Других нас у нас для нас нет, или нереальная реформа милиции

Как быть, если для очистки милиции призывают ее разогнать, но это нереально? Что делать, если чиновники погрязли, но посадить их всех невозможно? На что рассчитывать, если политическая система, по здравому рассмотрению, пригодна только для замены ее целиком, но это некому и неоткуда сделать?

Все части общественного организма больны такой болезнью, которая одновременно является его жизненной функцией. Ампутация отдельных органов почти невероятна с технической точки зрения, но даже если вдруг состоится, проблемы не решит. А ампутация всего организма устранит болезнь вместе с пациентом.

Наращиваясь до предела, вопрос о милицейском произволе обязательно приходит к парадоксальному диагнозу: страну от народа очистить невозможно. Других нас у нас для нас нет. Другой милиции, чиновников, политиков, журналистов - и так далее по рейтингу народной ненависти.

Далее - попытка все-таки найти нехирургические способы.

БАНДИТСКИЙ ПЕТЕРБУРГ VS КУЛЬТУРНАЯ СТОЛИЦА

Одновременно с продвижением Владимира Путина на политический Олимп осуществлялась дъяволизация его малой родины - города Санкт-Петербурга. Долгоиграющий сериал под названием «Бандитский Петербург», говорят, неплохо сделанный, и уж по-любому с хорошей музыкой Игоря Корнелюка, дал новую идентичность нашей Северной Венеции.

Консервативные стереотипы русского мироустройства считают Питер «культурной столицей». Ну, еще «колыбелью революции», но это все же наносное, фанерное. А вот «культурная столица» - вроде бы органично, цепко, автоматически. Включалось, как желудок собаки Павлова при виде лампочки.

Но теперь сыграем во внутренние ассоциации. Питер - это «культурная столица» или «бандитский Петербург»? А примерно одинаково. Равновесно. «Культурная столица» в образе города подвинулась и уступила половину места «бандитскому Петербургу». Пополнение в семействе Ростова-папы и Одессы-мамы.

Все это, повторяю, в пору восхождения сверхновой политической суперзвезды. До сих пор не понимаю, почему Владимир Владимирович допустил эту сдвижку идентичности для своего города в ту пору, когда воспевали всё, связанное с «who is mister Putin». В самом деле, откуда приличней быть родом отцу нации... а теперь еще и ее дяде? Из «культурной столицы» или из «бандитского Петербурга»?

Или начинать думать плохое? Может, нет никакого парадокса, и миф о «питерских» вполне не прочь подпитаться не из кладезя под названием «культурная столица», а из клоаки под названием «бандитский Петербург»? Ну, а что еще думать о таком вопиющем попустительстве? То пылинку со светлого образа национального лидера сдувают всей мощью государственного вентилятора, а то позволяют заляпывать такой номинативной грязью. Куда смотрели Союз кинематографистов и прочая дирекция телевидения?

ИМЯ - ИНСТРУКЦИЯ

Ключевая банальность этой статьи: наименования создают реальность.

Как корабль назовешь, так и полезай в кузов. Почему-то у нас многие наименования - от простых имен до сложных описаний - работают на понижение.

Имена собственные сейчас, конечно, отдалились от их носителей. Но в архаичных культурах имя обязательно содержало инструкцию, в которой прежние заслуги человека определяли его будущее поведение, помогая окружающим понять, как правильно иметь дело с этим человеком. Индейский мальчик Харка Убивший Волка обещал стать храбрым воином. Говорящие имена еще сохраняются порой в прозвищах. Но сейчас имя, конечно, не определяет сущность человека, потому что выбирается из каталога при рождении, а не растет вместе с человеком.

Последний наш индеец с хорошо выращенным именем - Товарищ Леонид Ильич Брежнев, Генеральный Секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, Маршал Советского Союза, Четырежды Герой СССР и Герой Социалистического Труда, Неутомимый Борец За Дело Мира... Может, Владимиру Владимировичу еще имя вырастят. Уже замерцала было инструктивная часть «национальный лидер», но потом ослабили напор. А в целом имена людей из-за скорости социальных процессов сократились и почти утратили волшебные свойства вызывания.

Однако социальные наименования, особенно в больших массивах употребления, безусловно, сохранили эту мистическую функцию называния-вызывания. Называя милиционера ментом, мы вызываем его ментовскую сущность. А теперь вообразим масштаб этого вызывания. Точно так, как «культурная столица» уступила значительную часть мифа «бандитскому Петербургу», так и образ милиционера, в том числе в его собственной голове, сместился в сторону мента. И сразу понятно, что и как ему делать. И он делает. Потому что его имя - это его инструкция. Потому что называние - это вызывание.

ВОТ ТАКОЕ КИНО

И в этом понижающем векторе работает большое количество развернутых социальных наименований и имен-описаний, составляющих огромный массив сложных инструктирующих текстов. Таковы, например, фильмы-инструкции: «Ментовские войны», «Брат» и «Брат-2», «Бригада», «Бумер», «Зона», «Школа» и т. п. Это только лидеры в своих номинациях, рафинад жанра.

Их инструктирующая сила, овладевая массами, становится материальной. Именующим усилием, помноженным на энергию и охват зомбоящика, они создают ту реальность, которую мы, в конце концов, и получаем. Они что-то выборочно отражают, сгущают и возвращают обществу в концентрированном виде. Общество получает концентрат гадости для немедленного применения в быту, последующего нового отражения в зомбоящике, еще большего последующего концентрирования... И так дальше по принципу возгонки уже много лет. Гадость очищается от других ценностных фракций все больше и больше, и этот циклический механизм выпаривания человечности неостановим или даже уже необратим.

Очередной этап убиения человечности разворачивается прямо сейчас. Сериал «Школа» прямо продолжает нормозадающие традиции таких инструктирующих шедевров, как «Ментовские войны», «Зона». Только если НТВ работает по мужскому населению, распространяя там нормы уголовно-милицейского общежития, то «Первый канал» взялся за подростков. Родители негодуют, рейтинг прёт - ура!

Возмущенная публика почему-то спорит с авторами о том, соответствует ли фильм действительности, показывают ли в нем правду. Как будто правдой можно оправдать гадость. Не имеет никакого значения, отражена ли там правда, - оно станет правдой после показа. Теперь дети будут знать, как положено себя вести, имя дано, в нем все прописано.

Кинофильм «Люди, пялящиеся на козлов» для русского массового сознания был адаптирован, конечно же, как «Безумный спецзназ». Особенности восприятия схвачены и навязаны очень точно. Россия все больше становится территорией НТВ.

ЧАСТНО-ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПАРТНЕРСТВО

Массовое вызывание плохого плохое и вызывает. А почему должно быть иначе?

Любопытно, что телевидение, главный генератор социальных наименований, у нас полностью контролируется государством. Казалось бы, чего проще - внедрить правильное называние-вызывание волевым решением. Приукрашивать, наконец, социальную действительность. Вытягивая ее за уши из нечистот.

Но, как тонко подметила Елена Вартанова, телевидение у нас имеет удивительный статус: являясь фактически государственным, действует как коммерческое. И именно эта комбинация обязательно обеспечивает возгонку гадости. Это неизбежно при таком статусе телевидения.

Коммерческая часть его натуры бесконтрольно гонится за рейтингом ради рекламных доходов. Рейтинг лучше всего возбуждается низменными стимулами. Поэтому телекоммерсант, если не имеет специальных моральных ограничений, обязательно должен стремиться в своих аудиторных исканиях вниз - к основанию, к подошве социальной пирамиды. Там чисто геометрически больше зрителей.

Но этот же высокий рейтинг прилипания людей к зомбоящику нужен власти для массированной рекламы своих достижений. Вот и складывается творческий консенсус: телевидению разрешено для коммерческих целей нагонять трафик гадостью, чтобы потом этот же трафик власть использовала для зомбирования. Эффект пропаганды достигается вовсе не цензурой, а тем, что государство выдало телевидению индульгенцию на свободный коммерческий нагон трафика. Взамен государство получает небольшие лицензионные платежи в форме участия в новостном контенте.

Никакого принуждения, всё работает само и работает с радостью, с энтузиазмом, гордясь успешностью. Аналогов этому феномену, скорее всего, нет нигде ни в мире, ни в истории. Геббельсу и не снилось. Ведь есть и еще одна ценность, кроме охвата, - для власти такой аппарат промывки мозгов не только сверхэффективен, но сверхбесплатен. То есть, наверное, еще и отчисляет наверх что-нибудь от рекламных поступлений.

В результате получается удивительный, с эстетической точки зрения, компот. Значительная часть эфира забита низостью и насилием, и во все это инкрустируются новости со светлыми ликами и достижениями. Золото (золото партии) в нечистотах. Хоть бы побрезговали, что ли.

Проблема лишь том, что нынешний коммерческий успех телевидения (как и эффективность пропаганды) обязательно кредитуется будущим моральным здоровьем нации. То есть просто ее будущим.

Однако телевидение, как и милиция, - тоже лишь часть общества, абсолютно встроенная и мотивированная какой-то общей сермяжной неизбежностью. Причина где-то глубже