На войне как на войне

АК, как известно, аббревиатура. Но если для кого-то она означает всемирно известный автомат, то для других – правительственную концепцию, слегка, правда, подзабытую.

В августе 2007 года кабинет министров ФРГ принял так называемую Афганскую концепцию. Согласно этому документу, откорректированному годом спустя, главное для немцев в Афганистане – помочь жителям этой страны воплотить две основные идеи: создать собственные силовые структуры и осуществить гражданские программы. Ни о каких военных действиях на афганском севере, где дислоцировался бундесвер, речи не было.

Но жизнь предложила свой сюжет, усиленный нажимом заокеанского партнера, отвечавшего за южные провинции. Как раз именно три года назад «Талибан» ощутил сильные американские удары в афганское подбрюшье, отчего он стал перемещаться, пока не добрался до севера. Немцы поняли, что запахло жареным, и стали дружно спрашивать власти: мы где, на войне или на стройке? Вопрос был непраздный, поскольку бундесверовец за несколько лет пребывания в Гиндукуше превратился в строителя мостов, складов, школ и больниц. Но власти, включая канцлера, парламент и военное командование, ответа так и не дали.

Потому что, если сказать «на войне», то что ответит общественное мнение? Через 65 лет после Второй мировой войны вторично получить кличку «оккупант» – это будет просто кошмар для немцев. Трудно сказать и «на мирной стройке», потому что уж слишком накладным получается возведение моста через бурную речку. По этой причине немецкий солдат не знает, как себя вести, когда, скажем, к нему, охраняющему строительство школы, подходит, дружелюбно протягивая лепешку, несчастного вида дехканин, под рубищем которого просто не угадываются контуры шахидского пояса. Талиб – он ведь умный, у него униформы нет, поди различи его в кишлаке.

А встречаются среди них вообще виртуозы. Под драным халатом у такого может вполне оказаться автомат Калашникова. Оружие, как известно, безотказное и убойное. Вот и получается встреча двух АК. Концепции и автомата. Теории и практики.

И что тут прикажете делать? Лучше заботиться о безопасности солдат Германии, говорит полковник Райнхольд Роббе – парламентский комиссар, который раз в год представляет депутатам развернутый доклад о том, что творится в вооруженных силах. В том числе и в афганском контингенте. В документе этом чего только на 100 страницах не понаписано. И где какой затвор не сработал, и сколько прождали запчастей для бронемашины DINGO, и в каком подразделении не хватает приборов ночного видения.

Это, конечно, мелочи. Но ведь условия все больше боевые. Немцев вовлекают в бой, пусть местного значения, по обороне полевого лагеря, положим. Но талибские ракеты очень даже настоящие. И если кого-то ранит, не тебя даже, а твоего соседа по палатке, у тебя возникает состояние, которое медики называют посттравматическое стрессовое расстройство.

С таким диагнозом – только в госпиталь. А там дефицит врачей. Читаем официальную справку: из 38 должностей по линии медицинского офицерского состава в психиатрии заняты лишь 22. Только в 2009 году 130 врачей оставили работу в бундесвере. Почему? Потому что никто не учитывает нарастающие нагрузки медиков, а платят им, как и прежде. Спасибо, хоть центры по исследованию стрессовых расстройств открылись. Но где? Не в Афганистане же – на родине, в Германии.

В 2009 году 466 военнослужащих с диагнозом «посттравматическое стрессовое расстройство» прошли курс лечения, в 2008 году их было 245. Налицо удвоение, отмечает полковник Роббе. Причем 90% больных – те, кто служил или служит в Афганистане.

Что-то надо срочно делать, призывает парламентский полковник. Стратегию надо менять. Но как можно менять то, чего не было? Пока спорят политики, жизнь идет своим чередом. Вехой стала ситуация 4 сентября 2009 года. Немецкий полковник Георг Кляйн в ответ на угон талибами цистерн с горючим запросил у американцев подмогу с воздуха, и те отбомбились, отправив на тот свет несколько десятков афганцев, родственники которых сейчас требуют у федерального правительства многомиллиардную компенсацию.

Перемещается война к немцам поближе. И они, которые всегда считали, что главное – интересы и жизнь простых афганцев, вдруг оказались такими же жестокими, как и американцы. 4 сентября немцы фактически сыграли по американским правилам, возможно, не до конца осознавая, чем это грозит.

Все в Афганистане другое: мир, законы, представления о морали. Американцы не слишком на этом зацикливаются. Немцы же, наоборот, принимают это в расчет. Переламывать ситуацию американским рывком означает посеять недоверие и ненависть к пришельцам, которые несут чуждую идеологию, а стало быть, и веру. Это для практически поголовно неграмотного и невежественного населения, для которого деревенский мулла – средоточие мудрости, означает борьбу за веру отцов, а иностранец – тот, кто на эту веру покушается.

Против него у афганца имеется только один убедительный аргумент – автомат Калашникова, сокращенно АК. Значит, все же немецкий солдат на войне?