Политреформа в России. Разворот истории

В декабре 2009-го президент Медведев заявил: \"нам необходимо менять экономику и политическую систему\". На первую часть реакций не было: мол, это опять про модернизацию, привыкли уже. А вот вторая вызвала небольшой резонанс. \"Медведев собирается менять политсистему!\" Ловцы \"сигналов\", уже было совсем отчаявшиеся, вновь встрепенулись.

Зря ли?

Проблема-2009

Мы наблюдаем новый виток спора, тянувшегося в течение всего кризисного 2009-го года. Вопрос стоял так: выход из кризиса - политреформа, ведущая к экономическому росту, или модернизация экономики, впоследствии влекущая за собой и политические изменения? Что надо менять в первую очередь - политику или экономику?

На первой точке зрения, как ни странно, настаивали в основном те, кто позиционирует себя как эксперты в сфере экономики и госуправления. \"Коллективный Юргенс-Гонтмахер\". На второй - большинство профессиональных политологов, \"коллективный Павловский-Марков\". Т.е. и те, и другие доказывали, что проблемы лежат не в их профессиональной сфере, а в соседней.

Противостояние адептов базиса и надстройки пока что развивается в соответствии с марксистскими канонами - базис довлеет. Именно модернизация экономики (а не политреформа) объявлена приоритетом N 1 - и в президентской статье \"Россия, вперед!\", и в Послании федеральному собранию.

Логика президентского выбора похожа на ленинскую образца \"Государства и революции\": при нынешнем уровне развития нашей экономики и благосостояния граждан демократизация невозможна - система сама вернет все к исходным. А значит, единственный путь к политическим изменениям - менять сам хозяйственный уклад, обновлять технологии и увеличивать благосостояние большинства граждан. И это - на следующем ходу - создает материальную основу для развития институтов демократии.

Но, кроме президентской статьи и президентского послания, осень 2009-го внесла в летописи еще одно событие. Демарш трех думских фракций, недовольных региональными выборами 11 октября. Как итог - договоренность президента с партийными лидерами вынести вопрос о политсистеме на Госсовет. Тема политреформы, таким образом, никуда не ушла. Да и не могла уйти: любые изменения в экономике всегда имеют политическое измерение (обратное тоже верно). Планируя модернизацию, приходится тщательно продумывать ее сугубо политические аспекты.

Что это значит в практическом смысле? Если предполагается, что политсистему планируется переориентировать на задачу модернизации, внимание, вопрос: а какую задачу она решала до сих пор и решает сегодня? Успешно ли? И годятся ли ее инструменты, ее институты, решающие сегодняшние задачи, для решения задач завтрашних?

Точка отсчета

Что брать за точку отсчета, от которой нужно считать формирование российской политической системы в ее нынешнем виде? Простейший, формальный ответ - конец 1993 года, когда была принята действующая Конституция РФ. Такой ответ неточен: страна на тот момент все еще находилась в острейшей фазе политического кризиса, и новая конституция не сняла тогдашних противоречий, лишь задала им определенные рамки.

Сам же политический кризис берет свое начало в событиях 1989-91 гг, тех же, что привели и к крушению СССР, и к возникновению современной демократической России, в которую оформился самый крупный из получившихся обломков.

Родом из Перестройки две из четырех нынешних парламентских партий - КПРФ и ЛДПР; из нее же - две непарламентских: \"Яблоко\" и \"Правое Дело\", наследующее гайдаровскому \"Выбору России\". Поэтому за точку отсчета будет правильным взять именно Перестройку.

Сфокусируемся еще точнее: 1990-й год - год последнего и самого запоминающегося Съезда народных депутатов СССР. Апогей торжества \"политической свободы\", не ограниченной ничем чистой энергии политики. Энергии той волны, которая смела одну из двух мировых сверхдержав, как песчаный домик.

Прочь от демократии

Именно 1990-й год надлежит признать самым демократическим из демократических 90-х.

Все последующие годы с разных сторон происходили \"наступления\" на демократию.

Не только и не столько со стороны тех или иных \"властей\". Само общество, испугавшись разрушительной стихии всенародной говорильни, постепенно начало движение прочь от тотальной политизации.

С каждым годом все меньше людей хотело - и могло - заниматься \"судьбами страны\". Все больше людей предпочитали заниматься своей собственной, частной судьбой. Миллионные уличные митинги превратились сначала в многотысячные, а потом и вовсе выродились. Парламентские трансляции из общенационального события превратились сначала в заурядные телешоу, а потом - в головную боль руководителей телеканалов, озабоченных низким рейтингом такого рода эфиров.

Если в 1989-м было неприличным не иметь политических взглядов, то к 1999-му, напротив, неприлично стало их иметь. Если в 89-м, не пойдя голосовать на выборы, ты рисковал получить осуждение соседей и знакомых, то к 99-му этим стало модно бравировать. Если в 89-м за общественно-политическими газетами и журналами следили миллионы, то к 99-му тиражи ведущих \"серьезных\" газет зафиксировались на уровне нескольких десятков тысяч (причем нормой стало завышать таковые в выходных данных), а журналы и вовсе превратились в экзотику.

Авторитет действующих политических лидеров - всех без исключения - к тому времени упал ниже плинтуса. Основные политические силы боролись за разного рода \"протестные\" голоса - т.е. голоса тех, кто не \"за\", а \"против\" кого-либо. Президентские выборы 1996-го года были конкуренцией двух \"протестных\" голосований - одни голосовали \"против Ельцина\", другие - \"против коммунистов\". Главной медиазвездой любых выборов был откровенный \"противвсех\" - Жириновский.

Бюрократия точно так же не любила \"политику\" и бежала от нее, как и все остальное общество, составной частью которого она всегда была. Мечта чиновника того времени - найти какой-то способ \"нормально работать без \"всего этого\"\". Настал звездный час такого типажа, как \"крепкий хозяйственник\" - т.е. чистый управленец, педалирующий свою аполитичность и деидеологизированность. Сбор \"крепких хозяйственников\" дал первые прототипы нового сорта политического образования - т.н. \"партии власти\".

Консолидация в пассивности

Главная примета \"партий власти\" образца конца 90-х - это стремление избежать чисто \"политического\" самоопределения. \"Не верьте словам, верьте только делам\" - один из таких способов. Для чиновника присоединение к \"партии власти\" давало возможность самоидентифицироваться в публичном политическом поле, оставаясь при этом политически никаким. Для избирателя, в свою очередь, проголосовать за \"партию власти\" - это сказать: \"пусть начальники решают, им виднее\".

\"Партия власти\", после нескольких неудачных попыток, сумела-таки при Путине оформиться в главную электоральную машину страны. Именно Владимир Путин стал ее коммуникатором с большинством. Фактически, большинство передоверило Путину свое пассивное избирательное право - решать, за какую из партий надо голосовать.

Структурная проблема \"путинского большинства\" в том, что это - пассивное большинство. Большинство абстинентов. Тех, кто \"устал от политики\", в любых формах, и больше ее не хочет. Кто хочет, чтобы была стабильная-власть-без-политики.

Но это же - и ключевая проблема страны в новых реалиях. \"Просто власть\" может быть \"властью-без-политики\"; власть, осуществляющая модернизацию - политическая по определению.

Задача преодоления \"энергодефицита модернизации\" - это задача по превращению \"путинского большинства\" в большинство политическое. Сегодня оно - скорее, напротив, \"антиполитическое\".

Вопрос в том, кто и как сможет осуществить этот транзит.