Игорь Шувалов: «Я понимаю, как ощущает себя водитель, которого останавливают ни за что»

Первый вице-премьер Игорь Шувалов недавно был назначен омбудсменом по правам инвесторов. О том, сможет ли он защитить предпринимателей от правоохранительных органов и почему сам боится сотрудников ГИБДД, когда едет за рулем по Кутузовскому проспекту, Шувалов рассказал корреспонденту Newsweek Оуэну Мэтьюсу.

«На федеральном уровне коррупция минимальна»

В чем заключаются ваши права и обязанности как омбудсмена?

Ко мне смогут обращаться те, у кого возникают сложности в продвижении своих инвестпроектов. Будет задействован аппарат Минэкономразвития, мы назначим специально уполномоченных лиц. И я буду сам рассматривать эти жалобы, принимать этих людей и докладывать своему руководству. В рамках своих полномочий буду принимать решения либо, если не хватит моей власти, обращусь к председателю правительства и президенту.

Будете рассматривать все случаи, включая Билла Браудера (глава инвестиционного фонда Hermitage Capital Management. – Newsweek)? Или он персона нон грата?

Что касается его деятельности как инвестора, это будет в моей компетенции. Если это будет выходить за рамки моей компетенции - а, как я понимаю, в его случае это в том числе связано с вопросами уголовных дел, - то придется эти проблемы рассматривать с правоохранительными органами.

То есть если у инвесторов проблемы с правоохранительными органами, это не к вам?

Я так не сказал. Я сказал, что просто не смогу это решить сам. Институт омбудсмена не предусматривает вмешательства в деятельность правоохранительной системы.

В России сильно недооценивают резонанс, который имело дело Сергея Магнитского на Западе. Будут какие-то последствия?

Вы видели, какой жесткой была реакция президента России. Власть могла по этому поводу промолчать. Могла занять оправдательную позицию. Президент своим жестким выступлением как бы взял на себя обязательство, что дело будет рассмотрено. Какие опции могли быть еще?

Например, судить виновных…

Подождите, не так быстро. Разве это так быстро происходит во всех других странах? Если находятся виновные, вину надо доказать, провести судебный процесс. И этому приговору дать возможность дойти до высшей инстанции. Это может быть год-два.

А вы верите, что правосудие в России может провести честное расследование? Может дойти до уровня правительства и правоохранительных органов?

Может. Я в это верю. У нас даже в прошлые годы и прокуратура, и следствие подбирались совсем высоко. Иногда, может, даже неоправданно жестко себя вели в отношении очень высоких должностных чинов. Это заканчивалось отставкой, а потом в суде дело разваливалось, кстати.

По телевизору у нас иногда показывают: кто-то кому-то миллион рублей дал за какое-то спортивное сооружение. Но показывают обычно чиновников регионального уровня. Почему? Потому что это правильно! Самая высокая коррупция на муниципальном и региональном уровне, там, где бизнесмены общаются непосредственно с властями предержащими. На федеральном уровне, если коррупция есть, она минимальна, потому что теперь по-другому распределяются денежные средства, доступ к благам, к активам.

«Если меня остановят, то быстро отпустят. А как же простые люди?»

Вы утверждаете, что нет чиновников или милиционеров, которые выше закона?

Многие так чувствуют себя. Но система так работает, что никогда не знаешь, когда придется отвечать. Вы знаете, чаша терпения когда-то переполняется. У нас в последнее время очень много было жалоб на сотрудников ДПС. Вы знаете, как они себя ведут. Есть добросовестные, вежливые. А есть хамы, которые вымогают взятки. Вот это все копилось, копилось, копилось и докопилось до того, что повсеместно стали проходить соответствующие рейды. Их берут с поличным при получении взятки. Это кампания по всем регионам, от Москвы до Дальнего Востока.

Я отвечаю за комиссию по безопасности дорожного движения и время от времени общаюсь с руководителем ГИБДД Виктором Кирьяновым. Там внутри ситуация очень напряженная. Люди понимают, что заканчиваются времена, когда в ДПС шли, чтобы получить должность, которая будет потом кормить. Косвенное свидетельство этому, что он (Кирьянов. - Newsweek) все жестче и жестче ставит вопрос о социальном пакете для офицеров. Те, кто хочет получать взятки, уже не смогут их брать, не смогут людей мучить на дорогах. Но взамен нам нужно будет иметь квалифицированных офицеров, которые и жизнью своей часто рискуют, и понимают, зачем они это делают.

Взаимоотношения общества и правоохранительной системы являются одним из тормозов развития предпринимательства. Президент, как видите, начал реформу МВД, и все это понимает. У нас есть общее понимание, где какие болезни. Я иногда встречаюсь с людьми, и они говорят: вы там высоко, в правительстве, вы ничего не понимаете. Но мы такие же простые люди. Я два раза в день, утром и вечером, «получаю брифинг» от жены, как все плохо на улице. А в субботу и воскресенье вынужден проверять это на собственном опыте. Мы - не оторванные от жизни люди.

Вы в выходные сами садитесь за руль?

Да, поэтому я очень хорошо понимаю, как ощущает себя человек за рулем, которого останавливают ни за что.

Вот, например, проезжаю Триумфальную арку, а там стационарный пост, стоят офицеры. И ты знаешь, что у тебя все в порядке, и думаешь - все равно остановят. Ну хорошо, если меня остановят, то быстро отпустят. А как же простые люди?

А вы что, один едете? Без машины сопровождения?

Без. Я убегаю, и все. Мы с женой часто уезжаем. Я понимаю, что за рулем ты не чувствуешь себя в безопасности. Ничего не нарушал - зачем тебя останавливают? И что у тебя проверяют? И даже если проверяют - пусть эта поверка будет дружелюбной. А у нас ведь офицеры подчас ведут себя так недружелюбно! В этом проблема, что у нас очень многие на улицах лишний раз не улыбнутся. Это вещи, над которыми надо работать.

«Мы будем продавать нефть и газ, пока это нужно человечеству»

Почему для России именно сейчас важно снизить зависимость от энергоресурсов?

Мы еще в 2006 году понимали, что сырьевой сектор нужен и России, и всему миру - до «зеленой» экономики еще далеко. Но свое будущее с этим связывать вряд ли стоит. Для нас плохо, когда доходы от нефти и газа валят экономику.

Нам не нужно таких доходов, ведь экономика реально этих денег не заработала. Мы оказываемся в ситуации, когда социальные ожидания все выше и выше, их нужно оправдывать какими-то большими решениями, а производительность труда не растет, новые сектора экономики не развиваются.

У нас в стране очень много из чего можно сделать продукт. И огромный рынок - больше 140 миллионов человек. Население поголовно образованно. Уникальная ситуация - мы ведь не Индия и не Бразилия. Там люди близко по уровню образования не стояли с российским населением. Это рынок высокообразованных людей, которые в состоянии из всего этого материального произвести множество продуктов. У нас, может быть, не очень красиво получается ширпотреб, который красиво получается у китайцев. У нас нет красивых оберток. Но у нас хорошие большие машины. Мы умеем делать хорошие ядерные реакторы.

Российские машины? Какие?

Машиностроительные комплексы, турбины...

Не автомобили?

Нет, не автомобили. Все, что касается тяжелого машиностроения. Я в какую страну ни приеду, все говорят: мы хотим совместных проектов с вами в энергетическом секторе. Нам надо ко всему, чем мы обладаем, приложить талант и способность создавать ноу-хау. У нас в стране было совершено большое количество самых интересных изобретений. Но продукты выходили в США, Израиле, других государствах.

Мы на днях отмечали 80-летие академика Алферова. Его академическая школа создавала проекты, которые легли в основу, например, мобильной связи. Только у нас никогда не было инфраструктуры доведения продукта до конечного потребителя. Связь с тем, кто завтра купит у тебя мобильный телефон, и сегодняшней работой академика очень размыта. И ее надо обеспечивать. Нам нужна экономика, основанная на знаниях, - не нужно просто воспринимать, что все в стране будут писать софт.

Сейчас идет жесткий спор по поводу модернизации и инноваций: что первично. Президент настаивает, что это должны быть инновации. То есть новое применение знаний, которое не имело аналогов. А модернизация - это когда мы адаптируем другой существующий опыт. На самом деле России нужно и то и другое. Медведев хочет стремительного всплеска инноваций. И там, где это необходимо, - обеспечить модернизацию заимствованием существующих технологий. Я тоже считаю, что инновации первичны, не нужно пытаться повторить чужой опыт. Россия в состоянии при помощи своих ученых при надлежащем менеджменте соединить одно с другим, и это будет наш конкурентный продукт.

Но до тех пор, пока это нужно будет человечеству, мы будем продавать нефть, газ, металлы, поставлять их на мировой рынок. Мы осознаем в этом свою ответственность.

Но наше внутреннее поведение не должно быть связано исключительно с этим.

«Когда мы вступим в ВТО, одному богу известно»

С созданием Таможенного союза возникают сложности. Что Россия выиграет от создания Таможенного союза и почему это лучше, чем вступать в ВТО?

Проект нашего вступления в ВТО имеет длинную историю - почти 17 лет. Таможенный союз чуть моложе - 14 лет. Они развивались параллельно, а не как альтернатива. В какой-то момент было принято решение, что сначала мы завершим весь процесс вступления в ВТО, а потом закончим формирование Таможенного союза.

Мы рассчитывали вступить в ВТО еще в 2005 году. Но этого не случилось. Впоследствии стало ясно, что невозможно все время эти вещи увязывать. Когда закончатся переговоры по ВТО, одному богу известно. И тогда было принято решение переходить к практической реализации Таможенного союза.

При этом, вступив в Таможенный союз, мы продолжаем переговоры по вступлению в ВТО. У нас есть единая переговорная площадка на три государства. Сначала мы встретили определенную обеспокоенность со стороны секретариата ВТО. Никто не понимал, что такое Таможенный союз, какие у него полномочия. Мы перевели на английский язык все соглашения, наняли специалистов. Мы готовы доказать, что это не противоречит никаким образом ВТО. Когда нам говорят, что, создав Таможенный союз, мы кого-то отпугнули, я с этим не согласен.