Стреляющий Донбасс

Дмитрий Родионов о своей поездке в охваченные войной республики Новороссии

Жизнь странная штука: если бы не война, неизвестно, когда бы я побывал в Донецке, а тем более – в Луганске. И побывал бы вообще? Но вот мы с коллегой Андреем Ивановым в автобусе «Москва-Ростов». Ненавижу ездить автобусами, но что поделать: он намного дешевле поезда, да и быстрее, что главное. Обыватели едут по своим делам на юг, на юго-запад (для нас бывший украинский юго-восток – юго-запад), на войну едем только мы.

Новошахтинск. Когда-то это был крупный центр угольной промышленности, о чем напоминают редкие терриконы. Дальше наш путь лежит в деревню Алексеево-Тузловка, это, если верить карте, в полусотне километров от Новошахтинска. Именно там, на КПП «Новоборовицы» наш переход согласован с ополченцами Мозгового.

Едем туда больше часа, петляя в полях и лесах. КПП совершенно неприметный: будка погранцов и шлагбаум, никаких знаков нет даже. Не знаешь, что там граница – ни за что не догадаешься и ни за что не найдешь. Именно тут начинаются неприятности. Круглолицый, довольный жизнью майор долго вертит в руках наши документы, наконец, объясняет: это вообще не КПП, здесь проход только для местных жителей с обеих сторон. На наших глазах проходят только с той стороны - беженцы: семья с детьми и священник. Нам уже четко объясняют, что нас не пропустят, разве что по личному распоряжению Бортникова. Оно и понятно: мы потом напишем, как проходили, а с них потом спросят. Боятся они связываться с журналистами.

Ополченцы, которые нас ждут, этого, видимо не учли – в пограничном деле люди новые. Один из ополченцев – здоровенный бородатый мужик в хаки с ручным пулеметом на одном плече и гранатометом на другом выходит посмотреть на нас. Смотрит сочувственно, то ли от того, что нас не пустили, то ли от того, что мы не понимаем, во что суемся. Нам советуют ехать обратно в Новошахтинск и искать другой путь. Снова петляющие проселочные дороги, засеянные поля, леса, рассказы водителя о ситуации с беженцами, обстановке на Украине – тут в приграничной зоне все только об этом и говорят, других тем нет и в ближайшие месяцы явно не будет.

Наконец, добрались до условленного места. Повсюду МЧСовские палатки – поток беженцев не прекращается. Мы идем в противоположном направлении. Разумеется, становимся объектом особого внимания, нас допрашивают: кто, откуда, зачем? К счастью, журналистов пускают без проблем, хотя и предупреждают: назад можете не выйти, неизвестно, кто будет стоять на этом пункте с той стороны уже через пару часов.

Пока стоят ополченцы. Человек, может, пятнадцать. Все с автоматами, некоторые опоясаны пулеметными лентами. И сам КПП представляет собой обычный блокпост: бетонные блоки, ДОТы из них же, мешки (то ли с песком, то ли с углем) и много-много автомобильных покрышек. Особо никого не проверяют. Увидев нас, удивляются, увидев российские паспорта, удивляются еще больше. Но узнав, что мы журналисты, помогают добраться до ближайшего города – останавливают парня на машине, просят подбросить. Тот охотно соглашается – россиянам здесь рады, будь-то хоть журналисты, хоть добровольцы.

Свердловск. Маленький приграничный городок. Приезжаем на автовокзал, ищем, где обменять деньги. Банкоматов нет. Из отделений банков только «Приват» Коломойского и «Ощадбанк». Первый закрыт, во втором нам говорят, что рубли не меняют (видимо, просто нет налички). Смущает курс доллара, который продается дороже, чем евро. В итоге размениваем по грабительскому курсу у таксистов.

Едем в сторону Донецка на стареньком украинском «Еталоне». Идет он ужасно медленно, учитывая кошмарное состояние украинских дорог вне городов (да и в большинстве небольших городков тоже) – поездочка растягивается на весь день, тем более что едем с пересадками, хочется посмотреть те города Луганской области, которые лежат на пути. Вернее, теперь уже Луганской республики - местные постоянно одергивают: ну, какие мы теперь области, какой страны?

Проезжаем Ровеньки, Антрацит, Красный Луч. Везде буквы названий городов при въезде покрашены в цвета российского триколора. Об Украине напоминают разве что желто-синие флажки на стенах и столбах, везде или закрашенные или изуродованные черными свастиками – следы недавней войны граффити на заре «Русской весны». Попадаются и забавные «креативы»: «если мучит ностальгия – чемодан, вокзал, Россия». Слово «Россия» зачеркнуто, вместо него - «Львов». Плакаты и билборды, агитирующие за единую страну и службу в армии, везде оборваны. Зато повсюду наглядная агитация за ЛНР, все еще висят плакаты, призывающие идти на референдум 11 мая и сказать «НЕТ» фашизму.

Отдельного внимания заслуживают блокпосты. Они тут не только на въездах в города, но и на всех основных дорогах. Совершенно разные, где-то самые настоящие бетонные ДОТы с пулеметными гнездами, «отстойники» для проверки машин, «спираль бруно».

А где-то просто баррикады из мешков с песком и кирпичей, автомобильных покрышек. Понятно, что наступающих нацгвардейцев эти сооружения не остановят, но нагромождения деревьев, блоки и сваленная арматура их задержит, подожженные покрышки лишат видимости, выиграют ополченцам время, чтоб если и не нанести противнику урон, то хотя бы успеть отойти и предупредить остальных. В любом случае, на скорости такое препятствие не проскочишь.

Под деревьями возле блокпостов стоят шатры, в которых отдыхает личный состав, кое-где окопы и траншеи. Над всем этим - флаги ЛНР, России, УССР, НОДа, Армии Юго-Востока, флаги городов и просто гигантские георгиевские ленты. Вооружение ополченцев тоже неоднородно. Кое-где у каждого автомат, есть и пулеметы. А кое-где вооружены, чем придется: от музейных раритетов типа СКС до охотничьих ружей, мелкашек и даже духовушек. Ополченцы – совершенно разные люди, которые вряд ли могли еще вчера представить себе, что окажутся вместе с оружием: рабочие, шахтеры, студенты, научные работники, люди из сферы торговли и услуг, даже бизнесмены – всех объединило желание Родину защищать. Кто-то в камуфляже, броннике и армейском «лифчике». А кто-то просто в спортивном костюме или джинсах и куртке.

Ополченцы на блокпостах играют и роль регулировщиков. Собственно, гаишники, тоже попадаются, но их мало. Милиции я вообще не видел – разбежались, как и эсбушники или чиновники. Но жизнь продолжается и без них. На подъездах к крупным городам ополченцы проверяют паспорта у пассажиров автобусов, смотрят прописку. Увидев российский паспорт, расплываются в широченной улыбке и желают «счастливого пути». Впрочем, они всегда улыбаются, испытывают постоянный подъем сил, эйфорию. Война манит своей близостью, пьянит своей доступностью. На войне не до саморефлексии и грусти.

Подъезжаем к Донецку. Наконец-то нормальная дорога, мосты, эстакады. Автовокзал маленький (как потом выясняется, их в городе три), находится на отшибе, ехать в центр – сто гривен. Это много по местным меркам. Зато все остальное в городе необычайно дешево: гостиницы, кафе, проезд. Причем даже в сравнении не с Москвой, а с обычной российской глубинкой. А Донецк всегда считался вторым по уровню жизни городом на Украине.

Центр Донецка. Здание ОГА. Еще совсем недавно здесь, на площади перед зданием, бурлила жизнь, проходили митинги, возвышались баррикады. Сейчас баррикады убраны, в них больше нет нужды. Хотя брусчатка на площади по-прежнему разобрана, из нее по бокам здания выстроены стены с бойницами. Готовились к обороне от правосеков. Теперь защитникам города противостоят гораздо более серьезно вооруженные люди, и цель их не площадь, а весь город, вся республика.

Здание ОГА выглядит немного пустующим, ветер гуляет в кабинетах, развевает вырвавшиеся за окно жалюзи и флаги над козырьком. Кондиционеры не работают. Чиновники, некогда бывшие полновластными хозяевами этого здания, разбежались, но кабинеты не пустуют. Всюду кипит жизнь, туда-сюда по коридорам снуют люди, проходят различные совещания, собрания различных партий и структур. Ораторы, вчерашние обыватели, но с блеском в глазах, характерным для революционеров начала века, горячо спорят о том, как строить новую жизнь в молодой республике. На первом этаже расположился пункт сортировки гуманитарной помощи: продукты, одежда, хозяйственные предметы. Вход в здание охраняют, просят рядом и внутри не фотографировать.

Здание обклеено плакатами и стикерами, стены исписаны граффити. Это явно никого не смущает: сейчас не до этого, сначала нужно дать отпор агрессору, а потом уже налаживать мирную жизнь. Записаться в ополчение можно прямо у входа. При желании можно сразу же отправиться в Славянск на передовую.

Город продолжает жить своей жизнью. Работают коммунальщики, ходят трамваи, троллейбусы, работают фонтаны, причем даже ночью, горят все огни, по берегам очень красивой и ухоженной набережной реки Кальмиус гуляют парочки. В круглосуточном ресторане пьяная молодежь, отмечающая день рождения, горланит в караоке «Рюмка водки на столе». Обычная такая молодежь, ничем не отличающаяся от московской. Они не уехали потому, что не верят, что их город будут бомбить. Если будут – сразу же разбегутся. Одно дело пить-гулять, другое – воевать. Они простые обыватели, потому не в ополчении, но ополченцы сражаются и за их жизни тоже. Что поделать, таков суровый закон войны: слабый веселится, пока сильный его защищает. Глядя на эту молодежь, гуляющих людей по цветущим улицам, трудно поверить, что война совсем рядом. А она совсем рядом – фронт буквально в паре десятков километров. Иногда можно увидеть ополченцев с автоматами. Больше о войне ничего не напоминает. Донецк – очень ухоженный город. Немного лениво-провинциальный, в хорошем смысле слова. Но большой и красивый. Широкие проспекты, огромные площади, величественные памятники, грандиозная глыба «Донбасс-арены», скверы, бульвары, фонтаны, клумбы. Неужели все это разбомбят?