Россия: сильно урезанный СССР

Ностальгия о Советском Союзе заканчивается на разговорах о мигрантах и очередях.

«Русская планета» продолжает публиковать цикл статей о типичном провинциале XXI века. Политический социолог Алексей Рощин, основываясь на своей исследовательской практике, уже проанализировал отношение человека «из-за МКАД» к власти, системе ЖКХ, медицине, правоохранительной системе, бизнесменам, мигрантам, образованию, демократии, криминалитету, церкви, гомосексуализму и СМИ. На этот раз он рассматривает отношение провинции к СССР.

СССР исчез с географических карт уже больше 20 лет назад, однако едва ли можно сказать, что это государство, этот мем, этот бренд канул в Лету и интересен только историкам. Сегодня спросом пользуются майки и футболки с надписью «СССР»; есть у нас даже политическая партия «Рожденные в СССР», которая (в отличие от партии Навального, к примеру) успешно прошла регистрацию в Минюсте РФ и может принимать участие в выборах любого уровня.

Однако действительно ли россияне так уж сильно мучаются ностальгией по ушедшей в прошлое стране?

Сохранившаяся символика

Если смотреть на названия улиц, то в подавляющем количестве городов и поселков страны сложится впечатление, что СССР никуда и не уходил. В городах не только как ни в чем не бывало сохраняются улицы Ленина, Советские, Карла Маркса, но и улицы имени прочих, совсем уж сомнительных деятелей советского периода. Помню, ехал я как-то по Пензе и обратил внимание, что еду не где-нибудь, а по улице Урицкого. Только я предался размышлениям — как же так, ведь Урицкий — чекист, один из организаторов «красного террора», можно ли в наше-то время называть улицы именем террориста? — как маршрутка свернула на другую улицу. Я прочитал ее название — улица Каляева...

А в Самаре одна из центральных (!) улиц до сих пор носит имя Венцека. Помню, гуляя в первый раз по городу, я заинтересовался, что за Венцек такой. Фамилия какая-то не самарская. И обнаружил табличку с пояснениями, бестрепетно сообщившую, что Франциск Венцек — это бывший председатель Самарского ревтрибунала, в 1918 году «растерзанный толпой».

Улица Каляева в городе Павловский Пасад. Фото: сервис Google.maps

Характерно, что российских жителей совсем не смущают улицы родных городов, названные именами террористов и палачей — но лишь в том случае, если они «красные». До сих пор в огромном количестве городов есть улицы Урицкого и Каляева, но ни в одном, насколько мне известно, имени Каннегиссера (человека, застрелившего Урицкого) или Фанни Каплан. Хотя — почему?

Даже там, где какие-то переименования улиц прошли, они, как правило, носят половинчатый, робкий характер. Порой «половинчатый» в буквальном смысле. В Хабаровске одной из старейших улиц в центре города в 1992 году вернули название «улица Муравьева-Амурского», в честь первого губернатора Восточной Сибири, который, собственно, и заложил город. При большевиках эта улица носила название «Карла Маркса». Так вот, переименована была только часть улицы — на переименование всей у реформаторов из горсовета в 1992 году, очевидно, не хватило сил. Поэтому Муравьева-Амурского в Хабаровске и по сей день доходит только до площади Ленина (!), а от него продолжается уже все та же улица Карла Маркса — вот только нумерация домов на Маркса начинается сразу с дома № 35...

В чем же дело? Ответ можно поискать, изучив драматичную эпопею с попытками переименования города Кирова и Кировской области. Как известно, в 90-е годы на этот счет в области проводилось аж два референдума — то есть не в нулевые, когда результаты любого «волеизъявления» были известны заранее, а тогда, когда в подсчете голосов была кое-какая интрига; и оба раза народ бестрепетно отверг поползновения стереть с карты имя большевистского наркома.

Я был в Кирове в начале нулевых и спросил одного местного жителя, почему так. Неужто так сильны коммунистические настроения? Застенчиво улыбаясь, мужичок мне ответил, что дело не в этом. «Просто смотри, как я сейчас говорю: я из Кирова! — мужичок подчеркнул раскатистое „р-р". — Звучит! Солидно! А скажу вот: „Я из Вятки", и как на меня посмотрят? Это ж сразу все решат, что это какая-то глухомань, отсталость... Фу, Вятка! Это ж XIX век!»

В этом, между прочим, возможно, и заключается основная причина глухого, но эффективного сопротивления всем попыткам стереть с карты одиозные имена коммунистических деятелей, которое мы наблюдаем по всей России. Энтузиасты переименований понимают дело просто: надо, мол, вернуть топонимам их старые, «подлинные», то есть дореволюционные имена. Переименование понимается как очищение. В основе такого представления — идея, что всю советскую историю надо представить «яко не бывшую» и начать как бы заново, «с чистого листа», с того места, с которого большевики «увели Россию в сторону».

Вот эта идея и пугает россиян. Они опасаются локально «откатываться» на сто лет назад и символически «начинать все заново», ведь прочие-то страны останутся в XXI веке! «Откат назад» прочно ассоциируется с отсталостью; видимо, поэтому, выбирая из двух зол, россияне предпочитают остаться с Кировыми и Карл-Марксами, но не погружаться обратно в «Вятку». Тем более что у них с годами все сильнее ощущение, что именно в Вятке они и живут.

Премьер Медведев, еще будучи президентом, как-то обмолвился, что «нашему государству больше 20 лет». Его по привычке все подняли на смех — однако факт тот, что самоощущение россиян примерно такое и есть. СССР как бы мертв, а дореволюционная Россия ассоциируется с архаикой и, в общем-то, остается чужой для нынешних поколений.

Как, впрочем, непонятно для большинства и нынешнее 20-летнее государство. Отсутствие собственных, принадлежащих именно этому государству имен — яркий показатель, что оно до сих пор так и не принято, не освоено массовым сознанием.

Геополитическая недокатастрофа

Известна фраза нынешнего президента В. В. Путина, которую он произнес еще на заре своего правления — насчет того, что «Распад СССР — величайшая геополитическая катастрофа». Спорить с таким пониманием не принято, однако действительно ли российские обыватели с этим согласны? Здесь, как и во многих других вопросах, у нашего массового сознания наблюдаются странные раздвоенность и двоемыслие.

С одной стороны, да, по СССР сейчас принято скучать и ностальгировать. С другой стороны, те же обыватели в тех же кухонных разговорах, как правило, всячески возмущаются «нашествием чурок» из Средней Азии и с Кавказа, и становится все более популярной идея введения виз с другими государствами СНГ.

Агитационный плакат 1996 года. Фото: avito.ru

Особенно любопытна в связи с этим судьба идеи давать гражданство России «по запросу» любому бывшему гражданину СССР. Именно в таком виде она была романтически сформулирована в ранние 90-е и долгое время существовала на уровне декларации, правда, обрастая на деле все большими и большими бюрократическими «рогатками». Нетрудно заметить, что в идее «все граждане бывшего СССР — граждане России» как раз и захоронилась тоска по тому же всеохватному СССР, просто под другим названием.

Однако в начале нулевых Путин эту идею тихо похоронил окончательно — и, безусловно, при полной поддержке населения; предложение «давать российское гражданство чуркам» российского обывателя может только взбесить. При этом людей нимало не смущает тот факт, что при СССР, о котором они как бы тоскуют, у всех — у русских, таджиков, азербайджанцев и узбеков — было бы одно и то же гражданство, а уж ни о каких визах и речи бы не могло быть...

Более того: проникновение кавказских джигитов буквально по всей России уже настолько заметно и так сильно ощущается россиянами, что все более популярной становится идея «отделения Кавказа»; другими словами, у значительной части мирных русских обывателей крепнет убеждение, что «геополитическая катастрофа» была все-таки недостаточной мощности, и от «ядра» в виде России отвалились не все куски, каким следовало бы отвалиться.

Страна Лимония

И тем не менее феномен «ностальгии по СССР» действительно наблюдается. Чем дальше, тем больше времена Страны Советов предстают в памяти, а все чаще — в воображении россиян временами почти патриархального покоя. Еще на драматических президентских выборах 1996 года, когда память о подлинном СССР была совсем свежа, могли иметь успех эпатажные антикоммунистические плакаты со слоганом «Купи еды в последний раз»; ныне же подобная агитация, если кому-то придет в голову ее запустить, встретит в лучшем случае недоумение.

Буквально на днях широко разошлись по интернету воспоминания одной старушки-блогерши, отмечавшей, что в советские годы «люди приезжали в Москву не для того, чтобы купить себе что-то — у них продавалось все то же самое, что и в Москве, — а для того, чтобы пообщаться, узнать друг у друга новости в очередях». Многие цитируют это как курьез, но многие уже принимают и за чистую монету. Ведь тем, кто родился в 1991 году, то есть не застал СССР даже в колыбели, сейчас уже 22 года, это уже совершеннолетние даже по европейским меркам. Для них СССР — полностью история, и представления о нем формируются из рассказов родителей и старших.

Тем не менее даже в последние годы партии люди, играющие на, казалось бы, безошибочной карте «ностальгии по СССР», редко когда собирают значимое число голосов. Это тем более странно, что в последние годы в раздувание мифа о «стране Лимонии», то есть о прекрасном, чистом и благополучном Советском Союзе брежневского периода, активно включились центральные телеканалы.

По моим наблюдениям, раздувание «советской ностальгии» имеет довольно четкие пределы, так как всегда натыкается на некий незримо существующий «уровень сопротивления». На вид постсоветский обыватель чрезвычайно податлив любым разговорам о «счастливом советском времени» — слушает, поддакивает и всегда готов приводить дополнительные собственные примеры. Однако при этом представление о чрезвычайной скудости, ограниченности быта и всех возможностей сидит в нем чрезвычайно глубоко. Общее ощущение — человек всегда готов согласиться: «Тогда было лучше, чем сейчас», но при этом как бы всегда про себя добавляет: «Но и тогда было нехорошо».

Если беспристрастно поглядеть вокруг, особенно где-нибудь в Пензе или Кирово-Чепецке, то нетрудно заметить, что в стране построено именно то, что провозглашали реформаторы в 80-х: «социализм с человеческим лицом». То есть страна, по сути, представляет собой урезанный, с сильно подсокращенными амбициями СССР-2. С Комсомольской площади в любом городе по улице Карла Маркса можно прийти на площадь Ленина, во всей стране все руководители состоят в одной партии, но при этом, если напрячься и очень постараться, то на той же улице Карла Маркса можно открыть свою частную парикмахерскую. Или кафе. По сравнению с восьмидесятыми — огромный шаг вперед.

Конечно, никакой твердокаменный коммунист никогда не поверит предыдущему утверждению. Он задаст саркастический и, как он думает, убийственный вопрос: «Если, как вы говорите, у нас тут СССР-2, то почему мы, коммунисты, не у власти?»

Но мы-то с вами понимаем, читатель, что противоречие тут — кажущееся.