РОССИЯ: ОТЕЧЕСТВО ГЛАЗАМИ ПРАВОСЛАВНОГО ЧЕЛОВЕКА

Россия для нас больше, чем просто земля, в которой нам приходится жить, она – наше Отечество. Это понятно на уровне чувств, но если попытаться перейти на язык разума, то возникает вопрос: что есть Отечество, почему сердце откликается на это слово – только ли потому, что здесь земля наших отцов? Аналогично и Родина – неужели просто то место, где я родился?

Думается, что все не так просто.

Для православного человека помимо земного отечества существует и Отечество небесное. Тот, к кому обращено «Отче наш», есть наш Отец в самом полном смысле этого слова. Разлука с Ним, причиной которой служит наша неверность, отзывается болью в христианской душе. И дай то Бог, чтобы все мы вернулись в Дом свой, в котором по милости нашего небесного Отца, обителей много...

В этой перспективе земное отечество становится как бы прообразом Отечества небесного. Великое счастье народа, если обычай его родины – христианский обычай. Но земные обычаи несовершенны...

Мы любим Россию, но это не значит, что мы любим все, что можем в ней встретить. То, что достойно любви, отбирается согласно нашему представлению о достойном. России не достаточно просто занимать место на географической карте, чтобы носить наименование Святой Руси. То, что в ней свято, противостоит тому, что паскудно. В какой из этих частей наше Отечество? Какой частью возрастает Россия?

Наша беда, что до язычества нам ближе, чем до апостольской проповеди.

Языческая Русь приняла православие... Это означает, что Русь существовала до православия. Языческие традиции более исконны, а потому так трудно истребимы – многовековое народное двоеверие и современный языческий ренессанс тому свидетели.

Всякий раз, когда в храме поют «Отцев Боже, помилуй нас», задумываешься над этим. Для нас отец – Авраам, мы оспариваем это сыновство у иудеев. Мы – те камни, из которых Бог создал новых детей Аврааму. Мы – привитая ветвь, зазеленевшая взамен отсохшей природной ветви.

Наши отцы – и отцы Вселенских соборов, хотя мы говорим на славянском, а они – на греческом языках. Но в то же время наши отцы по плоти поклонялись Велесу, Яриле, Перуну и иже с ними. Отцы ли они нам? Куда растут корни моего дорогого Отечества?

Россия, преодолевая расслабленность, начинает возрождаться. Хорошо бы понять, что это за возрождение. Жить в великой стране хорошо, но какова эта хорошесть? Если улицы будут благоустроены, преступность подавлена, а мне возвращена уверенность в завтрашнем дне, и я, успокоенный, буду все реже вспоминать о Господе, на пользу ли мне такое возрождение? Набив желудок, сложно молиться. Будучи богатым, сложно спастись. Полезен ли мне достаток? Россия всегда страдала, может потому она и свята? Пресловутый жизненный уровень Запада – не он ли причина его вседовлеющей светскости?

То же и в международной политике. Быть великой державой, чтобы сметь щелкнуть Америку по носу, конечно, приятно. Но признаться, ведь это – гордыня. Если мы можем нарушить чужие планы, это, несомненно, свидетельствует о нашей силе, но если нас вдохновляет лишь идея политической независимости, то наши успехи не только не приближают нас к Небесному Отечеству, но даже наоборот.

Чистая политика с православной точки зрения пуста. Можно быть империей и быть империей бездуховной и даже антихристианской. В истории великое множество нехристианских империй и только несколько на государственном уровне признающих Христа. Лучше не иметь чести исторической нации, если эта «историчность» подобна актерской славе или обязана военно-технической силе. Молиться в своем дому, затворив дверь, и пусть соседи не знают, что происходит за этой дверью.

То же и с армией. Если ее призвание – защищать нашу культуру, нашу веру от желающих исторгнуть их из нашего сердца, – да благословит ее Господь. Но если весь вопрос в том, кто будет делать деньги на природных богатствах России – американский или отечественный капитал, – функцией армии становится защита собственничества. С такой государственной идеологией Вооруженные Силы будут служить не Богу, а маммоне, и для православного человека безразлично, какова их боевая готовность.

Идея территориальной целостности без идеи православного государства становится непонятной. Для чего России быть единой? Почему так важны ей Курильские острова? Другое дело, если эти острова – форпост православной ойкумены, тогда их потеря означает потерю частицы Божьей земли, что, конечно, недопустимо.

Думается, что наш патриотизм, возрождение которого мы сейчас наблюдаем, складывается из двух составляющих. Одна из них – надежда обретения православной государственности. Если бы она действительно состоялась, тогда бы получили значение и укрепление армии, и сохранение границ России, и промышленный рост, и усиление власти. Наше сознание, видя пробуждение страны, радуется тому, что есть, в предчувствии того, что может быть. А ведь может и не быть. Тогда что же – радоваться, что мы будем иметь не одну, а две Америки?

Вторая составляющая нашего патриотизма согласна радоваться и этому. Это – чувство обиженной нации, или попросту национализм. Русское хорошо уже просто потому, что оно русское. И это опасно. Не случайно Русское Национальное Единство использует и христианскую и неоязыческую риторику.

В этом контексте их просто объединить, – и та и другая укоренены в русском сознании, равно как и в российской истории. Патриотизм как верность самосознанию нации надо допускать в свое сердце обязательно с рассуждением. От патриотизма как воспроизводства архетипа прошлого иногда по рассуждению следует отказаться. В истории России можно найти несколько примеров спасительного отказа от патриотизма.

1. Призвание варягов. Отдать страну под управление иноплеменников – идея непатриотическая. Но в результате возникло русское государство. Народ, смирившись, приобрел навык подданичества, ставший в дальнейшем одним из оснований российской монархии.

2. Крещение Руси. Отказ от веры отцов в пользу иноземной веры. Каждый русич, принимая православие, должен был осознавать, что раньше его земля жила не по истине. А это тяжелый духовный подвиг.

3. Возникновение Московского государства. Если бы каждое княжество отстаивало свой удельный суверенитет с твердостью Твери или Новгорода (а за удельным патриотизмом стояла многовековая традиция), то где бы сегодня мы взяли Россию?

4. Реформы Никона. Признать, что старые книги, по которым жили отцы и деды, содержат ошибки, исправлять русские книги по иноземным, – это было страшное попрание национального духа. Ушедшие в раскол – это самые настоящие патриоты, только они верность традиции поставили выше истины.

Опасно без рассуждения принимать и идею Третьего Рима. Россия не является Третьим Римом по определению. Миссия Третьего Рима – именно миссия, и ее надлежит исполнять. В конце концов, это – только ответственность перед Богом за судьбу православия. Если русское государство не признаёт этой ответственности, все разговоры на эту тему – только слова. Без понимания этого концепция «Москва – Третий Рим» является прелестью. Не неся обязательств, мы почему-то требуем прав.

Уже звучит мысль, что только русское православие – истинное православие. Другие Церкви воспринимаются как церкви второго сорта, как будто только в Русской Православной Церкви можно спастись. Рождается ощущение, что русскость считается гарантией православия. Будучи чадом русской церкви, исповедуясь и причащаясь, не имея прещений, человек уже не может отклониться от истины. Чем-то это напоминает непогрешимость предстоятеля Римской Церкви. Такая превознесенность позволяет пренебрежительно отзываться о человеке Запада. Как будто уже состоялся Суд, и мы спасены, а европейцы погибли.

Наконец, идея «Третьего Рима» позволяет конструировать аналоги Царства Божия на земле. Мир с православной Россией в сердце, – какой православный русский не обрадуется этой картине! Но почему-то очень сложно сочетать в себе тягу к такому миру с тем, что основным деланием на пути к нему является собственное покаяние. Гораздо проще участвовать в движениях, соборах, диспутах и т.д., чем каяться в грехах. Идея «Третьего Рима» ориентирует человека на внешнее...

И не мудрено. Смирение, молитва и пост – внутреннее делание – мостят дорогу на Небо, а не к православной монархии, а если православное царство и будет дано, это будет дар Божий, а не закономерное следствие из нашей социальной активности.

В последнее время идея Третьего Рима активно используется в средствах массовой информации, в том числе и православной ориентации. Наиболее ярко она проявляется в самом популярном православном издании – журнале «Русский дом». «Русский дом» – журнал действительно русский. И кажется, что иногда его национальный патриотизм идет в ущерб православию. Заметна готовность привечать всякого патриота, кем бы он ни был – Баркашовым, Прохановым, Рыбаковым, не вдаваясь в рассуждение, одинаковые ли у них с нами взгляды на то, что называется Русью. Чувствуется вера в Россию, в ее державное будущее.

Но эта вера – неправославна, она не вытекает необходимо из святых истин. Это человеческий конструкт, надстройка над православием, совершенно необязательная для православного человека. Проводится разграничение по принципу свой/чужой. Журнал обличает и осуждает. Но осуждение любого человека – в том числе и Ельцина – всегда грешно. Итогом является – умышленно или неумышленно – воспитание русской национальной гордыни. Самое страшное, что этот искус предлагается социально активной, деятельной части православного населения (именно таковы подписчики «Русского дома»). В результате их православное сознание деформируется. Воздействие это никак не вербализируется и потому проникает в психику без контроля со стороны разума.

Не дай Бог, чтобы мы находились в преддверии возникновения новой ереси. Один шажок дальше, и можно представить себе разрыв со Вселенской Церковью, лозунги – «спасение есть только у нас», «Россия должна быть великой несмотря ни на что». Что тогда останется от православия?

Страшно потерять наднациональный дух православия. Это то же самое, что потерять само православие. Ибо проповедь Христа – всегда и ко всем, вне зависимости от времени, национальности и обстоятельств. И отклик души на эту проповедь не зависит от внешнего, пускай это внешнее и дорого нам в силу душевной привычки.