Глобальное измерение войны

По мере совершенствования институтов и механизмов выработки государствами согласованной политики сужается диапазон, в котором политические цели могут достигаться силовыми способами, а общий интерес к устойчивости экономических связей начинает действовать как фактор сдерживания военной силы.

Так, несмотря на высокий уровень настороженности Соединенных Штатов по отношению к быстро растущей экономической и военной мощи Китая, уровень экономической взаимозависимости двух стран практически свел к нулю вероятность их военной конфронтации. Можно говорить об аналогичной связанности Европейского союза и России. Причем, несмотря на искусственно «раскручиваемую» угрозу энергозависимости ЕС от России, реальность такова, что российские модернизационные проекты в решающей степени опираются на потенциал Евросоюза.

ИЗМЕНЕНИЕ РОЛИ И ОСОБЕННОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ВОЕННОЙ СИЛЫ

Мировые расходы на оборону в абсолютном выражении продолжают расти, но военная мощь в мировой политике постепенно трансформируется. Некогда силовой инструмент достижения политических целей превращается в потенциал силовых возможностей, создающий самим фактом своего существования необходимые, хотя недостаточные для этого условия.

На практике использование военной силы в большинстве случаев направлено на то, чтобы разрешить внутренние проблемы государства. Растущая в условиях глобализации дифференциация стран по уровню не только экономической, но и военной мощи создает предпосылки для использования её теми, кто обладает значительным военным превосходством. Однако в реальности такая тенденция до сих пор проявлялась лишь в политике единственной на сегодняшний день сверхдержавы – Соединенных Штатов Америки.

Воздействие двух противоположно направленных тенденций в отношении применения военной силы (сдерживание в интересах мировой экономической системы и стимулирование, определяемое самим фактом существования подавляющего военного превосходства) приводит:
к поиску легитимных целей ее использования (миротворчество, антитеррористические или гуманитарные операции и т. д.);
к рассредоточению ответственности и распределению усилий (формирование коалиционных группировок войск);
к поиску скрытых форм силовых действий (тайные спецоперации).

Характерно, что, несмотря на значительное превосходство в военной мощи, США не способны к ведению длительной войны даже локального масштаба. Это связано не с военным потенциалом, а с внутриполитическими факторами. Демократические механизмы американского общества не позволяют вести «непопулярные войны» без убедительной мотивации. Чем выше уровень демократии в стране, тем ниже порог «срабатывания» внутренних ограничителей. Собственно и сам факт начала военного конфликта требует обоснования необходимости участия в нем страны. (К сожалению, некоторые примеры вооруженных конфликтов последнего времени, особенно война в Ираке, демонстрируют, что и в демократических странах сохраняется риск манипулирования общественным сознанием.)

В авторитарной и тем более тоталитарной стране основные усилия направлены на то, чтобы воздействовать на мировое общественное мнение. В этих странах убеждение собственного народа может быть заменено подавлением. С одной стороны, чем меньше демократии, тем выше способность государства к ведению войны любого масштаба, а с другой стороны, чем больше демократии, тем выше уровень экономической и соответствующей военной мощи.

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННЫХ ВОЕННЫХ КОНФЛИКТОВ

В современном мире наиболее вероятным остается использование армии в локальных военных конфликтах внутреннего либо межгосударственного характера.

Межгосударственный конфликт в условиях глобализации наиболее вероятен между государством, обладающим незначительным военным потенциалом, и государством (коалиционной группировкой войск) с преобладающей военной мощью. В результате вооруженные силы первого, вероятно, будут разгромлены, а межгосударственный конфликт неизбежно перерастет в фазу противоборства регулярных войск с нерегулярными воинскими формированиями.

Отсюда следует, что целенаправленная подготовка армии к ведению военных действий с нерегулярными воинскими формированиями должна стать одним из необходимых и важных направлений военной политики. Вооружения, военную технику и боевую подготовку следует сориентировать не только и не столько на традиционные формы и способы ведения боевых действий, но и, пользуясь терминологией Евгения Месснера, одного из известных российских военных теоретиков, на «мятежевойну». Его определение «мятежевойны» и ее особенностей, данное в середине прошлого века, приобретает все большую актуальность:

«Войны сплелись с мятежами, мятежи – с войнами, создалась новая форма вооруженных конфликтов, которую назовем мятежевойной… Теперь нет разделения на войско и население – воюют все с градуированием напряженности и постоянства: одни воюют явно, другие – тайно, одни – непрерывно, другие – при удобном случае. Теперь регулярное войско лишилось военной монополии: наряду с ним (а может быть, даже больше, чем оно) воюет иррегулярное войско, а ему секундируют подпольные организации…Появление иррегулярного войска привело к вульгаризации понятия “войско”, а отсюда – снижение военной этики. Этика допускала военные хитрости, но не коварство. Ныне же в штабах разрабатывается тайновоевание: стратегия, оператика и тактика низости – террора, вероломства, измены… Сейчас же подлость вводится в систему, и арабский способ ведения войны – “грязная война” – становится основной частью каждой войны».

В этой связи характерен пример военных действий в Ираке. Вооруженные силы США и их союзники по коалиции быстро и успешно нанесли поражение иракским войскам, но увязли на годы в «мятежевойне». Лишь после реализации ряда серьезных мероприятий и в части оснащения войск, и в части боевой подготовки в интересах повышения способности ведения боевых действий с иррегулярными формированиями удалось достичь прогресса, позволившего говорить о реальности вывода войск коалиции из Ирака.

Судя по всему, такой поворот в боевой подготовке и оснащении американской армии – это отнюдь не реакция на текущую ситуацию, а ориентация на долгосрочную перспективу. Не случайно министр обороны США Роберт Гейтс заявил на слушаниях в Конгрессе 13 мая 2009 г.: «Мы должны быть готовы к ведению наиболее вероятных войн, а не тех войн, к которым традиционно мы были лучше всего готовы». Хотя одновременно было подчеркнуто, что от ранее намеченных долгосрочных программ разработки вооружения и военной техники Министерство обороны отказываться не намерено. Но иного ожидать и не приходится. Корпорации, имеющие долгосрочные, дорогостоящие заказы не позволят их свернуть даже в случае их полной непригодности, и это относится не только к американским корпорациям. Они могут позволить себе финансовую поддержку всего возможного спектра оборонных программ, меняя в зависимости от ситуации лишь расстановку приоритетов их реализации, форсируя одни и замораживая другие.

Глобализация приводит к потере монополии государства на вооруженное насилие, возрастает «роль негосударственных субъектов в коллективном насилии», что требует от силовых структур государства способности действовать против негосударственных силовых образований.

РАСХОДЫ НА ОБОРОНУ

Четко обозначившаяся тенденция к снижению вероятности широкомасштабных военных конфликтов делает все более устойчивым курс на сокращение доли оборонных расходов.

Большинство стран ограничиваются расходами на оборону в пределах 2% от ВВП. Эта цифра остается относительно неизменной для стран как с низким, так и с высоким уровнем доходов. По мере укрепления экономического потенциала, как правило, увеличиваются статьи расходов на современные функции государства (социальные – прежде всего образование и здравоохранение). Наиболее развитые из этих стран тратят на современные и традиционные функции (оборона, безопасность и др.) в соотношении от 3:1 до 10:1. Государства Европейского союза по мере вхождения в общее оборонное пространство, в том числе в рамках НАТО, существенно сократили долю оборонных расходов. Вместе с тем отмечается более высокий уровень расходов на современные функции – от 7:1 до 10:1. 

Даже новые члены Североатлантического альянса снизили затраты до уровня «старых» членов альянса. Первоначально их оборонные бюджеты были достаточно высокими, что было связано с необходимостью трансформации национальных вооруженных сил под стандарты НАТО, но в последующем общая закономерность превалировала. 

В Соединенных Штатах Америки военные расходы подчинены общей тенденции снижения их доли от ВВП, но имеют определенную специфику. В первую очередь это связано со стремлением США сохранить свое глобальное превосходство. Такой курс был характерен для Америки и в 1990-х гг., но наиболее интенсивно он реализовывался администрацией Джорджа Буша, использовавшей в качестве повода необходимость борьбы с международным терроризмом. Так, если при администрации Билла Клинтона затраты на оборону увеличились на 8 %, то при его преемнике за аналогичный период – на 71 %. В абсолютном выражении военные бюджеты выросли с 294 млрд долларов в 2000 г. до 690 млрд долларов к 2009 г. На США в 2005 г. приходилось 46 % от мировых военных расходов. В то же время доля расходов от ВВП на оборону выросла всего на один процент – с 3 до 4, что объясняется ростом ВВП. 

Тем не менее в Соединенных Штатах уровень соотношения затрат на современные и традиционные функции государства ниже, чем в большинстве европейских стран, хотя в абсолютном выражении расходы в США на образование и здравоохранение на душу населения остаются самыми высокими в мире. Вопреки кризису, в 2010 г. ожидается дальнейший рост военных бюджетов, хотя администрация Барака Обамы предполагает сократить их к 2014 г. на 10%. 

По всей видимости, необходимость завершения операции в Ираке и достижения успеха в Афганистане не позволяют немедленно приступить к сокращению доли расходов на оборону. Кроме того, реальное участие Вооруженных сил США в военных конфликтах и планы по увеличению численности Армии и Корпуса морской пехоты заставляют инвестировать больше средств, выделяемых на повышение привлекательности воинской службы. С этой целью предусматривается не только ежегодное увеличение на 3 % денежного содержания личного состава, но и существенная прибавка средствам, выделяемым на медобслуживание (планируется примерно на 8 %).

Одновременно заметны реальные шаги по сокращению целого ряда программ вооружений. Общая направленность их корректировки отражает стремление сократить расходы по наиболее дорогостоящим программам, рассчитанным на среднесрочную либо долгосрочную перспективу, а также по программам, эффективность которых представляется сомнительной. В то же время приоритет сохраняют те средства и системы, которые обеспечивают эффективность действий войск против иррегулярных воинских формирований.

Цель сохранения глобального военного превосходства остается, но пути ее достижения меняются.

В целом глобализация приводит к устойчивой тенденции, в соответствии с которой доли расходов на оборону в развитых государствах со-кращаются при одновременном увеличении расходов на современные функции государства (развитие человеческого потенциала).

АРСЕНАЛ СРЕДСТВ ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ

В условиях все более строгих ограничений по открытому использованию военной силы к проведению боевых операций могут предъявляться особые требования. Так, например, с позиций нападающей стороны идеальный сценарий локального конфликта может выглядеть следующим образом.

На первом этапе организуется и проводится информационная операция стратегического масштаба. Ее цели – дискредитировать политическое руководство «проблемной страны» на международном и внутреннем уровне, обозначить и обеспечить поддержку оппозиционных сил.

На втором этапе дестабилизируется ситуация внутри «проблемной страны», с тем чтобы к власти пришли нужные оппозиционные силы. При необходимости проводится специальная кампания по дискредитации или физическому уничтожению действующего политического руководства.

Третий этап связан с открытым использованием военной силы. Он зависит от успеха двух предшествующих. Если к власти в «проблемной стране» удалось привести нужные политические объединения, то третий этап оказывается излишним. Международное сообщество следует убедить в необходимости военной операции. Основанием для ее проведения может служить лозунг восстановления мира (если удалось дестабилизировать ситуацию) либо защита прав одной из групп населения в гуманитарных целях, угроза безопасности на региональном или даже глобальном уровне (терроризм, распространение оружия массового уничтожения) и т. д.

Содержательная часть информационной операции должна позволить получить одобрение на применение силы со стороны ООН и региональных организаций по безопасности. Одновременно общественность и политические силы собственной страны необходимо убедить в том, что военные действия соответствуют национальным интересам, а возможные жертвы оправданы благородством целей. Непосредственно перед использованием военной силы проводится психологическая операция, направленная на то, чтобы подорвать моральный дух личного состава вооруженных сил «проблемной страны». Ее население должно убедиться в бесполезности сопротивления.

Чем более длительна фаза непосредственно военной операции, тем выше вероятность возникновения иррегулярных формирований и начала сопротивления в форме «мятежевойны». Поэтому при проведении военной операции для разгрома вооруженных сил «проблемной страны» в кратчайшие сроки должны быть использованы все средства.

Решающим становится фактор времени. В этой связи особые требования предъявляются к системам связи и управления. Они должны обеспечивать высокий уровень оперативности действующих независимо друг от друга войсковых группировок.

Постоянный мониторинг обстановки в районе конфликта позволяют обеспечить космические средства коммуникации. Они дают возможность в реальном масштабе времени управлять отдельными подразделениями, группами и даже действиями отдельных военнослужащих независимо от удаленности района боевых действий. С помощью космической разведки оперативно определяются координаты целей, обеспечивается нанесение ударов с привлечением любых средств, в том числе стратегической дальности, т. е. конфликт локальный, а использование военной силы глобально.

Отсюда логичен и замысел американского руководства о переоснащении части стратегических ракет под неядерные заряды. Они должны стать одним из основных средств нанесения глобального удара. В данном случае «глобальный» отражает не масштаб удара, а удаленность средства от цели.

Реализация сценариев современных военных конфликтов связана с активным использованием широкого арсенала средств не только военного, но и гражданского назначения. Последнее не ограничено фазой проведения информационных операций. Как показывает опыт недавних конфликтов на Ближнем Востоке, активное проведение этих операций продолжается и на военной фазе, существенно дополняя возможности военных средств наблюдения, разведки и даже целеуказаний. Так, например, по итогам разгрома вооруженных сил Ирака в марте–апреле 2003 г. Министерство обороны США отметило возрастающую роль космических систем на всех этапах операции, а также комплексное применение военных и коммерческих космических аппаратов в интересах всех видов вооруженных сил.

Так же, как и при проведении операции «Буря в пустыне», активно использовались возможности других государств, в частности израильский «Эрос-1», канадский спутник «Радарсат-1», французские спутники типа «Спот», спутниковые системы связи Великобритании «Скайнет».

Если учитывать действующие доктринальные документы Соединенных Штатов, то даже в ходе локального конфликта не исключается применение не только всего арсенала обычных средств ведения войны, но и – в определенных условиях – ядерного оружия.

Таким образом, в условиях глобализации одной из особенностей локальных конфликтов является широкое и решительное использование государством либо коалицией государств, обладающих превосходящей военной мощью, всего доступного арсенала средств вооруженной борьбы в интересах решения поставленных задач в кратчайшие сроки.

ИНФОРМАЦИОННЫЕ И ТАЙНЫЕ ОПЕРАЦИИ

В современных условиях и в обозримой перспективе все в большей степени будет возрастать роль информационных (в том числе психологических) операций стратегического масштаба. Государства с преобладающей военной мощью в случае возникновения необходимости открыто использовать военную силу должны заблаговременно сформировать благоприятное общественное мнение как в мире, так и у себя «дома», а кроме того создать соответствующую обстановку в стране, против которой планируются военные действия.

Необходимость и важность информационного воздействия на потенциального противника были очевидны всегда. Еще за шесть веков до нашей эры древнекитайский военный теоретик Сунь Цзы в приведенных ниже двух цитатах отразил суть и информационных, и психологических операций.

«Война – это путь обмана… Если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него; вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; если у него силы дружны, разъедини; нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает…» и «Разлагайте все хорошее, что имеется в стране вашего противника; вовлекайте видных представителей вашего противника в преступные предприятия; подрывайте их престиж и выставляйте в нужный момент на позор общественности; используйте сотрудничество с самыми подлыми и гнусными людьми; разжигайте ссоры и столкновения среди граждан вражеской страны; подстрекайте молодежь против стариков; мешайте всеми средствами деятельности правительства; препятствуйте всеми способами оснащению, обеспечению и наведению порядка в армии; сковывайте волю воинов противника бессмысленными песнями и музыкой; обесценивайте все традиции и богов ваших врагов; посылайте женщин легкого поведения, с тем чтобы дополнить дело разложения; будьте щедры на предложения и подарки для покупки информации и сообщников; вообще не экономьте ни на деньгах, ни на обещаниях, так как они приносят богатые дивиденды».

Ранее упомянутый Евгений Месснер расценивал информационную составляющую как четвертую среду военных действий (наряду с сушей, водой и воздушным пространством): «Душа вражеской армии, душа вражеского народа стали важнейшими стратегическими объектами; мобилизация духа собственного народа стала важнейшей задачей верховного стратега. Разложить дух врага и уберечь от разложения свой дух – вот смысл борьбы в четвертом измерении, которое сделалось более важным, чем три прочих измерения».

Несмотря на то что информационная борьба известна с древних времен и имеет бесспорное значение, именно глобализация привела к качественным изменениям в этой сфере.

С одной стороны, процессы глобализации во многом опираются на новые информационные технологии. Последние позволили обеспечить глобальное управление транснациональными процессами в реальном масштабе времени. Необходимые условия для осуществления глобализации возникли в тот момент, когда для глобального управления перестало играть роль то, где находится управляемый объект – на соседней улице или в противоположном полушарии.

С другой стороны, скачок в развитии информационных систем в значительной мере стимулировал потребности самих национальных экономик, вышедших за пределы государственных границ. В итоге появился технологический фундамент реализации идей тысячелетней давности. Противоборство стало включать в себя обеспечение надежности и устойчивости функционирования своей информационной системы, а также способность к дезорганизации и выводу из строя информационной системы противника. Отсюда и появление понятий радиоэлектронной борьбы, киберпространства и кибервойны.

Информационные системы позволили не только обеспечить качественно новый уровень информационного воздействия, но и поднять на иную ступень эффективность боевых средств, а также управление войсками. В целом же вся содержательная часть информационного противоборства, включая и противодействие в киберпространстве, и психологические операции, вошла в понятие «информационные операции».

Особенность информационных операций состоит в том, что они должны проводиться не только в ходе военного конфликта, но и задолго до его возникновения. Так, они могут быть направлены на достижение конечной политической цели противоборства без военного конфликта либо для создания выгодных условий для того, чтобы начать его. Усилия по созданию таких условий прилагаются в двух направлениях – внутри страны и на международной арене в целях формирования общественного мнения, благоприятного по отношению к будущему конфликту.

Практика проведения информационных и психологических операций в конфликтах последних лет показала, что они достаточно эффективны на начальной фазе операции или локального военного конфликта. Если конфликт принимает затяжной характер, то результаты информационной операции могут быть сведены к нулю и, более того, пальма первенства может перейти к обороняющейся стороне, начавшей свою информационную операцию. Подобного рода ситуация сложилась во время агрессии НАТО против Югославии в 1999 г., когда успех альянса на начальной стадии информационной кампании обернулся в последующем поражением и инициатива перешла к югославской стороне.

Очевидно, что победа в информационной войне не гарантирует военного успеха, но ее долгосрочные последствия могут серьезно сказаться на обстановке в будущем. Аналогичный пример – действия России на Кавказе в августе 2008 г. Москва вынужденно, но относительно успешно осуществила операцию по принуждению к миру. Однако с самого начала Россия столкнулась с хорошо организованным и заранее подготовленным противоборством в информационной сфере. В итоге Россия до сих пор вынуждена искать оправдание и доказывать правомерность своих правильных с правовой и моральной точек зрения действий.

Наиболее показательно отношение к информационным аспектам безопасности в военной политике Соединенных Штатов и Китая. США с высоты своего глобального превосходства в информационных технологиях фактически реализуют идеи Сунь Цзы, тогда как КНР пытается подвести современные информационные технологии под идеи своих военных мыслителей прошлого. В этих целях предусматривается широкий спектр конкретных мер по развитию гражданских и военных информационных систем. Такой же цели в значительной мере подчинена космическая политика Китая.

В Америке организация и проведение информационных операций вошли в число первостепенных задач созданного в 2002 г. нового Стратегического командования США (U.S. Strategic Command). В его рамках в июне 2009 г. создано Военное киберкомандование США (U.S. Military Cyber Command).

В свою очередь, в Китае разработана система стимулирования военных кадров по овладению передовыми методами боевого управления с использованием потенциала современных и перспективных информационных систем. Идеи древнекитайских теоретиков о том, как победить противника, не вступая с ним в открытое военное столкновение, востребованы в глобализирующемся мире.

Информационные кампании, став необходимой составляющей современных конфликтов, повысили предсказуемость военных столкновений и создали дополнительные условия для их предотвращения. Борьба за информационное превосходство приходит на смену традиционной гонке вооружений.

Характерный для условий глобализации процесс формирования механизмов, ограничивающих открытое использование военной силы, объективно способствует поиску различных способов проведения тайных операций. Например, с целью подрыва способности вооруженных сил противника к организованному сопротивлению. Так, согласно различным источникам, до начала вторжения на территорию Ирака коалиционных войск во главе с Соединенными Штатами высшее военное руководство Багдада было подкуплено и, что называется, выбыло из игры.

Примером тайной спецоперации может служить и косовский сценарий. Он примечателен тем, что достаточно верно отражает одну из характерных тенденций, связанных с процессами глобализации. Речь идет об усилении роли транснациональных преступных организаций и их взаимосвязи со спецслужбами. Специфика работы спецслужб требует агентурного проникновения в соответствующие структуры. На практике это приводит к определенному стиранию грани между действиями спецслужб и преступных организаций. Уже можно считать общеизвестным тот факт, что спецслужбы США использовали свои возможности для того, чтобы легализовать мафиозные кланы косовских албанцев под вывеской Освободительной армии Косово (ОАК). Мафия и ОАК действовали как единое целое в сфере производства и распространения наркотиков, торговли людьми, организации проституции, сбора «дани» с албанских коммерсантов в других странах мира и т. д. Именно эти деньги использовались для финансирования всей сепаратистской деятельности и сепаратистского лобби за рубежом. Судя по всему, на эти деньги было приобретено и решение о признании независимости Косово.

Результат переплетения деятельности спецслужб и транснациональных преступных группировок может проявляться в террористической деятельности. Террористические акты – один из инструментов борьбы преступных группировок между собой и с теми структурами (в том числе государственными), которые становятся на их пути. За многими террористическими актами стоят отнюдь не идеологические или религиозные, а экономические интересы преступных структур. Отслеживая готовящиеся террористические акты, спецслужбы обязаны их предотвращать, но могут и «не заметить» подготовку некоторых из них в интересах самих спецслужб.

Об усилении деятельности спецслужб говорит создание в 2005 г. в составе ЦРУ Национальной секретной службы, включившей в себя Оперативный директорат, известный ранее как «департамент грязных дел». Прогноз Месснера оправдывается: «грязная война» становится основной частью каждой войны.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ

В современном мире складывается парадоксальная ситуация с ядерным оружием. С одной стороны, его роль как потенциального средства ведения войны снижается (все более очевидны катастрофические последствия). А с другой – возрастает опасность лавинообразного увеличения количества ядерных государств.

Без детализации причины такого положения можно свести к двум основным: несовершенство и частичный демонтаж системы контроля над ядерными вооружениями, сложившейся в период холодной войны, а также сохранение мотивации к обладанию ядерным оружием.

Система контроля над ядерными вооружениями лишилась такого направления, как ограничения в сфере противоракетной обороны, завершился срок действия Договора о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1), Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП) не обеспечен механизмом взаимного контроля, не ставит пределов количеству носителей, оставляет возможность накопления запасов ядерных зарядов.

К подготовке нового российско-американского договора о сокращении стратегических наступательных вооружений, судя по всему, каждая из сторон подходит с разными целями. США, осознав опасность дальнейшего разрушения системы контроля над ядерными вооружениями и с учетом предстоящей в 2010 г. очередной конференции по ядерному нераспространению, рассматривают новый договор с позиции укрепления режима нераспространения при минимальных изменениях в собственном ядерном потенциале. Российская сторона воспринимает договор в первую очередь сквозь призму поддержания стратегической стабильности. При этом суть подхода к данному понятию остается почти неизменной со времен холодной войны. Твердая позиция президентов обеих стран позволит подготовить новый договор, но несовпадение целей договаривающихся сторон не дает основания рассчитывать на его существенный вклад в укрепление режима ядерного нераспространения.

Перспективы неизбежного развития ядерной энергетики и ракетных технологий (освоение космоса превратилось в необходимое условие) создают технологический фундамент для превращения в ракетно-ядерные все большего числа государств.

Сохранение мотивации к обладанию ядерным оружием связано с различными факторами, в том числе и с особенностями нынешнего этапа глобализации.

Во-первых, глобализация существенно влияет на процесс дифференциации государств на очень богатые и могущественные в военном отношении и на очень бедные и слабые, для которых ядерное оружие – один из наименее затратных вариантов защиты от силового давления сверхдержавы и ее союзников.

Во-вторых, отсутствие глобального биполярного противостояния и появление новых «центров силы» обострили соперничество на региональном уровне. Возникновение на региональном уровне ядерных государств может способствовать ядерному соперничеству. Так, например, ядерное оружие у Ирана с большой вероятностью стимулирует к приобретению ядерного статуса Саудовскую Аравию и некоторые другие государства.

Роль ядерного оружия как средства ведения войны для официально признанных ядерных государств минимальна. Им присуще осознание бессмысленности применения ядерного оружия. Каково бы ни было начало ядерного конфликта – одиночный удар или групповой удар тактическим либо стратегическим оружием, переход к массированному применению ядерного оружия практически неизбежен. В то же время запасы ядерного оружия таковы, что последствия будут катастрофическими не только для конфликтующих сторон, но и для всего человечества. Что касается государств, которые обладают или будут обладать единичными запасами ядерных боеприпасов, то они могут решиться на применение ядерного оружия против аналогичного государства либо против государства, не обладающего ядерным оружием, но превосходящего по военной мощи. В этом случае нельзя говорить, что ядерное оружие полностью утратило свою роль в достижении целей военными способами.

В целом же с самого начала своего появления ядерное оружие, в отличие от всех других ранее известных видов вооружения, приобрело главным образом не столько военный, сколько политический потенциал. В современном мире мотивация к обладанию ядерным оружием сохраняется. Совпадение процессов формирования полицентрического миропорядка и опасность лавинообразного распространения ядерного оружия порождают серьезные угрозы безопасности глобального уровня.