Счастливая жизнь всё равно придёт: ей ведь тоже интересно

Встретиться с министром культуры собрались почти тридцать страждущих. И заслуженный архитектор России Ваган Каркарьян, к которому Рыбакова обратилась с открытым письмом, вызвала к барьеру, но на назначенное свидание так и не явилось, и председатель самарского отделения Союза театральных деятелей Владимир Гальченко, которого министр не принимает уже более года, и сопредседатели общественной комиссии по культуре при Самарской губернской думе Николай Мусаткин и Наталья Боброва, собравшие коллег на обсуждение вопроса о ходе реконструкции Академического театра и балета и подготовке его к первому сезону в обновленном здании.

Министр не пришла. Как, впрочем, и всегда. Но в этот раз свой отказ от участия в работе комиссии она сформулировала циничнее, чем обычно: «Реконструкция учреждения культуры «Самарский театр оперы и балета» относится к полномочиям министерства строительства и жилищно-коммунального хозяйства Самарской области. Учитывая вышеизложенное, считаем нецелесообразным участие представителя министерства культуры Самарской области в указанном заседании».

Работы по вводу театра в строй – вне полномочий и, главное, интереса министра! Реконструкция памятника истории и культуры ее также не заботит! Я уж не говорю об общественном мнении, об открытости в работе ведомства. Такое впечатление, что речь идёт о ремонте биотуалета на привокзальной площади.

Но делать нечего, обсуждали без нее. На многие из вопросов, связанных с исчезновением материальных ценностей в ходе строительных работ, появились ответы. По свидетельству бывшего главного инженера театра, в первые же дни после появления команды «Готовьсь к ремонту!» – костюмы, декорации, элементы интерьера, музыкальные инструменты – были выброшены на двор под ветер и дождь. А самая большая люстра, мешавшая выполнению работ в зале, была эвакуирована в неизвестном направлении, а спустя некоторое время стало известно, что ее «утилизировали».

Но ведь комиссия по «утилизации» должна состоять из имеющих лицензию экспертов, а таких в области – считанные единицы, и они об этих люстрах – ни сном, ни духом.

Выяснилось, что еще в 1992 году к предмету охраны отнесли внешний архитектурный облик театра и интерьер фойе. Значит, ведущиеся в театре работы попадают как под статью 243 УК (повреждение и уничтожение культурных ценностей), так и под 164-ю – хищение культурных ценностей.

Этому надо когда-нибудь положить конец! Таков единодушный вывод комиссии, решившей весь пакет документов и свидетельств направить в органы областной прокуратуры. А если ведомство господина Денисова вновь, потупив глазки, смолчит, то прокуратуры генеральной.

Две цифры – для сравнения. 29 января 1996 года, когда венецианский театр  «Ла Фениче» был закрыт на ремонтные работы, в нём произошёл пожар, который его практически уничтожил. Полное восстановление театра, находящегося не в самых простых экологических условиях с подвозом материалов водными транспортными путями, с затопленным фундаментом, обошлось казне в гигантскую сумму. В переводе на рубли – в 280 миллионов. Средства на незавершенную пока реконструкцию самарского театра давно перешли за отметку 3 млрд. рублей.

***

А напоследок – футурологический этюд на тему страшного суда в виде неминуемо наступающего открытия первого послеремонтного сезона.

Отдельные фантазеры еще надеются, что этот сезон начнётся в юбилейном для театра 2010 году (80 лет всё-таки). Однако против этой смелой гипотезы – несколько фактов.

Первый. На дворе – март, с метелями, сугробами, но март. Министерство культуры до сих пор не рассмотрело предложение по штатному расписанию, поданное театром в 2008 году. Штатное расписание, которое в отличие от действующего в сегодняшних партизанских условиях, должно содержать около 250 дополнительных единиц работников технических и вспомогательных служб, без которых «вся эта халабуда» не взлетит.

И это без учета потребностей камерного зала. И кроме того, в отличие от иных государственных театров, оперный до сих пор не получил государственный заказ на вторую половину бюджетного года.

Даже при традиционном российском головотяпстве так пренебрежительно относятся к делу можно только в одном случае, если реконструируемое здание и не планируется использовать под театральную площадку. В лучшем случае – под гастроли «пузочёсов» с их «ум-ца-ца» на усладу авторитетных пацанов с девчонками, в худшем – под межгалактический Дворец конгрессов.

В пользу этой версии – и размер средств, предусмотренных на ремонт, реконструкцию и восстановление костюмов и декораций к спектаклям. Для того, чтобы без серьёзных проблем начать сезон, театр должен иметь как минимум 12 названий (по два проката одного названия в месяц – иначе при любви самарцев к классической музыке не выживешь). Старое оформление использовать невозможно – его либо нет, либо оно рассчитано на иные параметры сцены, либо оно в таком состоянии, что на фоне густо разбрызганной по стенам позолоты будет смотреться как таджикский цыган на помолвке принца Уэльского.

Два спектакля планируют поставить в течение оставшегося полугода, а на остальные запланировали аж 2 млн. рублей. При том, что затраты на декорации не самой, прямо скажем, сложной в этом отношении «Жизели» обошлись в 5 млн.

В этом месте обычно следует вставная ария бюрократа, радеющего за деньги, которых не хватает сиротам, старикам и лицам с ограниченными физическими возможностями. Но на неё у меня приготовлен ответ. Открыть театр предполагают концертом симфонического оркестра Мариинского театра под управлением Валерия Абисаловича Гергиева.

Приезд в Самару музыкантов такого уровня – настоящее счастье для любителя музыки. Однако право первого представления должно принадлежать своим. Иначе не совсем понятно, чего празднуем и для кого все эти траты и тяготы.

И, наконец, на приезд оркестра министерство испросило у Правительства 10 млн. рублей. Во-первых, это в пять раз больше, чем на возобновление всего текущего репертуара, что наводит на размышление: «А хорошо ли встречать гостей в рваных носках?»

А во-вторых, почему именно такая сумма. Дело в том, что Мариинский театр входит в весьма узкий пул художественных коллективов, получающих президентские гранты. В условиях предоставления этих грантов есть специальная строчка, говорящая о том, что они должны способствовать широкому знакомству граждан нашей необъятной Родины с высоким искусством в столь замечательном исполнении. Из чего следуют ограничения на гонорарные запросы в рамках российских гастролей. Я имел отношение к организации концертов находящегося в подобном же положении оркестра Юрия Абрамовича Башмета и потому смело утверждаю, что цифра $335 000 взята с потолка.

Даже если вычесть из неё расходы на чартер, простите за использования термина, господин Артяков, «Санкт-Петербург – Самара – Санкт-Петербург», затраты на аренду четырех лимузинов и пяти автобусов, и даже цветы, минеральную воду без газа и фрукты, то всё равно получается больше, чем плата за выступление в Карнеги-холле.

А вот теперь самое главное. Я уверен, что Гергиев к планируемой афере не имеет никакого отношения. Более того, я уверен, что он не ведает – пока не ведает – о размере якобы его вознаграждения. Мне кажется, что в воздухе запахло «откатом» с участием высокопоставленных чиновников самарского правительства. Деньги, как обычно, перечислят некой фирме, выигравшей, разумеется абсолютно честно, тендер. А уж та по ходу дела сэкономит, откуда и отваляться два – два с половиной миллиона.

Так что, как говаривал мой коллега-сказочник Матроскин, кот Матроскин: «Средства у нас есть, у нас мозгов не хватает!»

И потому, когда я слышу плач федерального министра Авдеева о том, что отечественной культуре не хватает денег, я начинаю понимать, зачем нужны рыбаковы. Чтобы в критический момент предъявить их деяния народу и спросить: «Так вы им хотите доверить ваши налоги?» После чего и денег не дать, и министра выгнать с позором.

Но критический момент этот, видимо еще не настал.