Фигура неумолчания. Герострат XX века

В рубрике «Фигура неумолчания», мы намерены публиковать политические портреты личностей, оказавших влияние (существенное или кардинальное; положительное или отрицательное) на судьбу России в новейшие времена. Это своего рода политическая графика – образы политиков будут изображаться контрастно, как бы в чёрно-белом цвете, но объективно, что называется, по следам, оставленным в истории. Начинаем нашу галерею с фигуры Михаила Горбачёва. Персоны, изрядно «наследившей» в нашем недавнем прошлом.

На Горбачёва в обществе начали обращать пристальное внимание в 83-м. При Андропове. Хотя к этому времени Михаил Сергеевич уже четыре года входил в высшее руководство страны. Говорят, что ему в его карьере и покровительствовал Андропов.

Но редко вспоминают, что уже в 60-е годы его кандидатура дважды рассматривалась на предмет возможной работы в КГБ. Но оба раза отказывались от его использования. В какой-то момент была идея назначить его Генеральным прокурором СССР. И снова было наложено вето.

Как там было точно, нам неизвестно – но как только вставал вопрос об особой проверке, Горбачёв её не проходил.

Кто-то уверяет, что во время войны на оккупированной территории он был замечен в чём-то, что явно порочащим не было, но при пристальном рассмотрении вызвало желание воздержаться от полного доверия к нему.

Кто-то проводит связь между этим обстоятельством и тем, как вёл он себя в отношениях с ФРГ. Даже когда США и Великобритания резко возражали против аншлюса ГДР Западной Германией, Горбачёв поддержал намерения ФРГ.

Известно, что отстранение Хонеккера от власти и последующий переворот в ГДР готовили по поручениям Горбачёва.

Есть данные, что в период его руководства Ставропольским краем у него возникли сложные отношения с первым секретарем ЦК Компартии Грузии. Ставропольский край, по этой версии, стал прибежищем грузинских цеховиков и криминальных авторитетов, борьбу с которыми, возглавив реском партии, развернул Эдуард Шеварднадзе.

Но возможно, всё это и не так. И все эти сведения – лишь отражение той ненависти, которую испытывают к Горбачёву и российское общество, и народы разделённых им республик.

Когда Андропов умирал, ходили слухи, что наследовать ему может либо Горбачёв, который как относительно молодой вызывал определённые позитивные ожидания, либо Черненко, чей возраст вызывал исходно негативное отношение к нему.

После избрания Черненко Горбачёву досталась идеологическая работа. В 84-м году он произвёл на многих впечатление докладом на научно-практической конференции КПСС по вопросам совершенствования развитого социализма.

Там же, кстати, удачно и весьма ярко и интересно выступил и первый секретарь Свердловского обкома КПСС Борис Ельцин. Оба ратовали за дальнейшее поступательное и наступательное развитие социалистического общества.

Когда в марте 85-го Горбачёва избрали Генсеком ЦК КПСС, в обществе действительно было воодушевление. Сначала просто потому, что избрали молодого. В апреле на пленуме ЦК он провозгласил курс на ускорение социально-экономического развития.

Реакция многих была радостной: начинается наступление – «Революция продолжается!» Как пели тогда: «И вновь продолжается бой, И сердцу тревожно в груди… И Ленин – такой молодой, И юный Октябрь впереди!»

Страна готовилась к прорыву в будущее.

Горбачёв поехал в Ленинград – вышел к народу и говорил… Все удивились – после шамкающих речей Брежнева выступал красиво, без бумажки, по делу – и его просили: «Мира в стране и порядка в государстве!»

Он ответил антиалкогольной кампанией. Многие изумились её бредовости, в первую очередь далеко не алкоголики. Но подумали: «Ладно, бывает. Молодой, горячий – занесло поначалу».

А он всё говорил. Всем нравилось. Правда, потом никто не мог вспомнить, про что всё-таки человек говорил. Опытные пропагандисты и лекторы, которые должны были разъяснять его речи, задумчиво сидели, вооружённые ручками, пытаясь в обильном тексте найти смыслы.

Директор завода спрашивал дочь-студентку-комсомолку-отличницу: «Что значит работать по-новому, это как?» Девушка восторженно объясняла. «Но я так всю жизнь жил и работал!» – недоумевал руководитель-орденоносец.

Это был реальный человек. Он погиб потом в Грузии, останавливая развязанный Горбачёвым межнациональный конфликт. Его кровь – как и кровь миллионов человек – на руках Горбачёва.

Бывает такой специфический тип политиков. Те, кто силой обстоятельств получив власть, не знают, как ею распорядиться. Она им нравится. Они купаются в своей значительности. Им даже хочется сделать что-то «великое». Но что – они не знают. И как – они тоже не знают.

Власть для них – не изматывающий труд, а возможность самолюбования. И средство получения почестей.

По сути, Горбачёв – именно такой тип «лидера». Его властный алгоритм – это скольжение. Действия не самостоятельного игрока, а постоянные манёвры между игроками.

Он возвышался как производный от неких отношений, существовавших вне его. Всегда выбирая положение удобного и для одних, и для других.

Это принесло ему власть. Но он не знал, что ему делать с ней. Он получил пост, формально ставивший его в один ряд с титанами прошлого. И хотел быть таким же – но не стал. Потому что не мог.

Он получил право указывать стране направление движения – и не знал, куда указывать. Потому что не умел сам определять цели – он всегда маневрировал между высшими над ним и исполнял цели, поставленные ими. Потому что был плохо образован – его учёба на юрфаке МГУ была типичной учёбой «общественника». За что и ставились соответствующие оценки.

Он не имел творческой силы для постановки целей – за всё время властвования и последующее невозможно в его делах и речах найти ни одной действительно свежей и конструктивной идеи.

Он говорил много, и всё про то, что хорошее – хорошо, а плохое – плохо. Он много наговорил и много написал – вместе с помощниками.

Только с какого места ни читай какую-нибудь «Перестройку и новое мышление», смысл уловить невозможно. Пустословие. Словесная диарея.

Скоро, уже к середине 86-го года, это стало надоедать – и общество, и партия, и аппарат стали требовать каких-то дел. Каких-то решений. Проблем-то действительно накопилось много – и их нужно было решать.

А он – не мог. Для того чтобы вообще что-то решать, ему нужно было иметь тех, между кем ему можно скользить. Нужны чужая схватка, чужое противостояние, чужой конфликт – чтобы оказаться в роли арбитра, «генератора консенсуса».

И он отчасти непроизвольно, а отчасти сознательно провоцировал и порождал конфликты и противостояния.

Он натравливал одних на других – а потом начинал призывать их к соглашению. И приводил к тому, что не устраивало ни одних, ни других.

А когда люди, спровоцированные им на конфликт, обращались к нему за поддержкой, он предавал каждого из них.

Горбачёв может это отрицать, но:

– он санкционировал публикацию статьи Нины Андреевой, а потом разыгрывал возмущение по этому поводу;

– он санкционировал применение армии при разгоне демонстрации в Тбилиси, но заявил, что ничего не знал;

– он санкционировал и поддержал в Литве создание Комитета общественного спасения, штурм телецентра и применение войск зимой 91-го, а потом сказал, что всё было сделано без его ведома, и предал создателей комитета;

– он весной 91-го инициировал попытку смещения Ельцина с поста Председателя Верховного Совета РСФСР и требовал от первого секретаря ЦК КП РСФСР Полозкова и первого секретаря МГК КПСС Прокофьева обеспечить нужное голосование на съезде депутатов РСФСР. Но когда всё было готово, дал Полозкову указание снять этот вопрос с повестки дня. А потом его обвинил в самовольном снятии вопроса;

– он инициировал подготовку введения чрезвычайного положения летом 91-го, дал согласие на создание и действия ГКЧП (по некоторым свидетельствам, именно он предложил и название «Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению» и сам составил список его членов). Однако потом обвинил всех их в своём аресте и попытке переворота.

И всё это делал не потому, что был коварным интриганом, – просто он был политическим и организационным импотентом.

Он затевал интригу – и сам её разрушал в испуге от того, как она развивалась. Но ему всегда нужны были конфликты.

И он всегда разжигал и провоцировал их – умышленно. Чтобы самому смертельно перепугаться ходом развития событий, всех предать и обвинить – и тем самым добиться победы.

Его адвокаты упорно утверждают – не мог один человек разрушить СССР, если бы тот не имел в себе много проблем.

Во-первых, мог. Чем сложнее система – тем больше для нее опасности «от дурака». Самый совершенный лайнер можно разбить, если пилот плох.

Во-вторых, да, в 85-м году страна хотела перемен – развития и динамики. Но не разрушения существующего. Хотела подняться выше того уровня развития, которого она достигла. Но не обрушения ниже того, что имела.

«Перестройка» стоила той крови, к которой она привела? Стоила Карабаха? Ферганы? Абхазии, Осетии, Приднестровья? Стоила миллионов нищих? Стоила вымирания страны со скоростью миллион человек в год?

Та жизнь, дорогу которой проложил Горбачёв, оказалась хуже, чем та, что он сломал.

Показателен им же приводимый рассказ о его действиях в канун ратификации Беловежских соглашений.

По его словам, он сделал всё, чтобы не допустить ни распада страны, ни ратификации этих соглашений. Он даже написал личное письмо каждому депутату каждого Верховного Совета каждой союзной республики, призывая голосовать против.

Горбачёв говорит об этом, как о некоем чуть ли не мужественном поступке. Не понимая, что сам этот поступок может свидетельствовать лишь о его политической профнепригодности, непонимании природы политики.

Потому что получение такого письма могло только стимулировать колеблющихся к тому, чтобы голосовать за ратификацию Беловежья.

Поскольку с неизбежностью воспринималось не как довод, обращённый к разуму, – а как свидетельство бессилия, неспособности и неготовности доказать, что в стране существуют власть и сила, способные принудить к исполнению закона.

Неспособности сохранить государство.

Одно это письмо демонстрировало, что союзная власть не может ни управлять экономическими и политическими процессами в союзном государстве, ни решить вопрос его сохранения через посредничество между республиками или хотя бы через принуждение силой.

Технология разрушения страны в конечном счёте заключалась именно в субъективных и стилистических моментах существовавшего правления и проводимой политики, провоцировавшей центробежные тенденции и сепаратистские тренды.

Был обессмыслен и уничтожен смысловой ответ на то, зачем столь разнообразным народам нужно жить в одной стране. Уничтожен смысл этого совместного существования – причём без создания замещающего его нового.

Была дискредитирована и уничтожена единственная существовавшая политическая структура гражданского общества, связывавшая воедино республики Союза.

Элита была расколота и приведена в такое состояние, когда для её республиканских компонентов разрыв с союзным центром и союзной элитой означал вопрос сохранения её политического и статусного положения.

Было остановлено исполнение государством основных функций.

Сторонники Горбачёва (и выигравшие от им совершённого), не имея доводов в его защиту, понимая, что реабилитировать его в глазах народов СССР и России невозможно, пытаются обратиться к другому арбитру – «международной общественности», которая его любит и ему рукоплещет.

Заодно они пытаются менять координаты его оценки: всё чёрное и подлое, совершённое им, объявить светлым и добрым. Последнее вообще было одним из приёмов «нового мышления».

«Мировое сообщество» чествует Горбачёва. А разве может быть иначе?

Если бы Рейган довёл США до глубокого экономического кризиса, поставил американский строй на грань краха, распустил НАТО, позволил во Франции, Англии, Италии и т. д. прийти к власти коммунистам и установить советскую власть, заодно согласившись на аннексию ФРГ Восточной Германией, мы тоже считали бы его Великим Героем, свершившим мечты нашей юности.

И его юбилеи в Москве отмечали бы с куда большей яркостью, чем это сделали на 80-летие Горбачёва в «Альберт-холле» в Лондоне.

Были две мировые системы, конкурирующие друг с другом. И вдруг лидер одной свою систему и «империю» обрушивает. И сдаёт на пир победителей другой – со всеми богатствами, оружием и ресурсами; понятно, что другая будет воздавать ему почести. В душе презирая: ну не любят люди предателей!

И он до сих пор гордится плодами своих дел – ведь у другого не получилось бы. Очень сложно было разрушить СССР.

Чтобы сжечь храм Артемиды в Эфесе, надо было, чтобы появился Герострат.

Горбачёв – хуже Герострата в тысячи раз. Чтобы прославиться, он уничтожил громадное государство.

И теперь его имя многие люди в течение веков будут произносить с презрением и брезгливостью.