большинства стран Африки, раньше бывших французскими колониями, французский язык является государственным, и именно на нём ведётся всё делопроизводство.

Для таких африканских племён французское владычество являлось самым настоящим благом: за несколько десятилетий «колонизаторы» построили с нуля инфраструктуру, создали промышленность, систему образования и государственного управления. Французы занимали 99% ответственных должностей – но не потому, что мешали созданию местных кадров, совсем наоборот – выходцам из колоний были открыты все пути для поступления в высшие учебные заведения метрополии. Однако, за почти сто лет колонизационного периода лишь единицы местного населения прошли через Сорбонну и другие университеты. Как правило, это были выходцы из североафриканских стран – Алжира и Туниса.

Во многом именно поэтому национально-освободительные движения не обладали в странах Экваториальной Африки такой популярностью, как в Магрибе. Пребывание под «колониальным гнётом» жителей колоний полностью устраивало. Ещё бы – «колонизаторы» обеспечивали «угнетённые народы» рабочими местами на выстроенных ими же заводах и плантациях, а в лице миссионеров – ещё и бесплатным образованием и медицинской помощью. Тем не менее, определённая часть населения была настроена антифранцузски и антиевропейски, их лозунги здорово напоминали старое доброе «отнять и поделить» - разумеется, поделить в их собственную пользу.

Совсем иначе дело обстояло с североафриканскими колониями Франции – в частности, с Алжиром. Противостояние колониальных и национально-освободительных сил приняло здесь форму вооружённых столкновений регулярных французских частей и банд повстанцев, причём последние больше занимались контрабандой и наркоторговлей, чем боролись за освобождение своей страны. Алжир стал для французской армии чем-то вроде Чечни для российской – территорией с частично французским населением, которое требовало постоянной защиты от маскирующихся под повстанческие силы бандитов и наркоторговцев. Любые намёки на независимость Алжира принималось французской армией в штыки – потому что командование расквартированных в Алжире частей отлично знало, что ждёт в таком случае алжирских французов.

«Борцы за независимость» Алжира отлично продемонстрировали это в ходе так называемой «Алжирской войны»: от рук террористов пали десятки тысяч простых французов, никто не мог чувствовать себя в безопасности ни на улице, ни дома – «повстанцы» часто и охотно минировали общественные строения и жилые дома. В 1956 году произошла ужасающая резня французского населения «повстанцами». Поэтому, стремясь защитить своих сограждан от ужасной участи, армейские части дважды пошли на открытое сопротивление правительству – в 1958 и 1961 годах, за что большинство старших офицеров попало под арест, а все полки, участвовавшие в мятеже, были расформированы (некоторые из этих военных частей начитывали свыше трёхсот лет славного боевого пути – например, 18-й парашютно-десантный батальон, ведущий свою родословную от полка Royal Auvergne, воевавшего в Америке в Войне за независимость, и 18-го линейного полка Наполеоновских войн, сражавшегося при Бородино и Аустерлице). Одним из результатов выступлений армии против отделения Алжира стало падение Четвёртой республики во Франции.

После такого во многом насильственного отделения от Франции Алжира, процесс распада колониальной системы стал необратимым. В течение следующих десяти лет независимость провозгласило восемнадцать африканских государств. Везде процесс провозглашения независимости сопровождался погромами и преследованиями французских колонистов, которые были вынуждены возвращаться на родину своих предков. Предприятия и фирмы, которыми владели французы, были национализированы в пользу новых правительств, или приватизированы лидерами «национально-освободительных» движений. Разумеется, такое «распределение» сопровождалось грабежами и взяточничеством. Уничтоженными оказались система образования и здравоохранения, охраны правопорядка и государственного управления. После чего новые правительства новых государств вполне закономерно оказались у разбитого корыта.

Оказалось, что большинство рабочих мест в этих странах предоставляли как раз предприятия метрополии. Почти все инженеры, врачи и учителя тоже были французами, как и профессиональные управленцы. К тому же квалифицированные рабочие – те, что поумнее – предпочли эмигрировать вслед за своими инженерами в метрополию, а оставшиеся имели слишком низкую квалификацию для нормального функционирования промышленности. Ко всему вдруг вспыхнули веками тлеющие межплеменные и межнациональные конфликты. Стало очевидным, что новые национальные «элиты» неспособны к управлению государством.

Спасителем молодых африканских государств выступили два крупных международных игрока: ООН и Советский Союз. Организация Объединённых Наций давала многочисленные кредиты (за счёт дотаций в пользу ООН со стороны стран Европы) на поддержку цивилизованной жизни в молодых африканских странах. СССР же заново создавал в тех странах, что обратились к нему за помощью, инфраструктуру, экономику и социальные службы. Африканская молодёжь потянулась в советские институты и техникумы, которые, помимо того, что были лучшими в мире, являлись ещё и абсолютно бесплатными. Всё это позволило бывшим французским колониям относительно безпроблемно существовать до начала восьмидесятых годов. Масштабный кризис в СССР и сокращение кредитования со стороны ООН прекратил какую-либо помощь, кроме гуманитарной, с их стороны, и ситуация во многом стала напоминать положение вещей сразу после объявления независимости. Казалось бы, чтобы оградить себя от повторения пройденных ошибок, стоило употребить кредиты с пользой – но молодые африканские страны слишком привыкла жить на европейские подачки, абсолютно не думая о последствиях. Поэтому сразу же после прекращения европейской помощи африканцы стали искать виноватых. И нашли наиболее устраивающий себя вариант.

Виновниками в катастрофическом обнищании африканских стран объявили европейских колонизаторов. Мол, за века колониального гнёта французы так сильно добывали африканские природные ресурсы, что им самим ничего не осталось. И теперь европейцы должны им всю жизнь платить. Или хотя бы предоставить возможность зарабатывать. Вариант беспроигрышный в том плане, что либеральные идеи стали распространяться по Европе в восьмидесятые года очень активно. Поэтому такие запросы африканских стран встретили понимание на континенте. Миграционная политика Французской республики, и без того достаточно либеральная, значительно смягчила своё отношение к выходцам из колоний, которые начали в массовом порядке въезжать в бывшую метрополию. К началу девяностых годов миграция жителей африканского континента приняла огромный размах: сотни тысяч их каждый год въезжали во Францию. Каждому из них предоставлялось французское гражданство и жильё, которое в массовом порядке начало строиться в пригородах Парижа и других крупных городов. По официальным данным, в 2006 году во Франции находилось пять миллионов иммигрантов и три с половиной миллиона иностранцев. При общей численности населения в 65 миллионов человек это составляет одну восьмую всех жителей страны, но необходимо учитывать, что в это число не включены «французы в первом поколении» - дети мигрантов, родившихся уже во Франции; их число по разным данным колеблется от пяти до пятнадцати миллионов человек, а это означает, что треть населения Франции могут составлять выходцы из Африки и их потомки! Думаю, такое и в страшном сне не могло присниться ни Королю-Солнцу, ни Наполеону, ни маршалу Петэну.

Если сравнивать темпы роста коренного французского населения, то мы увидим, что редко в какой семье белых бретонцев, французов и фламандцев рождается больше двух детей, чаще даже это один ребёнок. То есть, коренные французы не обеспечивают даже простого воспроизводства своей численности! А в семьях мигрантов четверо-пятеро детей – обычное дело. Да и ко всему ещё большинство мигрантов придерживаются консервативных течений мусульманской веры, зачастую смешанной с национальными африканскими верованиями, которые отрицательно относятся к контрацепции и идее чайлдфри, так популярной в среде белой молодёжи. И, конечно же, играет свою роль неприкрытая пропаганда идей гомосексуализма, потомства от которого по вполне понятным причинам дождаться невозможно. Всё это, да ещё непрекращающаяся миграция из стран Экваториальной и Северной Африки рано или поздно приведёт к замещению коренного белого населения Франции пришлым чёрным. И первая весточка этого – бунты цветной молодёжи в 2005 и 2007 годах.