Свободные девяностые

Т. Фельгенгауэр: Здравствуйте! Это программа «Особое мнение». Меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я сегодня беседую с главным редактором журнала "GQ" Николаем Усковым. Здравствуйте, Николай!

Н. Усков: Здравствуйте!

Т. Фельгенгауэр: Давайте, начнем с обсуждения вашего блога под названием «Свободные девяностые». Запись, которая, наделала очень много шума и у нас на сайте, - не меньше, чем предыдущая про Сталина. Спрашивают: как же так? Как можно писать, что радовались расстрелу Белого дома? Как это мы можем радоваться?

Н. Усков: Ну, я радовался тому, что на самом деле, какая-то неопределенность, которая возникла тогда в нашей истории, была разрешена. И я, честно говоря, как и очень многие мои соотечественники, не видел другого выхода. Более того, люди, которые там засели, - я бы не назвал их парламентариями, потому что там были не только парламентарии, там было очень много просто откровенной шпаны - они вооружались, они распространяли экстремистские лозунги, призывали захватывать всевозможные стратегически важные объекты в городе, вообще, просто стреляли. И, честно говоря, если бы президент Ельцин в тот момент не предпринял решительных мер, я бы, как его избиратель, был бы разочарован. Потому что мне кажется, что от власти, прежде всего, любой человек ждет защиты и безопасности. Когда в течение нескольких дней в Москве происходит неизвестно что в центре города, и не только уже в центре города, - и в Останкино и так далее, возникает ощущение, что власти нет.

Демократия демократией, но мы прекрасно помним те времена. Это был не парламент! Когда произносим прекрасное латинское слово «парламент , мы себе представляем Палату общин и Палату лордов. Это не Палата общин и не Палата лордов! Это какой-то был курултай, вполне себе революционным образом возникший, в свое время выросший из марионеточного Верховного Совета, немножко обуржуазившийся, но тем не менее, это достаточно странное образование. Поэтому, когда речь идет о революции, - а мы, в общем-то, решили революцию делать у нас в стране - то говорить о том, что вот это был парламент, это исполнительная власть, конституционный суд не приходится. Институты все были в стадии оформления, в стадии, на самом деле, притирки друг к другу, и нередко в истории случались подобные эксцессы, когда несколько влиятельных людей не могли договориться, кто из них главный. Это и произошло в 93-м году.

Т. Фельгенгауэр: Палата лордов, в общем, особо и не появилась.

Н. Усков: Ну, я бы сказал, что она не появилась, но это уже другой вопрос. Это вопрос о шаткости парламентаризма в России, о том, что, в принципе, у нас эта традиция только-только начинает формироваться. И как раз, мне кажется, то, каким был Верховный Совет, так называемый «парламент», в 93-м году, хорошо говорит о том, что это не ответственный орган, к сожалению.

Т. Фельгенгауэр: Еще одну цитату приведу из этой записи. «Умоляю, не надо здесь про расстрел Белого дома! Были миллионы умерших от голода». На самом деле, и у нас на сайте, в комментариях к этому блогу, и в вопросах к нашему сегодняшнему эфиру многие обращают внимание на то, что вы так прекрасно жили, как вы описываете - с французским сыром, молдавским вином, что вас крайне расстраивало - это вот в Москве. А Россия это не Москва.

Н. Усков: Безусловно, так. Я совершенно согласен. Я описал свой публичный опыт. Но я достаточно неплохо, как любой человек, интересующийся просто жизнью, информирован о жизни в стране - у меня близкие родственники живут, извините, в Вятке, которая до сих пор убыточный регион, дотационный, и там очень тяжело жить. И вы это очень хорошо знаете, потому что один из радиоведущих «Эха Москвы» является губернатором Вятки - Никита Белых. Там было тоже тяжело. Но, понимаете, а кто сказал, что должно быть легко? Я просто противник иждивенческих настроений.

Мне тоже, думаете, было просто? Зарплата моя был - я сейчас, может быть, путаю какие-то цифры, - но что-то типа 30 долларов. Может быть, 20. Я крутился просто не знаю как, чтобы заработать хоть что-то! Я переводил с трех языков - с латинского, немецкого, английского, читал лекции, вел семинары во всех мыслимых и немыслимых учебных заведениях Москвы. Я подавал заявки на бесконечные гранты зарубежные, слава богу, такая возможность у нас появилась. Это было не просто, но, тем не менее, я не считал, что меня кто-то должен кормить за то, что я, например, кандидат исторических наук или доцент. Я, в принципе, считал, что я должен работать и зарабатывать. Не получать зарплату, не чтобы мне давали - чтобы я брал. Потому что это и есть, собственно, нормальная рыночная ситуация, которой я лично в 90-е годы добивался. Я хотел, чтобы наша страна вышла на этот нормальный цивилизованный путь развития.

Т. Фельгенгауэр: Во многом негативное - я сужу по нашему сайту - реакция на вашу запись. Как вы считаете, это следствие чего? Что-то кто-то кому-то недообъяснил? Кто-то что-то недопонял? Или это привычка к иждивенчеству, о которой вы говорите? Или неспособность воспользоваться свободой?

Н. Усков: Ну, я думаю, все сразу. Наше общество, безусловно, расколото. Следствием любой революции - я подчеркиваю, 90-е были, конечно, такой длительной революцией - является раскол общества. Всегда есть те, кто смогли самореализоваться, кто нашли себя в жизни. И есть люди, которым это не удалось сделать по разным причинам - иногда объективным, иногда абсолютно субъективным. Не хочу считать, что во всем виноваты только печальные обстоятельства.

Возьмем русский список «Форбс». Там москвичей из богатых семей раз-два и обчелся - практически никого нет. Все выходцы из провинции, которые своим трудом, смекалкой, хитростью, уж не знаю, чем, но добились того положения, которое они сейчас имеют. И мы все хорошо знаем, что Фридман, который играл на свадьбах, зарабатывал первые деньги таким образом, хороший мальчик из хорошей семьи. Михаил Прохоров разгружал вагоны, и так далее. Это люди, которые не боялись никакой работы. Я считаю, что те, кто сумели воспользоваться этим историческим шансом... не обязательно заработать деньги, да? Для меня, например, важнее в 90-е было получить доступ к тем книгам, которые были недоступны, ездить за границу, учиться новому, преподавать, в том числе за границей, заниматься исследованиями. Это для меня был невероятный подарок судьбы! А я занимался историей церкви, которой в советское время вообще нельзя было заниматься. То есть, самореализация - это не обязательно деньги.

Самореализация - это делать то, на что тебе судьба дала сегодня шанс. И мне кажется, что, конечно, раскол общества, он связан с тем, что не все были готовы к такому свободному плаванию. Многие привыкли к тому, что их должен кто-то содержать, их должен кто-то опекать. У нас было патерналистское общество, это не удивительно. Многим не повезло, действительно. Такое тоже возможно. Но я уверен, что с годами все больше и больше людей будут понимать, насколько важна была эта эпоха в истории страны.

Т. Фельгенгауэр: А почему они начнут это понимать? Потому что мы сейчас возвращаемся к тому самому патерналистскому обществу? Потому что не будет каких-то свобод, надежд, которые были в 90-е?

Н. Усков: Революция не может длиться бесконечно. Рано или поздно наступит реставрация. Мы живет в эпоху такой реставрации, Правда, мне кажется, она тоже подходит к концу сейчас, и мы вступаем в какую-то новую фазу, которой я еще названия не придумал. Но реставрация неизбежна всегда, и реставрация никогда не бывает полной. Это всегда некий компромисс с теми людьми, которые недовольны революцией. И этот этап необходим обществу, чтобы просто придти в себя, опомниться. Но чем дальше мы будем жить в этих новых условиях, - а реставрация это всегда новые условия, созданные революцией, прежде всего, - тем больше мы привыкнем к мысли, что очень многое в нашей жизни зависит от нас. Это очень важно. Это и есть путь, на самом деле, к гражданскому обществу. Человек начинает с того, что он сам зарабатывает деньги, потом он понимает, что судьба страны зависит тоже лично от него.

Т. Фельгенгауэр: Вы верите в то, что Россия сейчас идет по пути к гражданскому обществу?

Н. Усков: Я полагаю, что, так или иначе, да. Я не считаю, что этот путь расчищен от завалов, что он прямой как Невский проспект, но некое направление задано, безусловно. И задано в 90-е, прежде всего.

Т. Фельгенгауэр: Сергей из Барнаула пишет: «Стартовые условия для всех были в то время не одинаковые. Неприспособившиеся, по вашему, кто? Быдло?»

Н. Усков: Да нет, упаси бог! Я не считаю вообще... Я, например, заметил по комментам к своему посту много очень пренебрежительных слов по поводу, например, челночников. У меня, кстати, в 90-х был приятель - мы вместе занимались верховой ездой - у него мама занималась этим челночным извозом, и я немножко эту ситуацию знал. Потому что периодически то у них бывал дома, то они приходили к нам. Ну, да, они довольно странные люди, они на меня очень непохожи, но это каторжный труд - быть челноком! И ничего позорного, плохого я в этом не вижу. Человек пытался выжить, человек довольно достойно жил в результате. И этот мой приятель, который был историк, как и я, он финансово зависел от своей мамы. Она оплачивала его занятия историей. У нее хватало денег, хватало ума разрешать ему этим заниматься. Она считала, что ребенок должен все-таки заниматься чем-то еще...

Понимаете, это было время, когда, конечно, выстояли сильнейшие, безусловно. Нужно было иметь к этому определенные навыки. Но вот насчет неравных возможностей я бы не говорил. Да, мы не равны по генетическому коду, но вообще-то мы жили все в совке, у всех была примерно одна и та же зарплата. Я из обычной семьи, бедной, и я не считаю, что у меня были какие-то особые условия. Насколько я знаю, опять-таки из списка «Форбс», - моя нынешняя работа позволила мне познакомиться с фигурантами этого замечательного списка - у большинства из них тоже были самые плачевные условия. Вспомните, хотя бы Романа Аркадьевича Абрамовича. Это вообще история в духе Диккенса. Это не Золушка даже - это я не знаю, что! И какие разные возможности? Были разные природные данные, по-видимому. Но так всегда.

Т. Фельгенгауэр: Естественный отбор.

Н. Усков: Да, естественный отбор.

Т. Фельгенгауэр: Смотрите, вы говорите о том, что спустя какое-то время общество придет к пониманию того, что 90-е не были «лихими», а были временем надежды, временем начала нового времени - простите за тавтологию - но кто может помочь тем, кто очень негативно отзывается о вашей записи? Кто может им помочь все это понять? Если они так настроены, откуда придет это понимание? Они прочитают еще три тысячи таких записей? Или им в телевизоре это скажут?

Н. Усков: Ну, не они, так другое поколение - неважно. Здесь зависит от того, как будут думать молодые. Если молодые будут думать... Знаете, что сейчас происходит? Я разговаривал недавно с Рубеном Варданяном - это «Тройка-Диалог» и Михаилом Кушнеровичем. Наш этот разговор выйдет в феврале. Они соучредители школы в Сколково, бизнес-школы, лучше в России на сегодняшний день. Председателем попечительского совета является президент Медведев. И я у них спросил: а зачем вы это все затеяли? Вы потратили кучу денег. Они говорят: нас не устраивает ситуация с мозгами, с молодыми людьми в России.

Молодые люди в России не хотят - как мы хотели в 90-е - начать свое дело. Они хотят попасть на работу в большую корпорацию, государственную или частную, получать зарплату. Они не хотят нести ответственность! И когда я писал этот пост, мной двигало то же, что двигало, наверное, Кушнеровичем и Рубеном Варданяном. Разница в том, что у них больше денег, чем у меня. У меня их вообще нет - у них очень много. Я хотел тоже повлиять как-то на сознание тех людей, которые сейчас вступают в жизнь, хотел объяснить им, наверное, что очень важно не знать свой шесток, - это та логика, которая меня убивает просто - очень важно самостоятельно выбрать этот шесток и решить, что вот это мне нравится, и я хочу там сидеть. Надоест этот - пойду на другой. Важно быть свободным человеком! То, что было в 90-е и что меня воодушевляло тогда, этого сейчас, к сожалению, я почти не вижу.

Т. Фельгенгауэр: Ну, знаете, Михаил Ходорковский тоже пытался что-то делать с молодыми людьми, открывал лицей Кораллово... Только вот чем это все закончилось, все знают.

Н. Усков: Ну, это другая история.

Т. Фельгенгауэр: Попытка воспитать новое поколение, с другим пониманием, она чего будет стоить?

Н. Усков: Посмотрим. Пока что, видите, попечительский совет в Сколково все-таки возглавляет президент. Это совсем другая история, как мне кажется. Мне кажется, что Михаил Ходорковский с российской властью поссорился не из-за программ образовательных, а из-за каких-то других, более серьезных моментов, и тут черт ногу сломит. Но я полагаю, что, конечно, что-то делать с настроением людей сегодня... опять возвращаюсь к патерналистскому сознанию - надо. Потому что именно от этого будет зависеть то, в какой стране будет жить, например, мой сын.

Т. Фельгенгауэр: Вы как новогоднюю ночь проводили?

Н. Усков: Прекрасно! Я был с вашим опять-таки радиоведущим Евгением Киселевым в прекрасной компании. Я совершенно не смотрел телевизор. У нас были разговоры про политику, про женщин, про власть, про то, как он строит дом, потому что Маша, жена Евгения Алексеевича прекрасный декоратор и специалист по дизайну. И был такой очень милый долгий Новый год, потом мы отправились к Марианне Максимовской, ведущей Рен-ТВ и продолжили в том же духе.

Т. Фельгенгауэр: А тем временем вы все пропустили, между прочим. Вот по Первому каналу показывали мультяшных Медведева и Путина, которые распевали частушки. Большинство сходится в том, что было не очень смешно. Но все-таки это была какая-никакая политическая сатира, и юмор в нынешнем нашем состоянии, в нашей стране, именно политический. Он, вообще, в каком состоянии, этот юмор? И о чем говорит то, что пытается как-то кто-то пошутить?

Н. Усков: Ну, юмор, в принципе, его функция общественная, как мне кажется, снимать страх.

И когда мы смеемся над властью, мы в какой-то мере лечим наш страх перед этой властью. То есть, она на самом деле не такая чудовищная, не такая ужасная. А в этом, мне кажется, секрет успеха Андрея Колесникова, его довольно смешных статей про похождения Владимира Владимировича Путина. Иначе я не могу это назвать, именно похождения, - которые нравятся первому лицу, теперь второму. Но, тем не менее, очень нравятся.

Т. Фельгенгауэр: Ну, такой очень добрый юмор.

Н. Усков: Добрый, но это тоже род сатиры. Видимо, такая сатира сейчас разрешена. И мне кажется, вообще самоирония украшает любого человека. Политику труднее всего на нее пойти, потому что он такой важный, такой влиятельный, такой властный.... Тем не менее, самоирония, как мне кажется, еще недооцененный способ привлечь избирателей, привлечь просто электорат. И хотя непонятно, избирает он кого или нет, но он формирует рейтинг. Он формирует некую стабильность власти. И власть, которая с иронией относится к себе, она, как мне кажется, должна вызывать чуть больше уважения у электората.

Т. Фельгенгауэр: У вас какое складывается впечатление - нынешняя власть, она с иронией относится к себе? Или все-таки не очень?

Н. Усков: Раз этот мультик появился в новогоднюю ночь, в одну из самых рейтинговых ночей, самую рейтинговую ночь года, наверное, у власти есть самоирония. Потому что я сомневаюсь, что это некая вылазка, как говорили в сталинские времена.

Т. Фельгенгауэр: Ну, как? Откуда? Какие вылазки в такое время, что вы?

Н. Усков: Это все, я думаю, было 25 тысяч раз согласовано. И наверняка ничего обидного там не осталось по-настоящему. Мне нравится очень формат «Культа личности» на Первом канале, это видимо, оттуда сюжет. Но, характерно, что когда речь заходит о носителях российской высшей власти, то юмор превращается в какую-то свою противоположность. То есть, это выглядит как некая пародия на юмор над первыми лицами страны, КВНовская пародия. Кстати, КВН гораздо смелее почему-то, хотя там тоже согласовывается.

Т. Фельгенгауэр: Что вы, давно ли КВН стал смелым?

Н. Усков: Там достаточно много довольно смелых выходок.

Т. Фельгенгауэр: Если вспомнить КВН тех же 90-х...

Н. Усков: Ну, да. Это было другое. Но мы живем в неком заданном сейчас пространстве. Можно его ругать, можно согласиться с тем, что вот оно такое и есть.

Т. Фельгенгауэр: Можно попытаться как-то изменить ситуацию.

Н. Усков: Ну, если долбить в одну точку, то, наверное, когда-нибудь изменится.

Т. Фельгенгауэр: Вы бы в какую точку долбили, чтобы что-нибудь поменять? Если вы, конечно, хотите каких-то изменений.

Н. Усков: Я очень хочу изменений! Я хочу , чтобы мы все равно, несмотря на все сложности - объективные, субъективные - чтобы мы не забывали о том, что все-таки страна существует не только для того, чтобы периодически ездить в Сан-Тропе на прекрасных яхтах, но все-таки в ней живут еще миллионы людей, которые надеются, что у этой страны есть будущее. Мне хочется, чтобы наши государственные мужи не забывали об этом ни на секунду. Я понимаю, что они заняты многими другими, не менее приятными и не менее важными делами, но тем и отличается государственный человек от негосударственного... Я имею в виду политика, который входит в учебник истории, от политика, который не попадает в учебник истории. Политик, который попадает в учебник истории, каким бы он коррупционером, взяточником, вором и проходимцем ни был, он двигает страну вперед. И таких примеров было масса.

Т. Фельгенгауэр: Мы знаем, как теперь поступают с учебниками истории, Николай.

Н. Усков: рано или поздно, но он все равно будет написан. Уже нормальный, объективный, когда все помрут и никому не будет интересно. Все равно будет написан. И мне кажется, когда люди достигают высшей власти, им нужно вот так встать рядом с портретом прусских правителей и подумать: вот они могут висеть в этой галерее или нет.

Т. Фельгенгауэр: А как вы думаете, Владимир Путин может висеть в этой галерее?

Н. Усков: Ну, то, что время рассудит, это понятно. Может быть. Но кто же знает это сегодня? Сегодня очень трудно сказать, кто достоин там оказаться. Мне кажется, там окажутся те фигуры, которые сделали первые шаги, как Горбачев и Ельцин, просто потому что они сломали систему. Но вот всем последующим надо очень сильно бороться за это место. Потому что все их заслуги, все «сытые нулевые» будут забыты рано или поздно. Что, собственно, произошло? Ничего особенного, просто у нас стало чуть больше денег. Когда через десять лет у нас будет еще больше денег, кто будет вспоминать про «нулевые»?

Т. Фельгенгауэр: Давайте, сейчас прервемся буквально на несколько минут.

Т. Фельгенгауэр: Продолжается программа «Особое мнение», в которой сегодня выступает главный редактор журнала "GQ" Николай Усков. Несколько реплик вдогонку к нашему разговору. Спрашивает наш слушатель: «Вы не задавали себе вопроса - почему так поступает молодежь? Почему не хочет открывать собственное дело, а при первой возможности уезжает на Запад?»

Н. Усков: Здесь трудно жить сейчас. Я где-то видел цифру, что за славное восьмилетие Путина, действительно, может быть, одни из самых счастливых лет нашей истории, было основано только 5 процентов российских компаний, существующих сегодня. Только 5 процентов! При том, что инвестиционных денег было огромное количество. У нас были прекрасные шансы. Просто трудно. По-видимому, ту систему, которую создали, вертикаль власти так называемую, нужно серьезно реформировать. И нужно, конечно же, давать больше возможности личности для самореализации. На самом деле, почему люди не хотят работать, начинать свое дело, а хотят поступать в большие корпорации? Потому что большие корпорации как-то научились улаживать вопросы, что называется. У них есть административный ресурс или они связаны с этим административным ресурсом какими-то договоренностями. А открыть свою пекарню или автозаправку сейчас неизмеримо сложнее, чем в 90-е.

На самом деле, именно малый бизнес есть основа благополучия в любой развитой экономике. У человека должен быть такой шанс! Я понимаю, что это сложно, это не так интересно, как перенаправлять финансовые потоки для власти. Но, тем не менее, я возвращаюсь к своей метафоре про портреты. Всегда стоит подойти к этим портретам, посмотреть на Александра Второго или Петра Великого, и подумать: можешь ли ты рядом с ними висеть?

Т. Фельгенгауэр: А Дмитрий Анатольевич Медведев с его историей модернизации России, он имеет шанс хоть как-то переломить ситуацию?

Н. Усков: Все зависит от дел. Я совершенно, на сто процентов, на двести процентов с ним согласен. Думаю примерно так же. Но нужны дела! Слова правильные все мы умеем говорить. Масса людей, которые научились говорить правильно. Хотелось бы все-таки , чтобы были реальные изменения в стране. Реальные изменения! Чтобы здесь было легче жить. Я даже не говорю «комфортнее», бог с ним, с комфортом! Легче!

Т. Фельгенгауэр: А в чем это будет конкретно проявляться? Вот что произойдет или должно произойти, после чего вы скажете: вот это дело, вот сейчас мне стало легче.

Н. Усков: Ну, мне кажется, что здесь очень много вопросов. И я бы оставил это специалистам и экспертам. Я не занимаюсь бизнесом, мне трудно сказать, что нужно делать...

Т. Фельгенгауэр: Вы как простой гражданин России. Таких очень много.

Н. Усков: Мне кажется, что должна быть очень простая, внятная система с налогообложением. Такая же простая как с налогообложением физических лиц. Да, мы платим очень маленький налог. Может быть, имеет смысл поднять этот налог, сделать его прогрессивным, а за счет этого снизить налоги на бизнес. Может быть, не знаю. Я не специалист. Потому что министр финансов утверждает, что НДС это единственный легкособираемый налог. Я, не будучи специалистом, не могу сказать так ли это. Но то, что я знаю - после введения 13-процентного налога мне, как гражданину, здесь стало жить необыкновенно приятно и легко. У меня всегда было несколько источников доходов, естественно, мне раньше приходилось заполнять какие-то декларации, иногда из-за смехотворных сумм чувствовать себя недобросовестным налогоплательщиком, отстаивать какие-то очереди, куда-то ехать, какие-то бланки, что-то неправильно оформлено... Сейчас это все снято, просто вычитается из зарплаты, сумма эта очень маленькая, смехотворная - подчеркиваю! - сумма в 13 процентов. И платить их легко и приятно. У меня рядом с домом находится какая-то налоговая инспекция, и я, когда проезжаю мимо, вижу все время очереди - 200-300 человек стоят на улице, в любую погоду. Вот когда ты видишь такую очередь, заниматься бизнесом не хочется. Никогда!

Т. Фельгенгауэр: Бизнес - это важная очень составляющая, но то, что касается, действительно, каждого жителя России - это вопрос безопасности. Вы чувствуете себя в безопасности, живя в России?

Н. УСКОВ: В принципе, да. Я бы не сказал, что... Есть угроза терроризма, она существует сейчас во всех странах мира. К сожалению, это не связано никак со способностью власти защитить нас.

Т. Фельгенгауэр: Вы боитесь милиции?

Н. УСКОВ: Ну, я боюсь, в принципе, вообще попасть в какие-либо переделки, в которых участвует российская власть. Я стараюсь в них не попадать. На самом деле, нет. У меня не было ни одного случая, чтобы милиция вела себя неадекватно. Всякий раз, когда меня штрафовали, меня штрафовали за дело. Всякий раз, когда я давал взятку - брали. Сейчас я просто стараюсь не нарушать правила дорожного движения, в принципе.

Т. Фельгенгауэр: Это вы про ГИБДД, скорее.

Н. УСКОВ: А обычный гражданин, в основном, сталкивается с ГИБДД, согласитесь. Если он ездит на машине.

Т. Фельгенгауэр: Или если он случайно не зайдет в супермаркет «Остров», где майор Евсюков стреляет...

Н. Усков: От таких ситуаций, к сожалению, не застрахована ни одна страна мира. Меня, скорее, здесь реакция Пронина больше поразила, чем то, что какой-то майор милиции сошел с ума и стал расстреливать людей. Это, в общем, случается периодически. И в Финляндии недавно так было. Просто у нас вооружена, в основном, только милиция.

Т. Фельгенгауэр: А действия властей, правоохранительных органов в отношении тех, кто пытается устроить какие-то митинги, шествия? Я не говорю сейчас про прокремлевские молодежные движения. Про «несогласных» или про Людмилу Алексееву и ее сторонников, которые каждое 31 число выходят на Труимфальную площадь в защиту 31 статьи Конституции.

Н. Усков: Это позорно! Что тут сказать? Позорно, мелочно. Я вообще не понимаю, зачем власть решила бороться с этим движением. Да, оно достаточно маргинальное, но не представляет никакой угрозы обществу, безопасности этого общества. Мне трудно понять логику действий. Я иногда с Лимоновым разговариваю, - он все-таки мой автор, - и он рассказывает, что милиции уже даже немножко стыдно в этом участвовать. Они не понимают, зачем этот цирк нужен? Почему им нельзя разрешить, если они так этого хотят? Есть Конституция, которая дает право любому человеку выйти на улицу и закричать что-то. Ну, да, надо договориться с властью. Власть это функция регистрационная, уведомительная, почему надо устраивать этот цирк постоянно? Я не знаю. Может быть, для того, чтобы поддерживать какой-то там градус в обществе. Я не понимаю, зачем? Это мелочно и глупо.

Т. Фельгенгауэр: А вы для себя видите ситуацию, когда вы сами выйдете на улицу?

Н. Усков: Наверное, такая ситуация может случиться. Она может случиться. На сегодняшний день мне трудно ее представить. Я выходил на улицу, когда боролся с КПСС, когда был 91 год, 93 год. Но я не выйду на улицу сегодня. Я не вижу какого-то серьезного драматического конфликта общественного, в котором я, гражданин, должен бросить все свои дела и провести пять часов в пикете или демонстрации. Пока не видно ничего в нашем обществе, что бы потребовало от меня такой реакции. Все-таки у меня есть блог, у меня есть журнал, я могу каким-то образом влиять на общественное мнение, не выходя на улицу. Это крайняя, все-таки мера, мне кажется - выйти на улицу. Она мне по-человечески не очень близка. Хотя я понимаю тех людей, которые... Не у всех же есть блоги и журналы.

Т. Фельгенгауэр: Это действительно! На двести процентов с вами соглашусь - не у всех есть журнал "GQ". Вот у нас скоро выборы, и в том числе президентские не за горами. Вы бы на кого сделали ставку? На Путина или на Медведева?

Н. Усков: Бог разберет, - или черт - не знаю. Я вообще не участвую несколько лет уже в выборах, не вижу в этом никакого смысла.

Т. Фельгенгауэр: На президентские-то пойдете?

Н. Усков: Я как раз в президентских и не участвую.

Т. Фельгенгауэр: Хорошо. А на думские?

Н. Усков: Тем более! Зачем?

Т. Фельгенгауэр: А гражданская позиция? Вы же сами мне сейчас весь эфир объясняли: как здорово, что мы можем сами влиять на свою жизнь.

Н. Усков: Да, но не через бюллетень. К счастью, не все в моей жизни контролируется. Выборы контролируются. Вот я влияют во всех остальных аспектах на свою жизнь. Я обладаю свободой передвижения, свободой доступа к информации, свободой самовыражения. У меня очень много свобод, и я сам решаю, как мне жить.

Т. Фельгенгауэр: Вы позволяете себе быть аполитичным.

Н. Усков: Я не аполитичный. Просто я не хочу участвовать в тех акциях, которые на сегодняшний день лишены смысла. Мой голос ничего не меняет. Пардон, я участвовал в региональных выборах, и на моем участке была та же картина, что на всех остальных участках. То есть, я голосовал за «Яблоко», и естественно, победила «Единая Россия». 100 процентов голосов на моем участке! Это было очень смешно.

Т. Фельгенгауэр: Спасибо большое! Напомню, что в «Особом мнении» сегодня выступал Николай Усков, главный редактор журнала "GQ". Спасибо большое, Николай! Всего доброго!