Как должно измениться российское кино?

В начале 2009-го Константин Эрнст со вздохом заметил, что скоро российское кино изменится. Что имел в виду продюсер, щедро месившей солдатушек компьютерными ядрами и гонявший «Мазду» по стенам гостиницы «Космос», в страду кризиса было понятно даже непосвященным: баблосбор на спецэффектах отменяется. Не рискуйте, мол, изыскивайте другие пути, которые «ценою подешевле». Например, берите качеством.

Пророчество Константин Львовича сбылось в полной мере, хотя и несколько запоздало. Так, снятый еще в благодатные времена нефтедолларового потока «Обитаемый остров» был принят зрителями более чем прохладно, и все ухищрения продюсеров, распиливших фильм на две части, не позволили ему даже окупиться (потому, наверное, что картине, помимо спецэффектов, не дурно бы располагать еще и художественными достоинствами). Последующие проекты, где «картинка прямо ах», финансировались уже либо вандербильдами, либо на паях с оными. Самыми очевидными примерами здесь стали «Черная молния» Войтинского (Universal) и «Книга мастеров» Соколовского (Disney). Но если «Молния» вышла на удивление приличным зрелищем (умилительно наивным, ностальгическим, каноническим с точки зрения жанра и при этом новаторским, если учесть, что ранее кинокомиксов в РФ вообще не снимали), то «Книга» столь же удивительно чудовищным - вторичным, ходульным и бесконечно глупым даже для детской сказки.

Дело шло к тому, что образовавшаяся в кинопрокате плешь зарастет либо творчеством бывших квнщиков (что означало бы его окончательную деградацию), либо западным продуктом с редкими перебивками в виде нашего академическим кино (что означало бы возврат в 90-е). Заросло в итоге с обеих сторон, но отсутствие качественных изменений в кинопрокате не означает отсутствия качественных изменений в кино как таковом: то, что кризис породил явление под условным названием «новая русская волна» (НРВ), очевидно уже для всех.

Стилистической особенностью этих копеечных фильмов стало живописание спальных районов, ментовского беспредела, будничной жестокости мещан и свинцовых мерзостей русской жизни. В период, когда Россия перманентно вставала с колен, подобные картины были явно не в жилу. Депрессия - другое дело. Пускай уровень общественного пессимизма имел мало общего с уровнем реальных экономических проблем, но истерика требовала выхода и нашла его в «новой волне».

От оригинального французского явления НРВ отличалась, прежде всего, тем, что пришла не снизу, а сверху. Годар, Трюффо, Шаброль и их единомышленники в других странах (и даже эпохах) сознательно клеймили жанровые и исторические ленты за оторванность от действительности, составляли манифесты, объединялись в артели и с лозунгом «отныне не только послушные дети играют в картинки забавные эти» коллективно бросали вызов «папиному кино».

В нашем случае «папы» атаковали первыми.

«Уровень режиссуры чудовищный», - прогремел Никита Сергеевич Михалков, причем не где-нибудь, а в Госдуме. В тех же стенах его поддержал Станислав Говорухин, после чего подтянулись и другие апологеты большого стиля и патриотического рыка: чаще всего звучало слово «очернительство», чуть реже - «шлак».

Есть мнение, что первопричина подобной «темной» - не стилистические разногласия, а раскол в киноэлите по итогам скандального съезда Союза кинематографистов.

Тем более, в немилость попали и вчерашние любимцы сильных мира кино вроде Серебренникова и Германа-младшего, к «уровню» которых ранее претензий не было. Наконец, никаких общих платформ, единых идеологических концептов и, тем более, единой стилистики у явно разнокалиберных режиссеров НРВ не наблюдается: термин был придуман критикой, а объединяли в него по принципам «за гроши снято» и «их всех Михалков не любит».

Как бы там ни было, триумфаторов и «восходящих звезд» ряда независимых фестивалей (в том числе, западных) зримо отлучили от фестивалей национальных и национальной же кинопремии. Удивительный случай: картины, об «огромном потенциале» которых весь год шумела кинопресса, не представлены ни в одной из основных номинаций «Золотого орла» за исключением актерских. Видимо, киноакадемики и лично Никита Сергеевич здраво рассудили, что в «чудовищном уровне режиссуры» актеры не виноваты, так что нечего их наказывать. Другой вопрос, что в число таких счастливчиков попала и Анна Михалкова за роль в «Сумасшедшей помощи». Попала, безусловно, заслуженно, но папу это вновь характеризует должным образом.

При всем при этом не покидает подозрение, что воюют этот и другие «папы» с ветряными мельницами, а с самими «папами» воевать никто и не собирается. То, что единого фронта «новой волны» нет, лучше всего иллюстрирует как раз та лента, которую кинокритики восприняли «манифестом НРВ» - альманах «Короткое замыкание». Как стилистические, так и качественные различия между его новеллами наглядно доказывают: вся «новая русская волна» - та субъективная реальность, что дана нам исключительно в ощущениях. Одним эти ощущения подсказывают, что фильмы Германа-младшего - это, наверное, гениально, а фильмы Вырыпаева, скорее всего, претенциозное фуфло. Другим, что лучшее в НРВ - это сигаревский «Волчок». Третьим, что «Волчок» как раз позорит НРВ, а восхищаться надо картиной «Сказка про темноту», объясняющей нам явление майора Евсюкова et cetera.

Коли так, речь действительно идет не о борьбе концепций, а о той простой данности, что больших денег для изображения нищеты не требуется, вот и пошла она по кинотеатрам за неимением дураков, готовых финансировать роскошества вроде «Обитаемого острова». Как говаривал тот же Шаброль, «нет никакой волны - одно море».

Но, разоблачая теорию заговора, отрицать очевидное все-таки глупо: кризис породил пусть не единый, пусть разнокалиберный, пусть далекий от идеологии, пусть обусловленный лишь нехваткой средств, но все-таки фронт «нового видения». Некую свежую струю, адептам которой (то, что они действительно рано или поздно найдутся, а не будут назначены, сомнений нет) придется выкручиваться на голом таланте.

Таким образом, угроза тотальной коммерциализации российское кино временно миновала. Пусть даже эти искусственно раздутые «звездные войны» пока имеют куда больше шансов вылиться в банальную «атаку клонов», нежели в «новую надежду».