Толстой, Достоевский, Чехов, Набоков. Куда вы исчезли?

Как только Нобелевская премия по литературе была совершенно неожиданно присуждена белорусскому автору Светлане Алексиевич, которая пишет «документальные книги», а не романы, давняя дискуссия разгорелась с новой силой. Почему русская литература, заставляющая читателя переживать неповторимый трепет, долгие годы не дарит миру великих писателей? Толстой, Достоевский, Чехов, Набоков. Куда они все исчезли? 

В марте этого года в журнале Foreign Policy вышла статья под заголовком «Умерла ли русская литература?». Это действительно справедливый вопрос, поскольку последним ставшим всемирно известным российским романом был «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, получившего Нобелевскую премию в 1958 году. А грандиозное произведение Александра Солженицына в четырех томах под названием «Архипелаг ГУЛаг» было опубликовано на Западе в 1973 году. В дальнейшем о русской литературе, можно сказать, забыли.   

В статье Foreign Policy также приводилось заявление Владимира Путина. Президент России объявил, что будет делать все возможное, чтобы поднять авторитет и влияние русской литературы в мире. Откровенно говоря, не думаю, что это возможно. При упоминании русской литературы обычно на ум приходит Толстой, Достоевский, Чехов, Гоголь, Пушкин, Набоков, конечно… Иными словами, писатели, которых уже давно нет в живых. Есть, конечно, несколько новых обнаруженных мною имен, но и они давно умерли. Например, Исаак Бабель, рассказы которого я сейчас читаю с большим восхищением, был расстрелян во времена Сталина. Возможность издавать его книги появилась только после смерти этого советского лидера. (Вероятно, я бы и не вспомнила об этом писателе, если бы не книга Элиф Батуман (Elif Batuman) «Одержимые. Путешествие в мир русских книг и тех, кто их читает» и не публикация издательством Can Yayınları собрания сочинений Бабеля.)    

Междуцарствие

Как отнестись к тому, что белорусская писательница Светлана Алексиевич была удостоена Нобелевской премии по литературе в 2015 году? Большинство из нас впервые слышат это имя, удивлены и могут задаваться вопросом: «А доволен ли Путин?» Нет, думаю, Путин не доволен, если учесть оппозиционное отношение Алексиевич к российскому режиму. Скромная писательница, которая призналась, что гладила дома одежду, когда ей позвонили и сообщили о присуждении награды, в дальнейшем заявила: «Я люблю гуманитарный русский мир, но я не люблю мир Лаврентия Берии, Сталина, Сергея Шойгу, Путина». (Напомню, Шойгу сейчас — министр обороны России, Берия — это видная политическая фигура сталинского периода.)

К Алексиевич мы еще вернемся, но главная тема этой статьи — упадок русской литературы, которая заставляла меня, как и многих других читателей, переживать настоящее потрясение, и начало в некотором смысле эпохи «междуцарствия». 

По мнению критика Дмитрия Быкова, беседовавшего с Foreign Policy, проблема — не в отсутствии хороших книг, а в том, что их почти не переводят на другие языки. Его коллега Маша Гессен (Masha Gessen) не согласна с этой точкой зрения, полагая, что литературные произведения современных русских писателей нельзя назвать книгами «мирового уровня». 

Политическая подоплека

Редактор переводческого проекта Рочестерского университета «Three Percent» Чад У. Пост (Chad W. Post) более сдержан в оценках, считая, что проблема — не в писателях и их произведениях, а в сетях распространения. По словам руководителя известного российского издательства «Глас» Наташи Перовой (Natasha Perova), у западных издательств «аллергия» на русскую литературу, и, кроме бестселлеров, их ничего не интересует. 

По мнению переводчика Уилла Эванса (Will Evans), об упадке русской литературы речи не идет. Только в 2013 году на русском языке было напечатано 120 тысяч книг, и с точки зрения издательской деятельности ситуацию не назовешь печальной. Главная проблема заключается в некотором предубеждении и в том, как западные читатели смотрят на русскую литературу. Они ждут от российских писателей революционных, политически акцентированных работ, причем не по стилю, а с точки зрения содержания.

Произведения, оказывающиеся вне этих рамок, им не интересны.     

Нобелевский лауреат и громоотвод трагедии

Тот факт, что Нобелевская премия по литературе была присуждена Светлане Алексиевич, автору таких книг, как «У войны не женское лицо» и «Чернобыльская молитва», потрясает тем, что эта писательница не пишет рассказов, романов, она создает «документальные произведения», используя свой уникальный творческий метод, который она обозначает понятием «коллаж».

Алексиевич дает читателю возможность увидеть всю картину в целом. Слово в своих книгах писательница предоставляет очевидцам таких событий, как Вторая мировая война, советская оккупация Афганистана, Чернобыль. Писатель, который определяет жанр своих произведений как «коллективный роман» и каждый раз говорит о понятии «этика памяти», верит: если мы будем хранить в нашей памяти ужасные события прошлого, мы не повторим былых ошибок. И как Достоевский, который является для нее ориентиром, она слышит еле уловимое, видит еле видимое, замечает еле заметное… Опять же, как Достоевский, она верит, что надежда для всего человечества кроется только в нашем сострадании друг к другу и отвергает месть.   

В книге под названием «У войны не женское лицо», основанной на материалах бесед с женщинами, воевавшими на фронте в годы Второй мировой войны, Алексиевич пишет: «В квартирах и деревенских домах, на улице и в поезде... Я слушаю... Все  больше превращаюсь в одно большое ухо, все время повернутое к другому человеку. Я “читаю” голос...». Было время, когда она хотела отдалиться от человеческой боли и работать в другом жанре. Ведь она как некий «молниеотвод» пропускала через себя все человеческие трагедии. Казалось, еще одна боль, страдание, и она взорвется. Чтобы прийти в ярость, ей достаточно было увидеть ребенка с кровотечением из носа или посмотреть в глаза мертвой рыбы на прилавке магазина. Она зареклась больше не писать о войне. Но не смогла этого сделать.  

«Сострадание не выбирает сторону»

Алексиевич, которая, как и Достоевский, полагает, что «сострадание не выбирает сторону», писала, как одна выжившая в блокаду Ленинграда женщина каждый день носила немецким пленным еду. Даже спустя годы, когда эта женщина видела голодных палестинских беженцев по телевизору, она чувствовала удушье… В книгах Алексиевич состраданием делятся только женщины. Спасают детей-сирот от ужасов Второй мировой войны, ухаживают за жертвами афганской трагедии, лечат своих мужей, пострадавших от радиации при чернобыльской аварии. Автор говорит: «В нашей природе — выступать против войны», — и настаивает на том, что женщины по-другому воспринимают войну. В их рассказах нет героев и невероятных подвигов, там есть боль и сострадание. Это наша общая боль. «И страдают там не только они (люди!), но и земля, и птицы, деревья. Весь земной мир», — пишет автор.   

«Война — порождение мужской природы»

По словам Светланы Алексиевич, документалисты, которые описывали афганскую войну 1979-1989 годов под покровом тайн, лжи, причем все — мужчины, по сути, «торговали небылицами». «Война — порождение мужской природы», — говорит она. У Алексиевич есть книга под названием «Цинковые мальчики». В ней автор пишет о молодых солдатах, тела которых в цинковых гробах отправлялись их семьям, раненых и контуженных на этой войне, тех, кто был вынужден просить милостыню, будучи больше не в силах работать, — в общем, обо всех, чья жизнь разделилась на «до» и «после». Резко критикуя советский период, писательница задается вопросом: разве можно убивать во имя социализма или другой какой-нибудь высокой идеи? Она пишет: «Ни к чему, даже к человеческой жизни, мы не относимся так бережно, как к мифам о самих себе. У нас в подкорку загнано: мы — самые-самые, самые лучшие, самые справедливые, самые честные».