Инквизитор Красной Армии

У каждого террора — свой исполнитель

Великую Отечественную войну связывают с Крымом не только имена известных и неизвестных героев. В этой череде есть и те, чье присутствие на полуострове в годы тяжелых испытаний лишь усугубило всеобщую трагедию. К таковым в первую очередь относится любимец Сталина, начальник Главного Военно-политического управления Красной Армии Лев Захарович Мехлис.

Будущий «инквизитор Красной Армии» Лев Захарович Мехлис родился в 1889 г. в Одессе в семье скромного служащего. Получив неплохое образование, он некоторое время работал конторщиком, затем учительствовал в гимназии. С 1907 г. связал жизнь с политической деятельностью и стал функционером еврейской партии «Поалей-Цион», близкой по идеологии к Союзу Бунда. Однако в 1911 г., после призыва в армию, Мехлис прекращает сотрудничество с этой партией. Он служит в основном в резервных частях артиллерии и, как многие другие военнослужащие запасных подразделений, попадает под влияние идеологии большевиков и связывает дальнейшую жизнь с работой в партийных структурах РКП(б).

После ухода в Красную Армию его карьера идет на взлет: комиссар бригады, дивизии, Правобережной группы войск на Украине. В должности комиссара 46-й стрелковой дивизии в 1920 г. впервые попадает в Крым. Его замечают и выдвигают на руководящие посты в политические структуры.

Любимец вождя

В 1921 г. он переходит в Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, через год в центральный аппарат ЦК ВКП (б), и, наконец, наступает звездный час — в 1926 г. становится помощником набирающего силу И. Сталина. За четыре года работы под крылом всемогущего вождя своей рабской преданностью Мехлис заслужил пожизненное покровительство тирана, которое всемерно стремился оправдывать. В 1930 г. с подачи хозяина занимает пост главного редактора газеты «Правда» и одновременно получает должность заведующего отделом печати и издательств ЦК ВКП (б), а в октябре 1939 г. становится членом Центрального комитета ВКП (б).

Чтобы угодить Сталину, Мехлис постоянно требовал усиления репрессий против «врагов народа», сам готовил доносы. Возглавляя Политическое управление РККА, развернул невиданную кампанию репрессий и дискредитации высшего командного и политического состава. В результате его действий было практически уничтожено высшее и среднее звено РККА, причем он не только «содействовал» органам государственной безопасности, но и сам проявлял инициативу, требуя новых и новых арестов «заговорщиков», а в отношении низшего звена принимал решения своей властью. Лично выезжал в округа, где организовывал «политические зачистки» среди командного состава. Так, прибыв в 1938 г. на Дальний Восток, сразу же приказал арестовать большинство командиров Дальневосточной армии. По воспоминаниям Н.С. Хрущева, Мехлис «часто выходил за рамки своих функций, потому что своим пробивным характером очень нравился Сталину».
С началом Великой Отечественной войны Мехлис становится заместителем Верховного главнокомандующего, одновременно продолжая возглавлять Главное политическое управление РККА. Столь неожиданное приближение к Самому было обусловлено небезосновательными опасениями Сталина относительно усиления пораженческих настроений среди командования армии.

«Красный демон» над Крымским фронтом

В 1942 г., когда появилась реальная возможность вытеснения 11-й армии генерал-полковника Манштейна из Крыма и деблокады Севастополя, Верховный направляет Мехлиса на Крымский фронт. Справедливости ради отметим, что на тот момент полководцы уже успели провалить первую фазу операции, потеряли инициативу и перешли к обороне на Ак-монайских позициях, дав противнику время на перегруппировку. Решения были совершенно в инквизиторском духе Льва Захаровича: Крымский фронт захлестнули репрессии. Полевые суды истребляли командиров и рядовых с не меньшей интенсивностью, чем это делали немцы. Число старших и младших командиров, попавших в эту кровавую круговерть, не поддается описанию. Директивы не имели отношения к организации обороны и подготовки к наступлению. Иногда в них явно прослеживался бред фанатично преданного вождю человека.

При этом совершенно безграмотный в военном отношении Мехлис ни на йоту не сомневался, что готовит грандиозный успех. Не желая никому подчиняться, он не желал никого и слушать, видя во всех или потенциальных предателей, или просто ничтожных людей, пребывающих в тени его полководческой гениальности, в которой он нисколько не сомневался. Он не уставал удивлять не только командование РККА, которое уже просто не знало, что ему делать с неутомимостью армейского комиссара 1-го ранга, но и командование 11-й немецкой армии. Генерал Манштейн даже не мог поверить в действительность происходящего по ту сторону фронта. Десятки раз гонял он разведывательные самолеты, пока не убедился, что советские войска вместо тщательного укрепления рубежей стали располагаться, как мишени на полигоне.

Кроме выдвижения всей артиллерии в боевые порядки пехоты, подтягивания тыловых подразделений в непосредственную близость от передовой, нашим войскам было приказано отказаться от окопов как снижающих наступательный порыв и отрицательно влияющих на боевой дух Красной Армии. Лев Мехлис упорно давил на военное командование, требуя скорейших активных действий всем фронтом. И это ему удалось. 27 февраля 1942 г. Крымский фронт начал наступление, которое сразу же провалилось, несмотря на преимущество в живой силе. Уже на следующий день противник вернул все из того немногого, что войскам Красной Армии удалось захватить накануне, прежде всего главный узел обороны — Кой-Асан.

Военный корреспондент «Красной звезды» Константин Симонов писал: «Метель вместе с дождем, все невероятно развезло, все буквально встало, танки не пошли, а плотность войск, подогнанных Мехлисом, который руководил этим наступлением, подменив собой фактически командующего фронтом безвольного генерала Козлова, была чудовищная. Все было придвинуто вплотную к передовой, и каждый немецкий снаряд, каждая мина, каждая бомба, разрываясь, наносили нам громадные потери... В километре — двух — трех — пяти — семи от передовой все было в трупах... Словом, это была картина бездарного военного руководства и полного, чудовищного беспорядка. Плюс к этому — полное небрежение к людям, полное отсутствие заботы о том, чтобы сохранить живую силу, о том, чтобы уберечь людей от лишних потерь...»

Потери были огромны.

Только за февраль — апрель 1942 г. они составили более 225 тысяч человек! Но ничто не могло остановить амбициозного политического руководителя истребления солдатской массы. Он требовал новых резервов, получал их, кидал под немецкую артиллерию и требовал пушечное мясо вновь… Только политбойцов в марте — апреле он истребовал почти 2,5 тысячи. Людские резервы выявлялись и на месте. «Надо сократить также заградительный батальон человек на 60 — 75, сократить всякого рода команды, комендантские... Изъять из тылов все лучшее, зажать сопротивляющихся тыловых бюрократов так, чтобы они и пищать не посмели...»

Патология жестокости

Очевидные признаки грядущей катастрофы оставались незамеченными. Неудачи казались ему временными. Он отмечал «слабую подготовку нашей пехоты», но не понимал, что лично содействовал подмене боевой подготовки бесконечными партийными и политическими мероприятиями.

В соответствии с веяниями времени Мехлис создал атмосферу шпиономании. 2 апреля он направил И.В. Сталину и Л.П. Берии шифровку особой важности, прося произвести «зачистку» Новороссийска от подозрительных лиц и придать ему статус закрытого города, вывести оттуда, а также из Керчи лагеря НКВД, в которых содержались освобожденные из немецкого плена: последние имели-де возможность общаться с бойцами, отправляющимися на фронт, что расценивалось как вещь недопустимая.

Предложение Л.З. Мехлиса нашло у Верховного главнокомандующего понимание: «Т-щу Берия. Правильно! Нужно прочистить также Тамань и Темрюк. В Новороссийске создать такую обстановку, чтобы ни одна сволочь и ни один негодяй не могли там дышать. О принятых мерах сообщите. И. Сталин».

Обвинения льются потоком на всех командующих. Какие только грехи не приписывает им Мехлис. О генерале Д.Т. Козлове: «ленив, неумен, «обожравшийся барин из мужиков». Кропотливой, повседневной работы не любит, оперативными вопросами не интересуется, поездки в войска для него — «наказание». В войсках фронта авторитетом не пользуется, к тому же «опасно лжив».

На командующего 47-й армией генерал-майора К.Ф. Баронова пало особое подозрение. К его оперативной разработке представитель Ставки ВГК подключил особый отдел НКВД фронта и выяснил, что: Баронов К.Ф служил в царской армии, член ВКП(б) с 1918 г. В 1934 г. «за белогвардейские замашки» исключен при партийной чистке, потом восстановлен. Родственники подозрительны: брат Михаил — участник Кронштадтского мятежа, «врангелевец», живет в Париже. Брат Сергей осужден за участие в контрреволюционной организации. Жена — «дочь егеря царской охоты». Сам Баронов изобличался в связях с лицами, «подозрительными по шпионажу». Сильно пьет. Штабом почти не руководит. Часто уезжает в части и связи со штабом не держит.

Участь генерала была решена. Его просьбу оставить на фронте и на строевой работе Л.З. Мехлис не пожелал даже выслушать. И таких примеров бесчисленное множество. Создавалось впечатление, что, кроме самого Мехлиса, никто и не думал защищать Крым, а лишь искал удобного случая переметнуться на сторону противника.

Патологическая жестокость коснулась не только своих, не менее страдали и военнопленные немцы. Л.З. Мехлис писал об этом сыну: «Фашистов пленных я приказываю кончать. И Фисунов тут орудует хорошо. С особым удовлетворением уничтожает разбойников».

«Мы должны быть прокляты»

Создав такую обстановку, в которой каждый из командиров больше думал о том, как защитить себя от сталинского любимца, чем о положении на фронте, представитель Ставки фактически обеспечил все условия для провала наступления. Наступательная операция плавно перешла в оборонительную.

Теперь над головой самого неугомонного комиссара навис дамоклов меч Сталина. Вождь незамедлительно потребовал отчета о неудаче в Крыму. Слабые попытки Мехлиса оправдаться не возымели успеха. Верховный был настолько раздосадован неудачей, что не посчитал нужным сдержать гнев: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и вы могли бы сами справиться с ними. Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронт и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».

Гнев хозяина был страшен. Поражение в Крыму и поражение под Харьковом до крайности усложнило обстановку на фронте.
4 июня 1942 г. Л.З. Мехлис как не обеспечивший выполнение директив Сталина был снят с поста заместителя наркома обороны СССР и начальника Главного политического управления РККА, а также понижен в звании до корпусного комиссара. Но уже с того же 1942-го и по 1945 год он снова — член Военных советов 6-й армии и многих фронтов. На всех должностях в армии Мехлис продолжает постоянно вмешиваться в решения командиров, требуя «руководствоваться решениями партии» независимо от стратегических и тактических задач войск. Постоянно пишет доносы в ЦК на командующих, требуя их привлечения к ответственности.

И все же фанатично преданный сталинской идеологии Л.З. Мехлис спустя несколько лет после войны, говоря об операции Крымского фронта в 1942 г., нашел в себе силы признать: «Мы… должны быть прокляты».

В 1950 г. Мехлис был уволен на пенсию «по состоянию здоровья» и умер в 1953 г. Прах «красного демона» погребен в Кремлевской стене в Москве.