Гайдаровское время как первый шаг к рыночной экономике

Вчера кто-то очень правильно сказал, что в будущих учебниках истории наше время могут назвать временем гайдаровских реформ. Это если все закончится удачей. Если когда-нибудь в нашей стране не будет комиссии по фальсификации истории, а о либерализации цен будут вспоминать не как о народном бедствии, а как о первом шаге к рыночной экономике.

Если удачи не будет, то Гайдара у нас, видимо, как сейчас в англоязычном мире, будут называть архитектором российского варианта «шоковой терапии». И противопоставлять этот «шоковый» вариант мудрой, постепенной, градуалистской политике Китая, сумевшего стать мастерской мира, все улучшающей и улучшающей качество своих изделий, так и не отменив монополию местной компартии на власть.

Отклики «простых читателей» на форумах и в комментариях ко вчерашним статьям памяти Гайдара в интернете четко показывают, что наше население его не простило. Гайдару ставят в вину приватизацию, утрату вкладов в Сбербанке, полунищенские 1990-е годы. Приплетают почему-то и связь с олигархами.

Логически опровергать мифологическое представление об истории никакого смысла не имеет: миф на то и миф. Но все же. Гайдар не был связан с олигархами, не придумывал позорные «залоговые аукционы». Гиперинфляция начала 1990-х, съевшая вклады, в гораздо большей мере была реакцией на то, что Гайдару не дали сделать, чем на сделанное. При гигантском бюджетном дефиците и прямом кредитовании промышленности Центробанком иначе и быть не могло.

Упреки противников «шоковой терапии» – то есть тех, кто считает, что действия Гайдара в правительстве были терапией, гораздо серьезнее. Но проблема как раз в том, что был шок, а для оказания нормальной терапевтической помощи никакой возможности у наших реформаторов не было. Хорошо, что Гайдар был не только политиком и экономистом, а еще и увлеченным историком, – на множестве примеров он очень четко показал, в какой ситуации находилась в 1992-93 гг. его команда.

К сожалению, за Гайдаром не было той политической машины, которая позволила провести постепенные преобразования во многих странах, от Китая до Польши. Она растворилась, слиняла вместе с СССР. Казавшийся изрядно больным и усталым, но все еще прочным монстр, дуб, с которым бодался теленок, растворился в одночасье. Не было ни государства как монополии на легитимное насилие, ни налоговой системы, – смута, хаос, революция. Всем старым институтам было отказано в доверии – и они исчезли как мираж, как призрачный «Петербург» Андрея Белого. Собственно, предыдущая империя, крах которой предчувствовал Белый, растворилась точно таким же образом, оставив после себя совершенно чистую поляну для большевистских установлений.

Эту ситуацию на множестве исторических аналогий Гайдару в его книгах приходилось показывать (см. законченную осенью книгу «Смуты и институты» http://www.iet.ru) до конца своих дней: не подавая виду, он очень переживал, что отношения общества к действиям, предпринятым им в начале 1990-х, остается негативным. Время и ресурс на постепенные реформы были, например, у Косыгина, – если бы ему дали возможность эти реформы провести. Возможно, не был до конца утерян шанс еще и в середине 1980-х. Но предпринятая Андроповым чекистская «чистка рядов» вместо постепенной либерализации либо экономической, либо политической жизни убила последнюю возможность плавного перехода.

Потом трансформация была возможна уже только через хаос.

Наверное, многое можно было сделать мягче. Конечно, все наши реформы были бы на порядок более успешными, будь порядок действий несколько иным, – сначала реструктуризация промышленности, перевод массивного ВПК и предприятий двойного назначения на «гражданку», а уже затем – освобождение цен и введение полностью конвертируемой валюты. Но это вопросы не к 1991 г., а к первой половине 1980-х. К тем, кто, как нынешнее правительство предпочитал закрывать глаза на необходимость преобразований или говорить о них кулуарно, но очень боялся пойти на необходимые шаги. А чем дольше такие действия откладываются, тем сильнее они потом бьют по голове.

Это, однако, не отменяет простой исторической связи. Случившееся уже в 2000-х и продолжающееся закрепощение страны, формирование авторитарного режима – очевидная реакция на то, что реформы 1990-х не были объяснены, на то, что в их стихийно сложившемся дизайне не были учтены интересы многих социальных групп. В последние годы эти группы активно возвращают утраченные позиции. Теперь видно, что тогдашнее пренебрежение к учету всех интересов будет стоить российскому обществу и экономике множества потерянных лет. Но в 1991 г. не работали даже самые простые механизмы – не то что многоплановые конструкции учета социальных интересов при планировании преобразований.

Все это не означает, что у гайдаровских реформ не было шансов оказаться более «бескровными», менее конфликтными, – такими, которые бы не вызвали мощной «реакции», конца-края которой не видать. Был. Но он, мне кажется, находился за пределами личных возможностей Гайдара.

Шанс этот был предельно прост. Нужно было только, чтобы в различных социальных группах было понимание, что за семьдесят лет жизни в СССР надо заплатить несколькими годами лишений. И что статусы и возможности, поддерживавшиеся Советским Союзом, безвозвратно умерли вместе с ним. Такое понимание могло быть выработано во время перестройки – на его формирование активно работали Александр Яковлев, Тенгиз Абуладзе с его «Покаянием», «Огонек» Виталия Коротича… Эта работа не была доведена до логического завершения, которое сделало бы невозможным восстановление элементов прежнего режима, – она закончилась распадом СССР. А первым российским лидерам было уже не до того, и, видимо, зря. Они строили новое, а не подбивали черту под старым.

В итоге все реформы приходилось готовить и начинать при отсутствии единства, в условиях острой политической борьбы по самым базовым вопросам – включая те, по которым в обществе должно быть согласие. А реформы, ведущие к формированию рыночной экономики, в условиях смуты не могли дать мгновенного эффекта. Их эффект отложенный: потребительский бум 2000-х не могла быть достигнут мгновенно. Сначала должно было вырасти поколение фирм, способных работать в условиях свободных цен, конвертируемой валюты, отсутствия централизованного планирования.

Так что не судите Гайдара. Шоковой терапии в России не было. Был только шок, а терапии не было – и не могло быть. Время терапевтов к моменту прихода Гайдара в правительства закончилось. Шоковую хирургию он провел отлично, но, как все знают, до хирургии дело лучше не доводить.