Чрезвычайно управляемая демократия

С момента появления термина «управляемая демократия» мы с коллегами стали работать над описанием политической механики нашей системы, которую мы назвали чрезмерно управляемой демократией (ЧУД). И хотя мы разделяем точку зрения Дмитрия Медведева о том, что демократии с прилагательными не бывает, нам хотелось бы подчеркнуть две вещи: начальной точкой маршрута была протодемократия времен Бориса Ельцина, а конечной — настоящая демократия. Нынешняя система неустойчива и временна как раз в силу того, что при некотором демократическом декоруме она пытается управлять сверх пределов разумного и допустимого.

Суть чрезмерно управляемой демократии в кратком виде можно сформулировать так.

Схема

Чрезмерно управляемая демократия по Владимира Путину это сильная личная власть лидера, не ограниченная институтами + манипулирование общественным сознанием посредством СМИ + контролируемые выборы. Построенная при Путине система чрезмерно управляемой демократии — это сложная эшелонированная политическая конструкция, позволяющая власти не быть подконтрольной и подотчетной обществу при сохранении видимости демократических процедур. Тремя встроенными в нее уровнями контроля являются: 1) контроль над акторами; 2) контроль над институтами; 3) контроль над правилами игры.

Тремя китами, на которых стоит путинская ЧУД являются: а) мощный институт личной власти (теперь уже не президентской, а премьерско-партийной), гипертрофированно развитый за счет ослабленных или выродившихся остальных институтов и акторов; б) жесткий контроль над СМИ с формированием нужного общественного мнения посредством дозирования, отбора и «правильной» подачи информации; в) контролируемые выборы, используемые исключительно как инструмент легитимации решений, принимаемых властью.

Грядки прорежены

Демократические институты ослабляются и вырождаются. Ключевым условием формирования ЧУД стало ослабление всех демократических институтов, сопровождавшее усиление власти президента, включая парламент и политические партии, судебную власть, бизнес, региональные элиты.

Наиболее многоступенчатым и наглядным этот процесс был в отношении политических партий. Сначала они были посажены на короткий поводок — финансовый и административный. Затем в результате политической инженерии появилось большое количество новых, полностью контролируемых Кремлем партий. Наконец, ряд новых партий были объединены в более крупные проекты с одновременным административным прореживанием «политической грядки» и вытеснением с политической сцены или ликвидацией старых партий. Официально существующие сейчас семь политических партий представляют собой, главным образом, электоральные и имиджевые проекты, нужные Кремлю для получения контроля над парламентами — федеральным и региональными.

Примененная в отношении политических партий тактика (будучи вполне эффективной с утилитарной позиции осуществления контроля над парламентом) разрушительна в отношении основных функций, которые призваны выполнять партии в демократическом обществе. Она включает обеспечение 1) прямой и обратной связи между властями и обществом; 2) конкуренции людей и идей; 3) баланса интересов основных социальных групп при принятии решений; 4) массовой поддержки действий власти; 5) канализации общественной активности в парламентское русло и др.

Субституты

Демократические институты заменяются своими субститутами. Они оказываются не в состоянии в полной мере выполнять свои функции и постепенно вытесняются субститутами, которые не обладают собственной легитимностью и полностью зависят от лидера. В роли субститутов выступают Госсовет и почти полтора десятка консультативных советов при президенте, Совет безопасности, Общественная палата, полпреды президента в федеральных округах и их администрации, общественные приемные. Все они плохи не вообще, а в ситуации, когда от них требуется играть самостоятельную роль.

В отличие от институтов субституты  не могут служить каркасом системы, структурировать ее, обеспечивать стабильность и воспроизводство. Это скорее приводные ремни, дающие лидеру контроль над основными сферами жизни общества. Но помимо лидера не имеющие практически никакого смысла. Важно, что в критические моменты, как, например, при ослаблении президента в момент передачи власти или, скажем, падения рейтинга, подпорки в виде субститутов теряют жесткость, а с ней и способность служить функциональной заменой институтам.

Вертикали и горизонтали

Для ЧУД в легальном пространстве характерно гипертрофированное развитие вертикальных и недоразвитость горизонтальных элементов управленческого каркаса и системы в целом. Характерно ведомственно-корпоративное (отраслевое) и территориальное управление. Вертикализация с ослаблением взаимодействия и координации, осуществляемых едва ли не только на самом верху. К этому привело выстраивание вертикалей власти с единым и единственным их центром при одновременном ослаблении институтов.

Есть, впрочем, и менее формальные сетевые структуры (это иерархизированные сети, имеющие форму пирамид), будь то «чекисты» в самом широком смысле или «питерские чекисты» в более узком. Именно они, а не персонально лидер, осуществляют властные функции, отнятые у институтов.

Когда говорят, что страна управляется не столько правительством, сколько «путинским политбюро», то имеют в виду как раз сетевую структуру, состоящую из ключевых узлов общенациональной сети и узлов ключевых корпоративных сетей. Именно эта сетевая структура, а не официальное правительство и тем более не парламент принимает важнейшие для страны решения.

Примитивизация архитектоники государства

Государство в системе ЧУД большое и при этом слабое. Раньше его архитектонику составляли два главных интегрирующих элемента: партийно-административный, основной, и чекистский, не дававший ему монополизировать власть и «приватизировать» ее, использовать вопреки интересам системы. Теперь первый оказался полностью подчинен второму.

Фактическая ликвидация одного из двух несущих стержней ведет к ослаблению конструкции в целом и резкому ослаблению внешнего контроля за соблюдением правил, особенно опасному в силу правового релятивизма «чекистской» вертикали. Внутренние корпоративные нормы и правила специфической части государственной машины все больше становятся правилами для всей машины.

С идущим ослаблением регионов важность этого конструктивного недостатка системы, проявляющегося теперь на всех иерархических уровнях, усиливается.

Механистичность системы

В такой системе отсутствует гибкость и адаптивность. Вся конструкция власти, каждый элемент которой крепится напрямую к тандему,  является чрезвычайно жесткой и механистичной. Не имея внутри себя относительно самостоятельных подцентров, обладающих некоторой свободой маневра, равно как и системы сдержек и противовесов, она требует постоянного ручного управления и подстройки, тоже осуществляемой в ручном режиме.

Эта конструкция, в силу того, что ее центр тяжести находится на самом верху, потенциально весьма неустойчива и по отношению к внешним воздействиям, и по отношению к внутренним деформациям. Система в целом является весьма сложной, но это сложность не организма, а механической конструкции, практически не способной ни к саморазвитию, ни к саморегулированию.

Нефтяная игла

Падающая эффективность ЧУД компенсируется нефтедолларами. Как могло получиться, что неэффективные или вовсе неработоспособные механизмы и инструменты, входящие в арсенал ЧУД, сохраняются в течение столь долгого времени? Причина в колоссальных, «свалившихся» на страну нефтяных доходах, которые позволяют оплачивать неэффективность и не торопиться с экономическими и прочими реформами. ЧУД в силу своей управленческой неэффективности чрезвычайно ресурсоемка, причем ресурсоемкость эта растет. Необходимое условие создания и поддержания ЧУД, таким образом, не просто высокие, но растущие доходы от продажи сырьевых ресурсов: нефти, газа, металлов.

Стараясь, и не безрезультатно, избежать «голландской болезни» в экономике, страна получила собственную — российскую или даже советскую еще болезнь в политике и организации власти, когда на «нефтяную иглу» садится политическое устройство, пагубная эволюция которого может продолжаться настолько долго, насколько экономические доходы могут покрывать растущие политические издержки.