У модернизации России \"нет картинки\"

Зато налицо гибель промышленности, упадок села и заоблачные прибыли монополий.

Как известно, нынешняя модернизация в истории России далеко не первая. Но все они, начиная с попыток Ивана Грозного внедрить нечто похожее на “магдебургское право” в жизнь российских поселений и кончая Гражданской войной, террором, коллективизацией, принудительной индустриализацией и пр. после революции 1917 г., оканчивались в конце концов неудачей. Почему все же сохранилась Россия — внятного ответа на этот вопрос не знает, наверное, никто до сих пор.

Но она сохранилась. Вопреки, казалось бы, всему. И, может быть, при должном подходе, используя весь накопленный собственный и мировой опыт, на этот раз все-таки есть возможность избежать очередной неудачи?

Возможно, есть. Но столь же возможно, что и нет.

Физики, когда хотят подчеркнуть конечную связанность и взаимодополняемость разнородных процессов, объединяющихся в итоге в нечто целое, говорят: “есть картинка” или, наоборот, если не получается, “нет картинки”. Так вот сегодня в наших же интересах признать, что такой “картинки” модернизации не только экономики, но и всего российского общества нет.

Есть общий вектор: “вперед, а не назад”, есть представление о некоторых политических, экономических, социальных и пр. деталях картины, зачастую даже и не связанных друг с другом. Необходима модернизация? Да, несомненно, необходима. Но как это все сделать? Кроме шумных заклинаний о пользе нанотехнологий, ответа на этот вопрос — как? — по существу нет. И, боюсь, в реальности его пока никто даже и не ищет.

Скажем, как мы можем оживить, разбудить российское общество, преодолеть его апатию и равнодушие без того, чтобы не отстроить действенную систему местного самоуправления?

Какая-никакая, но в пределах Садового кольца демократия у нас уже есть, есть она и на региональном уровне, но ничего похожего хотя бы на уже существовавшее у нас когда-то земство нет. И денег на местном уровне тоже нет. А как же можно без этого рассчитывать на модернизационную активность населения, тем более если почти сто лет его всеми мерами отучали от всякого проявления такой активности? И рассчитывать притом во время, когда цены на все на свете (кроме главного товара — рабочей силы) растут без пощады, а мелкое и среднее предпринимательство за последние 20 лет так, по сути дела, и не сумело поднять голову под давлением бюрократическо-криминального пресса?

Как можно рассчитывать на то, что наши частные и государственно-частные монополии без палки и понукания вдруг бросятся инвестировать достаточно рискованные инновационные проекты, когда им и так хорошо при нынешнем заоблачном уровне их прибыльности?

Среднемировая прибыль на капитал сегодня составляет порядка 9% в год. Наши же монополии привыкли без особых хлопот получать 100—300—500 и более процентов годовой прибыли. Частные нефтедобывающие компании в Саудовской Аравии получают примерно 10% от природной ренты, и они счастливы.

Наши же получают 60—70% и к тому же в растущих масштабах переводят эти средства за границу.

РАО “ЕЭС России” было распродано в частные руки примерно за 1,5—2% реальной стоимости его активов, и одним из первых доказательств ошибочности такой политики стала катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС. Пока нам не удастся согнать уровень прибыльности наших монополий до общепринятого в мире, надеяться на автоматический механизм модернизации российской экономики бесполезно. Но хватит ли у руководства страны смелости и решимости на реформы таких масштабов, без которых, кстати говоря, и проблему инвестиционного голода в стране тоже не решить? Не знаю. Но, может быть, кто-нибудь знает ответ на этот вопрос?

Стране нужна “вторая индустриализация”, ибо около половины ее промышленного потенциала, созданного в советские времена, уже погибло, а вторая половина устаревает такими темпами, что через 7—10 лет погибнет и она (в особенности если страна полностью откроется, вступив в ВТО). Но российский частный капитал, слишком уже ожиревший или, напротив, слишком еще немощный, выполнить задачу “второй индустриализации” только своими силами, без самого активного участия государства, не сможет.

Перед Российским государством стоит, следовательно, не только традиционная задача развития инфраструктуры, но и прямой предпринимательской, инвестиционной деятельности. И начинать надо не с нанотехнологий (при всем к ним уважении), а со всей гаммы потребительских отраслей, составляющих фундамент всякой здоровой экономики во всем мире, включая США и тем более Китай.

И еще вопрос: может ли стратегия модернизации увенчаться в России успехом, если сельское хозяйство страны будет оставаться в его нынешнем бедственном состоянии? Десятки тысяч опустевших деревень, треть, а то и более пахоты, зарастающей лесом, вырезанные две трети поголовья скота, крохотное личное подворье, превратившееся в главного (наряду с импортом) поставщика продукции на рынок… Везде в мире сельское хозяйство выросло на государственных субсидиях, а в Европе еще и на кооперативах чаяновского типа. Интересно бы узнать, долго ли мы еще намерены закрывать на это все глаза?

И, наконец, как долго еще страна намерена подменять нормальное финансирование фундаментальной и прикладной науки, высшего, среднего технического и профтехнического образования псевдоорганизаторской суетой? По распространенным оценкам, фундаментальная наука уже отстала у нас минимум на два поколения, прикладная наука в значительной своей части просто уничтожена, среднее техническое и профтехническое образование либо уничтожено, либо влачит самое жалкое существование.

И в этих условиях мы выдвигаем задачу модернизации всей страны?

Нам, видимо, необходимо усвоить одну простую истину: модернизация возможна, если вся “картинка” сложится в единое целое, где все ее элементы будут тесно переплетены и зависеть друг от друга. Нет такой “волшебной веревочки”, дернув за которую можно получить желаемый эффект. Нет ее, и, несомненно, никогда не будет.